Дмитрий Стрешнев - Чертовка Страница 4

Когда вышли из бани, на Дамаск сыпался мелкий копеечный. дождь. В такой дождь комфортнее всего гражданкам в чадре, наверняка съязвил бы по этому поводу Петруня, если бы не был так отягощен мечтами о пиве. Чтобы обмануть стихию, пришлось дать обход буквой Г через крытые пуговичные ряды и рынок новобрачных. В отместку дождь пошёл крупными пулями, а с неба стала быстро спускаться тьма. Оливковая "Вольво" тронулась обратно. Андрей засунул в щель магнитофона кассету, и под Жана-Мишеля Жарра город плыл за стеклами, как в кино.

-В какой бар рванём, Петруня?

-В барах цены барские, Андрюш, лучше у ливанца прямо в лавке.

-Ты что! Плебейство какое. Сейчас как раз хабиры {советские военные специалисты (араб.) }повалят. "Как дьела, садык?.." { друг (араб.)}

-Ну тогда только не в "Белую лошадь", я там как-то полтыщи ни за фигом оставил.

-Понятное дело. "Лошадь" - не бар, это уже кабак. А мы поедем в "Пингвин".

-Где этот "Пингвин" живет?

-Возле площади Арнус.

--Не знаю...-сварливо сказал Петруня,- Не знаю, что за .Арнус, что за "Пингвин"... А-а! Пропадай всё! Устроим Пирров пир!

Сквозь капли дождя на стекле огни и тела машин переливались, как медузы. Андрей почувствовал, что тот - второй - мир опять подкрался опасно близко. Одно неосторожное движение внутри, какое-нибудь дуновение ветра в голове - и этот легкий руль мощной машины, и тёплая волна из печки, и удобные ботинки из Ливана за 35 долларов, и негустые огни Абу Румани вдруг поплывут болезненным бредом, мысли станут расползаться, как гнилое сукно, которое сдуру расправили, чтобы рассмотреть: что там за узор?..

-Ты смотри, какой "мерс"!-заорал Петруня с таким воодушевлением, что Андрей вздрогнул.-Вон тот, серебристый... как хек. Это же тридцать четвертый год, шесть цилиндров, сорок сил, гонит до ста в час... А вон, гляди, "хадсон" сорок шестого года... нет, сорок седьмого. Не город, а автомобильный музей, ус..ться можно.

--Ты бы шел в автобизнес, что ли.

--Ты что, дурак? Идиот? Не знаешь, что почем у нас в стране? Куда попал - там и сиди, не рыпайся. То в философы меня засунуть хочешь, то еще куда... Как будто сам родился для того, чтобы советскими книгами и марками торговать...

Андрей ничего не ответил, потому что Петруня попал на сей раз метко, да и подъехали уже, и он напрягал глаза, чтобы в расплывающемся сыром ландшафте среди блестевших под фарами автомобильных задов найти нишу для "Вольво".

Два скромных фонаря "Пингвина" делали угол улицы уютным; над входом дерево беспокойно шевелило голыми пальцами, сбрасывая капли. Полукруглая открытая терраса была, разумеется, пуста, только махал на ветру красными плавниками мокрый навес. Сам пингвин на тёмной вывеске под фонарями совсем растаял в тени, зато еще сразу три жестяные птицы во фраках, отражая неон, сияли над дверью, которая вела куда-то вроде трюма. Андрей и Петруня провалились по крутым ступеням в красно-коричневое узкое нутро этого трюма, оказавшись нос к носу с не слишком опрятным парнем, вид которого наверняка успокоил петрунины опасения насчет кошелька и который тут же стал бойко называть их "месье". Конечно, дураку понятно, что никаких месье в его заведении быть не может, и за версту он разбирает, что заявились русские садыки (особенная походка, что ли, чёрт возьми!), но все эти мааруфы знают: садыкам нравится, когда их называют "месье".

--Пиво есть?

Вот типично отечественный вопрос. Конечно, пиво есть, и что к пиву тоже, и никелевые ободки стульев прямо скучают по влажным от дождя спинам.

--Интересно, у нас пиво вот так запросто когда-нибудь будет или нет? -пробует Петруня шекспировски поставить вопрос и усаживается за клетчатое полотно скатерти.

--Ты лучше подумай, что со страной будет.

--Ничего невероятного с ней не будет. Только слова заменят. Вместо "политически грамотен" - "ненавязчиво интеллигентен". Или что-нибудь еще. "Исторический материализм - продажная девка коммунизма". Звучит?

Малый вежливо ждал и делал такую заинтересованную мину - того и гляди сам вступит в разговор.

--Парень-то ждет, -сказал Андрей.

--А чего ждет? Что у них - меню в сто страниц? По два пива, а остальное пусть сам домыслит - маслин, орешков... Чего он мямлит?

--Спрашивает: маслин, орешков, еще чего?

-Скажи ему, что он не философ. Люди всегда лучше знают, чего не хотят, чем чего они хотят!..

Малый почувствовал, что месье нервничает, и всё понял, не дожидаясь дальнейшего перевода.

