Анна и Сергей Литвиновы - Ревность волхвов Страница 38

— Туз пик направо. Выиграл Иван.

Горелов глубоко и прерывисто вздохнул.

— Что ж, прощайте, — проговорил он, обращаясь к секундантам, и полез в кабину «Лендровера». Он все-таки хотел покончить собой внутри машины и ее утянуть за собой в пропасть. Словно языческий вождь, которого хоронили вместе с его колесницей. Странно, как он еще не додумался прихватить с собой жену.

Дурной сон продолжался. Я даже не испытывал ни малейшей радости от того, что победил. От того, что остаюсь в живых.

— Стой! — Иннокентий схватил Петра за рукав.

Тот молча отшвырнул его руку и залез-таки в кабину.

— Подождите, Петя, может быть, хватит? — морщась, проговорил Родион. — Подурачились, и будет. Мы все верим, что вы готовы идти до конца. Но давайте на этом остановимся.

Я не промолвил ни слова. Не буду я уговаривать этого шизофреника.

Дверь в «Лендровер» была открыта, бухгалтер вцепился в руку Горелова и начал вытаскивать его наружу.

Иннокентий был ниже Петра ростом, но гораздо плотнее и, похоже, сильнее.

Ему удалось выдернуть Горелова из кабины, и оба, не удержавшись на ногах, повалились на снег.

Интересно, кто-нибудь из них цеплялся бы за меня с той же силой, когда бы пиковый туз выпал мне? И если бы мне пришлось лететь в пропасть? Я вдруг почувствовал жгучую обиду.

На языке у меня вертелось нечто презрительное в адрес Горелова, вроде: «Хорошо устраивать дуэли, когда в последний момент друзья вытащат тебя из пропасти».

Но я удержался, не сказал. И хорошо, что не сказал.

Потому что тут Петя вдруг вырвался из железных объятий Кена. Вскочил на ноги. Бросился к краю пропасти. И — не успел Иннокентий его догнать, не успели мы с Родионом ему помешать — ухнул вниз.

Что было потом?

Мы ахнули. Сердце у меня оборвалось. Дурной абсурдный сон все-таки обернулся не фарсом — трагедией. Мы втроем кинулись к краю площадки. Мне показалось, что я услышал, как ударилось о камни упавшее тело. Сквозь туман не было не видно ни зги.

— Петя! — отчаянно крикнул Родион. Молчание было ему ответом.

Белая пелена сгустилась. Мы с трудом видели собственные вытянутые руки. Но наши голоса слышались хорошо, и мы вопили в кромешном белом облаке: «Петя! Петя! Петя!»

Никто не отвечал. Горелов убился о скалы? Или он лежит там, внизу, весь переломанный, истекая кровью?

— Надо звонить в полицию. И в «Скорую», — молвил Иннокентий.

— Все равно они ничего до утра не сделают, — возразил Родион.

Я ничего не отвечал, потрясенный. Боже, неужели из-за меня только что погиб человек?

Я осел на снег и закрыл лицо руками.

Сквозь странный шум в ушах я слышал, как Сыромятский командует. Краем сознания я отметил, что голос у него тихий, но властный, обладатель его привык, чтобы ему подчинялись.

— Иннокентий, делать нам здесь нечего. Мы с вами едем домой, объявим вдове о трагическом происшествии. А вы, Иван, езжайте в поселок, в полицию. — Он тронул меня за плечо. — Вы слышите меня, Иван?

Я поднялся на ноги.

— Да, я все понял. Хорошо.

Я готов был поехать куда угодно, лишь бы не сообщать своей случайной любовнице, что ее муж погиб.

— И давайте договоримся, — своим внушительным голосом продолжил Родион. — Никакой дуэли не было. И никакого самоубийства — тоже. Просто человек из молодечества решил постоять на краю. И — сорвался. Наша версия, конечно, хромает, но если мы, все трое, станем долдонить одно и то же, я думаю, финская полиция поверит.

«Но вот поверит ли Женя?..» — пронеслось в моей голове.

— А его письмо? — тут спохватился я.

Родион достал из кармана пуховика листок. Без стеснения развернул, зачитал вслух:

Милая моя Женя!

Я ухожу, ухожу навсегда.

Прости меня за все.

А я тебя… Я тебя тоже за все простил.

Несмотря ни на что, по-прежнему любящий тебя

ПГ

У меня перехватило дыхание, и я впервые отчетливо понял, что все происшедшее — не сон.

Смерть случилась всерьез.

Но сейчас я гнал от себя мысль, что повинен в гибели Петра. Не время заморачиваться. У меня еще будут часы, дни и недели, и ночи без сна — для того, чтобы помучиться угрызениями совести.

Мы расселись по машинам и очень осторожно поехали в тумане вниз с горы.

