Барбара Вайн - Пятьдесят оттенков темноты Страница 39

Они с моим отцом никогда не ладили. Он ее недолюбливал. И даже был близок к тому, чтобы признаться: он обижается на нее за то, что Хелен лучше обеспечена и занимает более высокое положение в обществе, чем дети моего дедушки от второго брака. На его отношение никак не влиял тот факт, что Хелен приобрела все это потому, что от нее отказался родной отец. Слишком манерная, все время повторял он. Однако до открытой ссоры дело никогда не доходило. Хелен написала ему, спрашивая, не возражает ли он против устройства свадебного торжества Иден в ее доме, и в этом же письме упомянула о разрыве между Верой и Джеральдом.

Отец, по крайней мере, был в курсе, что Иден собирается замуж за Тони Пирмейна. Ему сказали, но в самую последнюю минуту. Вечером позвонила Иден, а утром новость появилась в «Таймс». Разумеется, Иден стеснялась сказать потому, что это был Тони — несмотря на то, что в глазах брата он должен выглядеть более чем подходящим женихом, большой удачей и все такое, — а не Чед Хемнер. Мой отец искренне не понимал подобных вещей и вел себя так, словно человеческие существа по природе своей моногамны и образ единственного партнера навеки отпечатывается в их мозгу, как у серых гусей или гиббонов. По его глубокому убеждению, смена однажды выбранного супруга равнозначна нарушению законов природы. С мрачным видом он повесил трубку и, качая головой, направился к нам через всю комнату. Я даже почувствовала жалость к Иден, которая весело болтала, явно не подозревая, что ее сообщение вызовет у брата такой ужас.

Вероятно, отец принимал Тони за какого-то родственника работодательницы Иден (к тому времени мы уже знали о леди Роджерсон) и думал, что Иден время от времени подрабатывает у него секретарем. Мой отец мог убедить себя в чем угодно, даже в самом невероятном — если очень старался.

— Я понятия не имел, — сказал он, растерянно проводя рукой по лбу. — Мне казалось, Иден встречается с тем милым парнем, которого мы видели на крестинах. Не понимаю я всех этих метаний. Интересно, что ее не устроило в том журналисте?

— Бедноват, — предположила мать.

— Не обязательно всю жизнь провести с одним человеком, — сказала я, предвидя, что в этом отношении у меня могут возникнуть трудности, и не желая, когда придет время, вступать в продолжительные дискуссии с отцом. — По крайней мере, если они встречаются в восемнадцать лет, а не в шестьдесят. — Мне стало противно. — В любом случае, я не думаю, что Иден любила Чеда или он ее. Мне кажется, это была не любовь.

— А что же тогда? — спросил отец. — Неужели он приходил в дом ради Веры?

Это было сказано язвительным тоном, как абсолютно нелепая гипотеза, недостойная серьезного обсуждения. Странное сочетание сарказма с невинностью вызывало неловкость. Отец был невинным. Точно таким же тоном он мог предположить, что Чед приходит к Вере потому, что собирается купить ее дом, или потому, что радиоприемник у Веры ловит лучше, чем у него. Я промолчала, наблюдая, как в глазах матери появляется лукавое выражение, а уголки губ раздвигаются в улыбке.

На следующий день мы прочли заметку в «Таймс»: «Объявляется о помолвке и скором бракосочетании между Энтони Ферфаксом Пирмейном, единственным сыном мистера и миссис Оливер Пирмейн из Фонтлендса, Рипон, Йоркшир, и Эдит Мэри, младшей дочерью покойных мистера и миссис Артур Лонгли из Грейт-Синдон, Эссекс».

Через несколько дней пришло письмо от Хелен. Оно не относилось к той категории, которую отец читал вслух за завтраком. Прочтя письмо, он вышел из комнаты, захватив конверт с собой. Через некоторое время вернулся, взволнованный и расстроенный, и протянул письмо матери — сначала первый лист, а затем, нехотя, второй.

— Очень подходящее место для свадьбы, — сказал он, делая над собой усилие. — У них милый дом. — Казалось, отец вспомнил — что еще больше ухудшило его настроение — о своей обиде на Хелен, которой достался Уолбрукс, хотя никогда не мог убедить себя в том, что он или другие члены семьи имеют права на дом. Потом раздраженно повернулся к матери. — Сама видишь, что пишет эта глупая, тщеславная женщина.

— Ты имеешь в виду свадьбу?

Мать очень хорошо знала, что речь вовсе не о свадьбе, и просто хотела спровоцировать отца.

— Разумеется, нет. Мою сестру Веру. От этой ужасной женщины одни неприятности. Естественно, моя сестра не хочет жить в Германии, в общежитии для семейных офицеров.

Но ущерба уже было не возместить. Правда прозвучала. Мать лишь посмотрела на него взглядом, который появился у нее недавно и использовался в тех случаях, когда отец вел себя так, словно, по ее выражению, «его сёстры суть двойное воплощение Девы Марии». Склонила голову набок. Широко раскрыла глаза и как можно выше вскинула брови.

