Анатолий Ромов - В чужих не стрелять Страница 4

- Это то, что я сам лично услышал от Глебова. Собственно, если я возьмусь за защиту интересов вашей фирмы, моя задача будет узкой доказать, что возникший на заводе пожар следует считать стихийным бедствием. А не умышленным поджогом.

- Считаю, все разговоры о поджоге завода владельцем - нелепость и чушь, - сказал Субботин. - Глебов никак не был заинтересован в гибели собственного завода. Конечно, Николай Николаевич Глебов, выражаясь грубо, заводчик и капиталист. Со всеми вытекающими отсюда последствиями. Но Глебов глубоко порядочный человек. Сама мысль о мошенничестве должна быть ему противна. И не забудьте, в конце концов ведь этот завод - его детище.

- Прекрасные слова. Однако нам могут возразить: в случае выплаты страховки Глебов получит полтора миллиона. Годовая же продукция стоит гораздо меньше, всего триста тысяч.

- Ну и что? Что такое годовая продукция? Пять лет - и вот они, ваши полтора миллиона! Но завода-то нет! Не-ет!

Вологдин теперь прислушивался к их разговору с интересом. Пластов заметил:

- На процессе я обязательно возьму вас помощником, своим красноречием вы убедите кого угодно. Но меня тревожит здесь многое.

- Например?

- Например, почему колеблется постоянный адвокат Глебова Трояновский? Ведь практически он отказался вести дело.

- Я плохо знаю Трояновского. Но очень может быть - уж простите меня Трояновскому дали куш, чтобы сберечь гораздо большие деньги. Разве таких случаев не было?

- Сомневаюсь, у каждого адвоката есть престиж, и особенно у такого известного, как Трояновский. Но допустим. А нефть? Зачем Глебов купил нефть перед самым пожаром?

- Опять нефть! Разве не может быть совпадений? Да, Глебов купил годовой запас нефти, но ведь он имел на это полное право.

- Увы, для судей нет совпадений. Для них существуют только факты. Наконец, что за загадочная история со сторожами?

- Вы правы, здесь я не совсем понимаю Глебова. Уволить опытного сторожа было более чем легкомысленно.

Простившись и выйдя из квартиры, Пластов поехал на Петроградскую сторону. В пути прикинул, что нужно сделать еще, и решил: встретиться с Тиргиным, а также выяснить обстоятельства гибели собаки.

На Петроградской стороне некоторое время он стоял у подъезда одного из домов на Большом проспекте, между улицами Подковыровой и Бармалеевой; на этом подъезде скромно желтела медная табличка: "Юридическая контора "Трояновский и Андерсен". Прием посетителей от 10 утра до 7 вечера". Пластов решил, что самое лучшее - встретиться с Тиргиным как бы случайно, на улице. Постояв, зашел в небольшую кофейную напротив, занял столик у окна и, заказав кофе, продолжал наблюдать за выходом из конторы - заодно снова обдумывая положение. Был конец рабочего дня, сотрудники конторы "Трояновский и Андерсен" выходили из подъезда. Многих из них Пластов знал в лицо; к семи вышел и сам Трояновский, но его помощника Пластов так и не дождался. Расплатившись, снова поехал к Московским воротам. Вошел во двор знакомого дома, спустился в подвал к дворнику - и около двадцати минут стучал в дверь. Какое-то время ему казалось, что за дверью слышны звуки, он постучал сильней, после этого кто-то закряхтел и заворочался, но дверь ему так и не открыли. Стукнув последний раз, Пластов вышел во двор, огляделся. Стал к конуре спиной, вглядываясь в пустырь. Сейчас он пытался понять - почувствовала бы собака непривычное ей движение - там, вдали, у заводской стены? Конечно, все зависит от собаки, но опытный пес, безусловно, что-то учуял бы и насторожился. Кроме того, если кто-то решил бы миновать собаку, ему пришлось бы проламываться сквозь труднопроходимый кустарник. Помедлив, вступил на тропинку. Касаясь плечами кустов и раздвигая ветки, двинулся к заводу; изредка ему приходилось прыгать через ямы, канавы и перебираться через мусорные кучи. Спустившись в одну из канав, Пластов посмотрел вверх: сейчас он стоял будто в колодце. Хотел было взмахнуть на бруствер, но перед ним, отделившись от кустов, выросла и застыла серая фигура. Изъеденное оспой лицо, редкие усики, взгляд непрерывно дергающийся, не останавливающийся на одной точке. Пластов машинально оглянулся - сзади стоит еще один человек, приземистый, с опущенным на глаза чубом. Оба в потертых ситцевых рубахах, оба держат руки в карманах. Незаметно оглядел кусты - отступления нет. Рябой покачал головой:

- Погодь чуток, голубь. Ты кто будешь-то? - Не дождавшись ответа, бросил: - Вань, это он днем тут болтался?

Со стыдом и отвращением к себе Пластов вдруг почувствовал страх. С трудом выдавил из себя:

- Пропустите немедленно! Позвольте! - Сделал шаг вперед. - Позвольте пройти, господа!

