Виктор Мясников - Изумруд - камень смерти Страница 39

Грохнуло так, что уши заложило. Опахнуло горячим вонючим дымом. Сверху сыпались сосновые иголки, листья и всякая труха. Вовец приподнялся, опершись на руки, потряс головой, словно хотел вытрясти из ушей тугую неожиданную тишину. Под столом возле руки лежала ещё одна шашка, а с другой стороны под бревном - ружьё. С таким арсеналом ему теперь сам черт был не брат.

Вовец поднялся и, пригибаясь, побежал через поляну. Земля уходила из-под ног, его пошатывало. Он улёгся рядом с потухающим костром, положил ствол "Ремингтона", как на бруствер, на чей-то валяющийся тут рюкзак. Ребята разбежались с пустыми руками, бросив всё, и в чем из-за стола выскочили.

Только теперь он посмотрел в сторону взрыва и не узнал пейзаж. Словно стальной гребень прочесал молодые сосенки, обломал пушистые ветки и снес вершинки. Сквозь голые стволы с огрызками сучьев отлично просматривалась близкая дорога от шахты к плотине. Там сидел человек и, держась руками за голову, раскачивался из стороны в сторону: очевидно, контуженный. Из мятых кустов на дорогу вышел другой, линза оптического прицела его винтовки пустила солнечный зайчик. Тут же из какой-то рытвины поднялся обладатель роскошного жилета со множеством карманов. Вместо рации он держал пистолет, а свободной рукой растирал лицо. Чувствовалось, что эти люди не кадровые военные. Взрыв не нанес им существенного вреда, только оглушил и ошеломил, но они растерялись, вылезли в полный рост и сейчас топчутся, не зная, что предпринять.

Вовец поискал глазами рюкзак Серого. Он не собирался и дальше оставаться в этом опасном месте, но хотел бы забрать с собой узел с изумрудами. Рюкзак лежал на боку, клапан откинулся и сверток вывалился самым простецким образом. При этом старый свитер Серого развернулся, и сквозь исцарапанный полиэтилен сверкали изумрудные осколки. До пакета была пара шагов, но Вовец не торопился: пистолет и винтовка в полутора десятках метров - хороший сдерживающий фактор. Взрыв - это война, но стоило предложить перемирие.

- Эй! - крикнул Вовец. - Стой, где стоишь! - Он нажал кнопку предохранителя, приведя "помпушку" в боеготовность. - Давай, мужики, разойдемся по-хорошему! - Он внимательно наблюдал за противником, готовый в любое мгновение открыть огонь, ствол его ружья смотрел на парня с винтовкой. Даже если бы первым его атаковал красавчик с пистолетом, он все равно в первую очередь выстрелил бы в снайпера, тот со своей оптикой в сто раз опасней. - Мы вас не знаем, вы нас не знаете, годится?

Охотник с карабином стал медленно пятиться: он прекрасно видел нацеленное ружейное дуло и старался не делать резких движений. Будучи охотником-профессионалом, он знал, что с такого расстояния даже мелкая дробь способна сразить человека наповал. Зато Ченшин, обремененный прокурорскими привычками, скрестил руки на груди и встал в позу гордеца, прикрыв сердце пистолетом. О тактике боевых действий он не имел ни малейшего представления, зато был здорово научен вести переговоры с вооруженным преступником, захватившим заложников. Обычно такой разговор ведется с позиции силы, преступник обложен со всех сторон, деваться ему некуда, он нервничает, трясется от страха, а ему компостируют мозги, торгуются, объясняют всю нелепость его требований и всячески тянут время, готовя захват.

- Послушайте, мы не хотим кровопролития! - крикнул Ченшин. - Поговорим как мирные люди. Это чистое недоразумение, поэтому давайте проявим добрую волю. Я сейчас положу пистолет на землю. Смотрите, я его разряжаю.

Он демонстративно отвел пистолет в сторону, нажал запорную кнопку. Обойма с патронами выпала на землю. Потом он так же демонстративно-медленно оттянул затвор и поставил на затворную задержку. Патрон, находившийся до того в стволе, тоже вывалился ему под ноги. Продолжая трепаться о мире и спокойствии, он положил пистолет перед собой и поднял пустые ладони. Тем временем охотник с карабином продолжал пятиться, все больше забирая влево, и оказался за спиной контуженного. Тот продолжал сидеть в прежней позе, обхватив голову, но раскачиваться прекратил, видно, перешел в неподвижную стадию. Охотник схватил его за шкирку и продолжил движение в кусты, прикрываясь чужим телом. Вовец ощутил смутную тревогу. Охотник, волоча полубесчувственного мужика, вскоре оказался в зарослях и перестал церемониться. Контуженный опрокинулся на спину, задрав кроссовки, и так въехал в кусты. Вовец понял, что его провели. В поле зрения остался безоружный человек, мирно рассуждающий об общечеловеческих ценностях, а оптический прицел исчез из виду.

У Вовца мурашки пробежали по спине, перескочили на голову и там продолжили беготню: то ли волосы на голове шевелились, то ли стремительно седели. У него вспотел лоб и сильно зачесалась переносица. Возникло невыносимое ощущение наведенного прицела, он прямо-таки физически почувствовал, как черный крестик, награвированный на стеклышке оптического прицела, замер у него между глаз. Казалось, ещё секунда, и пуля просверлит здесь аккуратную дырочку. Это жуткое ощущение сковало его, он продолжал неподвижно лежать в прежней позе, хотя следовало тут же уронить голову вниз лицом, спрятаться за рюкзаком, сразу перекатиться к костру, сунуть в угли кончик бикфордова шнура и швырнуть вторую шашку в сторону врага. А после взрыва, пока дым не рассеялся, жарить в лес во все лопатки, и хрен с ними, с изумрудами.

Но тут в затылок ему легонько тюкнуло что-то железное, и тихий проникновенный голос посоветовал:

- Не двигайся, а то стрельну. Вот так, умница. А теперь отпусти ружьишко и сделай ручки в стороны.

* * *

Если бы пироксилин был хорошим взрывчатым веществом, его бы применяли до сих пор. Если бы брошенная Вовцом бомба имела стальную оболочку, её осколки могли бы кого-нибудь ранить или даже убить. Но взорванная шашка была, как говорят эксперты, устройством безоболочечного типа, и поражающими факторами в этом случае могли быть только температура взрыва и взрывная волна. Пока шашка летела по воздуху и катилась по тропке, дымя шнуром, незваные гости попрыгали в разные стороны и растянулись на земле. Рыжему Коту в очередной раз не повезло. Он, как настоящий крутой пацан, уже успел привыкнуть все делать с вальяжной показной ленцой, вот и промешкал. Взрывной волной ему оторвало пластырь и унесло вместе с присохшими коростами, а могло бы и голову снести. Вот он и сидел, оглушенный, слушал дурной звон в пустой башке, придерживая её руками, чтоб не отвалилась, а по лицу струилась кровь из разодранной переносицы и прочищенных давлением воздуха ноздрей. Как говорится, хорошо, что мозгов нет, а то бы точно сотрясение заработал.

Зато остальные отделались только звоном в ушах. Один из охотников тут же побежал в обход поляны и, пока Вовец, развесив уши, слушал банальную проповедь пацифизма, бесшумно подкрался сзади и взял его в плен. На угрюмое замечание Жвачного Быка, мол, шмалял бы падлу в затылок и всех делов, охотник ответил, что нанимался на другую работу, а за мокруху плата раз в сорок выше будет. Он забрал в качестве трофея "Ремингтон", а Бык, первым сообразивший, что опасности больше нет, и подбежавший урвать что-нибудь, ухватил пироксилиновую калабашку. Теперь, как ребенок новой игрушкой, баловался ею, то перебрасывая из руки в руку, то помахивая черным огнеопасным хвостиком. Ченшину даже потрогать не позволил, только посмотреть у себя в руках. Тот мельком оглядел заклеенную в полиэтилен шашку, презрительно бросил: "Самоделка!" - и кинулся шарить по рюкзакам. Никто не обратил внимания, как торопливо он скомкал валявшийся на земле старый свитер и сунул под мышку. Только Вовец, увидев у него этот сверток, понял, куда из рюкзака Серого откочевали изумруды, без малого четверть ведра. Конечно, приятного мало сидеть под дулом винтовки, но он чувствовал себя достаточно уверенно и спокойно.

Ребятам удалось убежать, значит, и с ним расправиться стало гораздо сложней, как-никак трое свидетелей где-то бродят. Да и он никого не убил, не изувечил слишком сильно, следовательно, серьезного повода, чтобы его казнить, пока нет. Тем временем, пока налетчики приводили в порядок амуницию, зализывали царапины и обтирали грязь с физиономий, можно было собраться с мыслями, морально подготовиться к неприятностям. То, что они скоро начнутся, Вовец не сомневался и раздумывал: орать или сцепить зубы и молчать, когда начнётся истязание. Решил вопить во всю глотку, так легче боль переносится, да и услышать кто-нибудь может, вмешаться. Хотя кому тут слышать, в глухом лесу?

Красавчик Ченшин отыскал в траве свою рацию и связался со второй группой захвата, бравшей у плотины другую четверку хитников. У тех все прошло гладко, без эксцессов. Мужички покорно подняли руки и отдались на милость победителям. Вскоре их привели на гору. Потом Коля прошерстил оставленные рюкзаки, нашел топографические карты и конфисковал в свою пользу. Как большинство хитников, Клим никогда не обозначал найденных месторождений, отмечая только дороги, удобные места стоянок и чужие разработки, поэтому Ченшин не мог узнать, где находится изумрудная шахта, а увидал только чужие точки бурения, которые и так были ему хорошо известны. Зато его охотники наблюдали через оптику, как в штольню прятали большой тюк, и сразу разыскали забросанную камнями яму. Возле не все и собрались, даже Вовца привели. Мужиков, захваченных у плотины, заставили раскапывать. Тем временем шубинские орлы выпотрошили их рюкзаки и принялись уничтожать обнаруженную провизию - наперегонки жрать оттаявшую на жаре тушенку и сосать сгущенку из продырявленных банок. Пренебрежительно-брезгливые взгляды охотников, никогда бы не унизившихся до столь пошлого грабежа, их нисколько не смущали.