Интересно, какое предположение высказала Хелен? Самого письма я не видела — оно исчезло уже давно. Возможно, отец уничтожил его в тот же день. Сомневаюсь, однако, что Хелен зашла так далеко, что высказала то, о чем думала моя мать и что выложила отцу несколько месяцев спустя во время одной из ссор, обидевшись на сравнение с сестрой — естественно, не в ее пользу.

— Джеральд прекрасно знает, что Джейми не его ребенок. Он понимает, что это абсурд. Возможно, он глуп, но не до такой степени, чтобы не знать, что беременность у женщины не может длиться десять месяцев!

Эти случайно подслушанные слова смутили меня. Мне ничего не хотелось знать, и я с нетерпением ждала осени, чтобы уехать в Гиртон и больше не слышать, как родители изводят друг друга, бередя никогда не заживающие раны. К тому времени я уже давно произвела необходимые подсчеты и пришла к такому же выводу, что и мать: беременность Веры никак не могла продолжаться 312 дней. Я также привыкла к мысли о Вере и Чеде и даже почти убедила себя, что стала свидетелем их объятий и поцелуев. Пока я спала в комнате Иден, говорила я себе, Чед приходил к Вере, неслышно поднимаясь по лестнице. Хотя на него это не похоже. Все выглядело как-то нелепо. Вера старше его, и это заметно, чувство юмора у них разное, вкусы не совпадают. Но к тому времени я уже знала, что отношения между полами — штука загадочная и не поддающаяся рациональному объяснению. Разумеется, Джейми — сын Чеда; именно поэтому Чед пришел на крестины, а многие другие не пришли. У Джейми такие же карие глаза и светло-оливковая кожа. Я предполагала, что Вера разведется и Чед женится на ней, и это вызывало у меня легкое разочарование и раздражение. В глубине души я верила, что он мог бы получить меня, стоило лишь немного подождать.

Вскоре стало ясно, что Вера собирается жить одна в «Лорел Коттедж». Думаю, по этому поводу были еще письма и телефонные звонки, а также один разговор между моим отцом и Иден. С Иден сложностей не возникло. Она выходила замуж за человека, семья которого, как сообщила мне Хелен, владела пятью загородными домами. Тони и Иден могут выбрать любой, какой пожелают.

— Прощай новый дом, новая машина, отпуск в Швейцарии, — сказала моя мать.

— Все равно всего этого мы не смогли бы себе позволить, — ответил отец.

— Что-то одно тоже неплохо.

Я хотела сказать им, что совсем скоро Чед, вне всякого сомнения, даст приют своему ребенку и матери своего ребенка, но, естественно, промолчала. Для моего отца Чед был милым парнем, который все еще любит Иден. А мать, явно получавшая удовольствие от мысли, что Джейми никак не может быть сыном Джеральда, никогда не позволяла себе строить предположения относительно его отца, словно ребенок появился на свет в результате партеногенеза, и это само по себе было абсолютно недопустимым нарушением приличий.

Иден обвенчалась с Тони Пирмейном в церкви Святой Марии в Грейт-Синдон; это произошло ясным, солнечным днем лета 1946 года, в субботу.

11

Вы не поверите, но на свадьбе Иден я была подружкой невесты. На платье не пришлось тратить ни единого купона, потому что весь шелк Иден привезли из Гонконга, какой-то знакомый из государственной авиакомпании. Часть времени я провела в доме Хелен, часть — у Веры. Именно на той неделе, перед свадьбой Иден, когда я жила в «Лорел Коттедж», мы с Верой и Джейми отправились на прогулку, которая привела нас к дому, где Вера нашла тело старой миссис Хислоп. В тот день она была со мной откровеннее, чем когда-либо, но все же не до такой степени, чтобы говорить об исчезновении Кэтлин Марч.

Довольно странно, что, мысленно расставляя в хронологической последовательности свои воспоминания о Вере и Иден, Чеде, Фрэнсисе и Джейми, я добралась до этого места именно в тот день, когда Дэниел Стюарт написал мне о своем открытии. Ночью накануне того дня, когда пришло письмо, мне даже снилась Кэтлин Марч — словно невидимый наблюдатель, я смотрела на Веру и Мейвис, сидевших на берегу реки, и на брошенную без присмотра коляску с ребенком, которая стояла среди кипрея и таволги. Мимо меня по мосту прошел отец Кэтлин, ослепленный головной болью. Я проснулась от ужаса, вызванного контрастом между солнечным лугом, синим небом и черным, покрытым чешуей монстром, словно сошедшим с иллюстрации к волшебной сказке Эндрю Лэнга[51] — просто не верится, что женщина моего возраста способна вообразить такое. Чудовище схватило ребенка, и я с криком проснулась — так обычно пытается кричать спящий. Накануне вечером я читала роман М. Р. Джеймса «Меццо-тинто», в котором описывался похожий случай.