- Он... - сказал задний. - Болтался тут, чего-то вынюхивал.

Рябой продолжал улыбаться, но рука в кармане напряглась:

- Ага... Кто ж ты будешь-то, мил человек? Ты, может, из полиции? Чего тебе тут интересного оказалось?

- Вы не имеете права... - Пластов постарался собраться и успокоиться. Одновременно быстро скользнул по земле взглядом, надо найти хоть камень или кирпич. Рябой укоризненно вздохнул:

- Не ищи, голубок ты наш. Нет тебе пути назад, нет. А не ответишь, кто таков, - пришьем, мил человек, и правильно сделаем. Неча тут крутиться, неча вынюхивать. Так кто ж ты таков есть?

Ни в коем случае нельзя говорить им, кто он. Во-первых, это хоть как-то, но оттянет расправу, во-вторых, скорей всего они лишь пугают его. Главное для них - выяснить, кто он. Вряд ли они действуют по собственной инициативе. Нельзя давать им козырь - на случай, если он вырвется.

- Сейчас же пропустите меня. В случае применения силы вы будете наказаны. Я официальное лицо. - Он попытался вспомнить уроки бокса. Бесполезно - против двух ножей бокс бессилен.

- Официальное, говоришь? - Рябой дернул подбородком, как понял Пластов - подавая особый знак заднему.

- Врет, - отозвался задний. Пластов чувствовал за спиной его дыхание. - Чужой он, наши ничего не говорили.

- Молчи, без тебя вижу, - тут же рука рябого вылетела из кармана вперед. Острие ножа шло точно в живот, но Пластов каким-то чудом сумел увернуться, одновременно прыгнув вперед. Еще в воздухе он ощутил резкий ожог сзади и понял, что чубатый успел ударить. Кажется, нож попал чуть ниже пояса - но времени на размышление не было. Падая, он все-таки не позволил себе упасть. Скорее почувствовал, чем увидел - противники на секунду столкнулись, это помогло ему выиграть несколько секунд, и, оказавшись наверху, он бросился по петляющей тропке. Сердце готово было вырваться из горла, сзади, метрах в пяти, слышался резкий хрип и топот догоняющих; сообразив, что далеко не уйдет, он рухнул в мелькнувший на пути просвет в ветках. Быстро отполз в сторону, затих. Он совсем не надеялся, что таким образом скрылся, поэтому, обернувшись, попытался найти среди валяющегося мусора что-то твердое. Увидел ржавый стальной прут, притянул к себе и, крепко сжав, отвел в сторону. Теперь у него есть какое-то оружие. Прислушался - кажется, преследователи проскочили мимо. Развернулся, чтобы встретить опасность лицом, - все тихо. Через минуту услышал, что его ищут где-то совсем близко. Шум, шуршанье кустов и ругань то приближались, то отдалялись. Наконец услышал шаги, разговор вполголоса, все стихло, но почти тут же искавшие вернулись, сквозь просвет в кустах Пластов хорошо видел их рубахи. Рябой сказал:

- Ты зачем о "наших" говорил, гад вшивый? Какие "наши", мы есть мы, кто тебя тянул за язык?

- Да я думал...

- Думал... Пошли, с того конца посмотрим...

Вскоре Пластов снова услышал треск кустов. Оба еще два раза прошли мимо, не останавливаясь. Потом наступила тишина. Кажется, пытавшиеся его убить ушли. Но Пластов, не доверяя затишью, еще около часа сидел в зарослях, сжимая прут. За это время он успел ощупать царапину на ягодице она была хоть и глубокой, но безопасной, нож распорол брюки и повредил мышцу. Наконец, решив, что ждать здесь ночи бессмысленно, стал пробираться к проспекту. Он двигался ползком, через каждые несколько шагов прислушиваясь; в конце концов, передвигаясь на четвереньках, оказался у самой дороги. Подумал: вряд ли нападавшие ждут его именно в этом месте. С досадой вспомнил о следах крови на брюках, выпрямился и, заложив руки за спину, встал у края тротуара в ожидании извозчика. Прута из рук он все-таки не выпускал - эти несколько минут, бесконечно долгих, в течение которых он ждал желанного цоканья копыт, дались нелегко. Он старался стоять непринужденно, не привлекая внимания прохожих, но, ожидая нападения, непрерывно косился по сторонам. Наконец показалась пролетка. Вскочив на сиденье, Пластов бросил извозчику: "На Моховую, быстро!" - но только после того, как лошадь резво взяла рысью, опустил прут под ноги.

Пролетку попросил остановить у самого дома; расплатившись с извозчиком, на всякий случай взял прут и, войдя в подъезд, прислушался. Как будто все вокруг спокойно, но на третий этаж он поневоле поднялся, перемахивая через две ступени. Остановился у квартиры, сказал сам себе: ну и перетрусил же ты - и тут же услышал скрипнувшую соседнюю дверь. Облегченно вздохнул: Амалия Петровна. Она всегда ждет его прихода и передает новости. Обернулся так, чтобы не был виден прут. Седые букли взбиты, голубые глаза смотрят с укором: