Шарль Эксбрайя - Не сердитесь, Имоджин Страница 38

В доме царила полнейшая тишина. Должно быть, гости еще крепко спали. Имоджин уже решила снова лечь в постель, как вдруг у нее возникло какое-то странное ощущение, коему, как ни старалась, никак не могла найти название. Будто что-то было не так в ее привычном маленьком мирке. Внезапно ей пришло в голову, что тишина в доме никак не сообразуется с явно дневным освещением. Томимая неясными предчувствиями, Имоджин схватилась за часы и, не веря глазам, приставила их к уху. Четкое «тик-так» с неопровержимостью доказывало: часы совершенно исправны — но показывали они полдвенадцатого дня! Еще никогда в жизни Имоджин не валялась до этого часа в постели! Что подумают о ней Аллан и Нэнси? И почему они не подают никаких признаков жизни?

Чувствуя глубокий стыд от непростительной лени, которая никак не вязалась с ее привычками, Имоджин поспешно накинула халат, с тысячью предосторожностей выскользнула из комнаты, бесшумно прокралась в ванную и со вздохом облегчения заперлась там на ключ. Невзирая на поздний час, она провозилась с утренним туалетом куда дольше обычного — ей все-таки хотелось предстать перед женихом во всем блеске своей несколько увядшей молодости. Помятое отражение в зеркале привело ее в неописуемый ужас: ведь рядом ей постоянно мерещилось гладкое, молодое лицо Аллана. Как ни крути, приходилось признать, что день начинался отнюдь не наилучшим образом, — если, конечно, можно говорить о начале дня, когда уже пробило двенадцать. Тщательно наведя марафет и выбрав платье, которое, на ее взгляд, было более всего к лицу, Имоджин постучалась к Нэнси. Не получив ответа, вошла и обнаружила, что спальня пуста. То же самое разочарование ждало ее и в комнате, отведенной Каннингхэму. Спустившись в сад, она попыталась позвать:

— Алл-а-а-н!.. Нэ-э-н-си-и!..

Но голос ее затерялся в шорохе листвы. Не дождавшись ответа и весьма заинтригованная, Имоджин заглянула на кухню… Ну конечно, зная, что она спит, и не желая нарушать ее отдых после всех утомительных злоключений последних дней, Нэнси с Алланом просто отправились прогуляться. И правильно сделали.

Желая наказать себя за непростительную лень, мисс Мак-Картри решила приготовить гостям сногсшибательный обед — для них, утомленных прогулкой, это будет самый приятный сюрприз, а для нее — самый милый способ извиниться за нерадивость. Вооружившись своей тетрадкой с рецептами, Имоджин погрузилась в изготовление сложного сливового торта, который намеревалась подать после доброго «bubble and squeak»[6] и бараньей лопатки (лопатку эту мясник мистер Натчмори доставил ей на дом лично). Пожалуй, обед получался несколько тяжеловат, но разве истинного шотландца когда-нибудь останавливали подобные мелочи?..

Когда, истекая потом, с растрепанными от усердия волосами, Имоджин наконец завершила приготовления, то с удивлением обнаружила, что уже почти два часа, а Аллан и Нэнси так и не объявились. Вот тут-то она начала по-настоящему беспокоиться. Наплевав на подгорающий торт, пересыхавшую баранью лопатку и превратившуюся в бесформенную массу «bubble and squeak», Имоджин решила подождать еще от силы полчаса. Теперь она уже не сомневалась, что Аллан стал жертвой нападения со стороны мерзавцев, попытавшихся похитить у него документы. И зачем она только послушалась совета этой Нэнси?! А сама Нэнси, что с ней? К стыду своему, Имоджин только сейчас отдала себе отчет, что даже не подумала о бедняжке… В четверть четвертого она отважилась на отчаянный шаг, который весьма дорого ей обошелся, но дальше играть в прятки с реальностью было уже нельзя…

До отправки в «Таймс» разгадки шахматной головоломки у Арчибальда Мак-Клосты оставалось всего двадцать четыре часа. Снова, уже в который раз, расставив фигуры в исходные позиции, он размышлял, изо всех сил напрягая усталый мозг. Тут-то и появился Тайлер, чтобы сообщить, что с ним желает говорить мисс Мак-Картри.

— Нет! Нет! Только не это! — завопил сержант, подскочив, словно его ужалила ядовитая змея.

— Она не такая, как обычно… — настаивал Сэмюель.

— Да будет вам!..

— Да нет, правда, она вся какая-то поникшая, подавленная, прямо на себя не похожа…

— Такого не бывает!

С выражением полной безысходности Мак-Клоста указал на шахматную доску:

— Все будто сговорились помешать мне раскусить этот крепкий орешек!

И тут эта бестолочь Тайлер, совершенно никчемная личность, констеблишко несчастный, взял в руки белого коня, потом слона той же масти, продвинул вперед две черные фигуры и невозмутимо изрек:

— Ну вот, шеф, черные сделали мат в три хода… Теперь-то можно позвать мисс Мак-Картри?