-Маши-ль-халь, маши-ль-халь {О'кей (араб.)}, месье...

Пока он за стойкой собирал, чем богато его заведение, Замурцев непроизвольно проехал взглядом по подвалу. Редкие клиенты, разумеется, уперлись глазами в залетевших иностранцев. Глазеть здесь вроде как хороший тон. А, впрочем, не только глазеть. "Аль-ах мин уэйн? А! Русья! Горбачифф мних?.." {"Брат откуда? А! Россия! Горбачев - хорошо?" (араб.)}

-Ну? -сказал Петруня.

--Что - ну?

--Знаешь, чем человек отличается от пчелы?

--Чем?

--Умеет рассказать о том, что чувствует.

--Так вот прямо взять и всё рассказать?

-А что тебе еще делать? Давать объявление в газету? Сейчас модно давать объявления. "Куплю индийское пособие по любви и подвесной мотор"...

Малый со звоном посадил на стол поднос с бутылками, стаканами и плошками, и Суслопаров предупредил:

--Антракт.

Он не позволил малому наполнить:

--Иди, иди, тамам! { нормально (араб.)}

Он налил сам, выпил сразу свой стакан и снова налил, и тогда опять стал годен для философских обобщений:

-Андрюш, подумать только, сколько лет люди гробились из-за каких-то мифических истин, разных там национальных и социальных миражей, и вот наконец явился один и всё поставил на место: держите, ребята, курс на общечеловеческие ценности. Правда, он их не обрисовал, Андрюш, эти ценности, но по логике нетрудно домыслить, верно? Вкусный харч, густое пиво, нормальный прикид... Впрочем, прости, я отвлекся, ты продолжай... то есть начинай.

--О чем ты хочешь, чтобы я начал?

--Не притворяйся. Каждому всегда есть о чем. Всегда что-то жжёт.

--Даже мытищинских философов?

--Даже. Но меня жжёт не сильно, так что вполне охлаждает вот эта жидкость с пеной. А в твоей котельной сегодня температура выше, чем у средней обыденной души.

-Ты думаешь, пьяный трёп для моей души - лучшее средство?

-Фи, как грубо, молодой человек. Ну и держи весь свой угар при себе.

--Если б ты знал, в чем дело, ты бы не трепался.

--А я уже знаю.

--Откуда?

Петруня забеспокоился. Он и сам толком не понимал, как так получается, что он столько всего видит в людях, да и разбираться в собственном внутреннем хламе не хотел. Ему было бы противно всерьёз убеждать кого-либо в своих прозрениях, но и вышучивать божий дар тоже не стоило. Он снова окунул мысли в пиво, и наконец нашел нужное, став прежним Петруней.

--А что ты стесняешься, Андрюш? Знаешь, когда немного пахнет грешком, это даже приятно... будто чуть пригоревшей кашей.

-Петруня, ты... ты сатир, -сказал Андрей почти весело, и ему стало легче, оттого что Суслопаров всё (или почти всё) понял своим узким носом, и уже вроде как установилась уютная, домашняя обстановка маленького заговора, и не надо барахтаться в глупых излияниях.- Что - так сильно заметно?

--Если присмотреться, то да. И потом, я же знаю, каким ты нормально должен быть.

Андрей помолчал, шелуша орешки и отправляя их в рот.

--А у тебя было что-нибудь... вроде такого?

-Не думаю. У каждого свой стиль жизни, Андрюш. Высокие драмы - это не моё.

--Ты понимаешь... Она такие писала письма вначале... Ты не понимаешь!..

--Я слушаю, Андрюш.

--Такие письма... А потом вдруг - ничего. Два месяца ничего. Сегодня я ей позвонил... в общем, кажется, всё. Сказала, что ей не нравится писать письма на чужое имя. Как будто не понимает, что здесь личных почтовых ящиков нет, а общественных почтальонов больше, чем хотелось бы. И так еле сумел уломать одного, чтобы согласился на себя получать... Правда, фамилия у него дур-рацкая!

--Я в этих вопросах не силён, Андрюш. Но допускаю, что есть такие женщины: для них лучше вообще без писем, чем вот так... Давай еще пивка?

--Разве ничего не осталось?

--А разве осталось?

-Не ерничай, тебе это не идет. Я сам удивляюсь, что так быстро кончилось. Эй, друг!..

Малый уже всё понял (очевидно, по перетряхиванию бутылок), был тут и вежливо улыбался, показывая нездоровые зубы.

--Ты уже здесь? Смотри, какой сладкий... Еще четыре пива. Арбаа. {четыре (араб.)}Ферштейн?

Как не понять, когда петрунины глаза восходят двумя солнцами в легком тумане, когда четырёхпалая корона пальцев парит, как птеродактиль, а в голосе накатывает шум большого далёкого леса.

--На чем мы остановились?

--Мы остановились на том, Андрюш, что у тебя был сегодня разговор, который заронил червя сомнения.

-Петруня, я тебе всё пиво вылью за шиворот!

-Вон уже несут. Давай лучше выльем его в стаканы. Ты мне скажи: хорошая была девочка?