…В крошечном полицейском участке я сделал заявление о несчастном случае — все тому же комиссару Кууттанену. Видимо, финский товарищ засиделся на работе, расследуя дело об убийстве Вадима. Когда я рассказал ему о несчастье, бесстрастное лицо комиссара на миг приобрело укоризненное выражение. Оно как бы говорило: «Все время с вами, русскими, что-то случается». Однако эта мина скоро сменилась обычной непроницаемостью.

Наш с Кууттаненом английский оказался одинаково хорош (или плох), чтобы довести до его сведения происшедшее, но не суметь поведать о нюансах. Полицейский сказал, что туман не рассеется до утра. Вертолеты, снегоходы — в такую погоду все бесполезно. А завтра они начнут искать «вашего друга». Он так и выразился, тактичный наш Кууттанен: не «тело», не «труп», а «вашего друга».

Но сути дела это не меняло. Ужасно, если Петька разбился не насмерть и до сих пор валяется там, среди скал, истекая кровью…

…Я вернулся домой в препоганом настроении. На крыльце нашего домика меня поджидала Леся.

Первыми ее словами, обращенными ко мне, были:

— Хочешь выпить?

Как раз в выпивке я нуждался в тот момент более всего на свете.

Она протянула мне фляжку. В ней оказался коньяк. Хороший, на уровне «Мартеля» или даже «Хеннеси».

— Мой «энзэ», — заметила девушка.

Я сделал пару мощных глотков и вернул ей баклагу.

— Пей еще, — молвила она. — Тебе надо.

— Откуда ты знаешь, что надо?

— Догадываюсь.

Я еще два-три раза приложился к фляжке. А когда в голове у меня благодатно зашумело, предложил:

— Слушай, пойдем погуляем? Не хочу больше никого видеть, кроме тебя.

Девушка согласилась, и мы отправились по дороге, мимо безмолвных пустых коттеджей. Повалил густой снег, и крупные хлопья падали нам на куртки, капюшоны, лица. На плечах вырастали белые погоны.

Не знаю почему, но я рассказал Лесе все. Начал, правда, с нейтрального: что Сашка пытался шантажировать Горелова. Но потом перескочил на злосчастный эпизод, как я переспал с Женькой. А она в ту ночь зачем-то пыталась заложить мне своего мужа…

И, наконец, поведал про нашу сегодняшнюю дуэль с Петром. И про то, как он погиб.

— Ну, что ты с ней переспал, я догадалась сразу, — отмахнулась девушка. — Да и неинтересно мне это. А вот вся остальная информация заслуживает внимания.

— Знаешь, у мужчин так бывает, — глубокомысленно промолвил я. Коньяк здорово снес мне крышу. — Любишь одну, а спишь совсем с другой. И это ничего не значит.

— Не морочь голову, — отрезала Леся. — Ни себе, ни мне.

…Мы расстались у крыльца моего домика (девушка меня проводила!). Она стряхнула варежкой (той самой, что я ей подарил на оленьей ферме) снег с моих плеч. Ласково сказала:

— Бедный ты, бедный. Ты совсем запутался. Ну, иди спи. Утро вечера мудренее…

…Утром мудренее не стало. Я опять проснулся в чертову рань — около семи, когда в домике все еще спали, а чернота за окнами была совершенно непроглядной. За окном густой пеленой продолжал валить снег. Судя по тому, что моя машина оказалась усыпана едва ли не десятисантиметровой белой подушкой, снег шел всю ночь. Я устроился в гостиной и стал — хоть не очень хотелось — записывать события вчерашнего дня, пятого января.

Сегодня Сочельник. Что, интересно, готовит нам нынешний день, канун прекрасного праздника Рождества?

6 января

За весь сегодняшний день тела Пети так и не нашли. Туман не рассеялся, и по-прежнему валил снег. Под горой, как заявил нам Кууттанен, работают две группы полицейских и спасателей, по десять человек каждая.

С утра мы поехали на место трагедии вместе с Лесей — в моей машине. С той самой обзорной площадки, на которой произошла дуэль, мы не смогли разобрать ничего. Что творится внизу? Где спасатели? Полицейские? Скалы? Речка? Валуны?.. Все тонуло в косо летящих белых хлопьях.

— Как ты думаешь: Вадима и правда убил Горелов? — спросил я девушку, когда мы ехали обратно.

— Очень похоже… У него имелись мощные мотивы, даже сразу несколько: ревность, честолюбие, деньги… Плюс вел он себя неадекватно… Жизнь покончил самоубийством…

— У нас была дуэль, — напомнил я.

Леся помотала головой и убежденно сказала:

— По сути, это не что иное, как его самоубийство. Выпади туз тебе, ты бы прыгать не стал.

— Да, наверно. Я не идиот.

А девушка продолжила:

— Я должна еще раз допросить Саню. Действительно ли он видел Горелова, который выходил из домика сразу после убийства?

— Интересно, кстати, сообщил ли он об этом Кууттанену? — встрял я.