Но Арчи застыл с вытаращенными от изумления глазами и был не в состоянии выдавить из себя ни единого слова. Сэмюель счел, что молчание знак согласия, и отправился за Имоджин. Она — то и вернула шефа полиции в чувство. Увидев прямо перед собой несчастье своей жизни, (Ж мрачно проворчал:

— Значит, явились не запылились!..

— Послушайте, Мак-Клоста, вам тут случайно утром не заявляли ни о каком убийстве?

— Да нет, слава Богу, обошлось… А что, по-вашему, должны были?

— Нет… не знаю… Понятия не имею…

— Может, мисс, вы боитесь конкуренции?

Слишком подавленная, чтобы вступать в пререкания, мисс Мак-Картри дрожащим голосом изложила обстоятельства исчезновения Аллана и Нэнси.

— Ну и ну! Да с чего это вы взяли, что их непременно должны убивать? Ведь нормальные калландерцы — народ совсем не кровожадный, и в прежние времена здесь с гостями обходились по-человечески! Они что, молодые?

— Кто?

— Да этот мистер Каннингхэм с мисс Нанкетт!

— Да, молодые…

— Ну, тогда точно можете не волноваться. Просто милуются себе где-нибудь на природе, вот и потеряли счет времени!

От такой тупости Имоджин чуть было не взорвалась и не принялась объяснять этому идиоту, что они с Алланом теперь соединились на всю оставшуюся жизнь… Но потом подумала — к чему терять время, ведь старому дураку все равно не понять! И предпочла удалиться, напоследок — бедняга полицейский так и не догадался, за что, — еще раз обозвав Арчибальда Мак-Клосту кретином.

Сколько бы она ни делала вид, будто замечание Мак-Клосты насчет Аллана с Нэнси оставило ее совершенно равнодушной, мысль эта прочно засела в голове и доставляла страдания. Поднимаясь к дому, Имоджин постоянно повторяла себе, что Мак-Клоста совсем не знает Каннингхэма и судит о нем как о любом заурядном юноше. Только она одна знает, какой он замечательный! Ну а уж Нэнси!.. Милая Нэнси, которая, жертвуя отпуском, примчалась из Лондона, чтобы помочь подруге, — разве можно заподозрить ее в таком вероломном предательстве?! Чушь, и больше ничего! И хватит морочить себе голову из-за всякой ерунды! А в памяти все-таки всплыло отражение ее собственного лица, каким она увидела его нынче утром в ванной, и ей было трудно не сравнивать эти поблекшие черты со свежим миловидным личиком Нэнси. Предавшись невеселым мыслям, мисс Мак-Картри чуть не сшибла с ног коронера Питера Корнуэя.

— О, мисс Мак-Картри, как я рад вас видеть!

— Как поживаете, мистер Корнуэй?

— Во всяком случае, мисс, намного лучше своих клиентов!

Эта шутка была известна всей округе и уже давно не смешила никого, кроме самого автора. Имоджин кое-как изобразила улыбку и собралась было попрощаться, но коронеру явно хотелось поболтать.

— Что это ваши друзья так быстро от нас уехали?

Шотландка вдруг почувствовала какую-то невероятную слабость — так бывает, когда вот-вот ждешь удара, хоть еще и не знаешь, с какой стороны.

— Какие друзья, мистер Корнуэй?

— Ну, тот молодой человек с той девушкой, вы еще вчера гуляли вместе с ними… Разве они не у вас жили?

— У меня…

— Похоже, жених и невеста, а?

У мисс Мак-Картри возникло малоприятное ощущение, будто кровь застыла в жилах, а сама она превратилась в какое-то каменное изваяние. Питер же, ничего не подозревая, продолжал:

— Я видел, как сегодня утром, часов этак в девять, они вместе садились на эдинбургский поезд. Под ручку, прямо ни дать ни взять парочка влюбленная… Вам нездоровится, мисс?

— Да нет, просто со вчерашнего дня я что-то не в себе… Вы уж извините меня, мистер Корнуэй, но я лучше пойду…

Глядя на удалявшуюся от него неверными шагами Имоджин, озадаченный коронер тоже подумал, уж не унаследовала ли дочка от папаши предосудительную страсть к бутылке…

Как же они посмели так с ней поступить? Значит, посмели… Но почему? Зачем понадобилось так жестоко над ней насмехаться? Что означала вся эта чудовищная игра? Зачем надо было подбрасывать ей в сумку ту любовную записку? Просто потехи ради? Да и то правда, разве может быть что-нибудь потешней старой девы, которая все еще верит в любовь? Нэнси… Ведь Нэнси-то знала о чувствах Имоджин, как же могла она стать сообщницей в этом кошмарном фарсе? Или, может, девушка просто не сумела устоять перед чарами Аллана? Должно быть, теперь ее уже мучает стыд при мысли о своем предательстве… Бедняжка Нэнси…