Алексей Биргер - Игра с джокером (Богомол - 3) Страница 4

Тут он, признаюсь, меня за живое задел. Я ведь и правда когда-то числился чуть не лучшим стрелком на весь военный округ, всяких грамот за успешные выступления на показательных соревнованиях у меня завались, и хотя я лет пятнадцать пистолета в руках не держал, не говоря уж об автомате, но не верилось мне, что я так уж квалификацию потерял. Иногда, знаете... Вот сидишь у окна, глядишь на дорожный знак над перекрестком - у меня окна на улицу - и прикидываешь, что если б вот так пистолет вскинуть, то с лета в самый центр знака пулю бы всадил. И даже тяжесть пистолета в руке ощущаешь, до того живо переживаешь, как все это было бы. Можно сказать, привычка, а можно сказать, что и "мысленная тренировка". Я, кстати, часто убеждался, что мысленная тренировка бывает чуть ли не главным. Если мыслями на выстреле сосредоточишься, то пистолет тебя не подведет, даже незнакомый, от него словно ток пойдет в руку, и срастешься с ним, и мысль сама подскажет, как приложиться, чтобы точно в "десятку" угодить.

В общем, я взъерепенился.

- Как это так - не лучший стрелок? Был бы у тебя пистолет - я бы показал, что всем молодым готов нос утереть, если понадобиться!

- Допустим, - говорит Васильич, опять оглядываясь через плечо, пистолет у меня есть. Но позволь не поверить тебе, что ты вот так, без подготовки, способен прежний класс показать.

- Давай поспорим!.. - говорю.

Он смеется.

- Я бы и рад тебе проспорить... Мы знаешь, что сделаем? Сейчас мы уже выпили, так что за руль мне садиться не след. А вот приезжай денька через два, мы с тобой сгоняем в лесок за городом, и там посмотрим, как ты справишься.

- Идет, - говорю я. - Через два дня вернусь. Нам бы с утречка обернуться, так?

- Так, - кивает он. - Ты, значит, не дома меня ищи, а на рынке, потому как день будний, да к тому же товар привезут, так что надо машину встречать.

В тот день я вернулся домой таким окрыленным, каким давно не бывал. Одна мысль, что опять смогу руку приложить к тому, что взаправду умею, меня вдохновляла. Да и другие мысли и надежды в голове танцевали. Подумалось, например, что я, при моих умениях, мог бы и в охрану служить пойти. Ну и что с того, что я хромой старик, и на вид против крепких парней просто тьфу? Я любому бизнесмену покажу, как стрелять умею - он меня будет при себе держать, ни на секунду не отпустит! Ну, и другие такие фантазии.

В общем, через два дня еду я в Имжи, иду на рынок. Мой приятель там разгрузкой фургончика с консервами распоряжается. И ещё двое при нем, тоже из наших, из бывших военных. Я их толком не знаю, но видал у него на днях рождения, и за жизнь трепались, и ещё пересекаться доводилось. А народ, гляжу, уже стоит, ждет, в очередь выстроился. Я, значит, подхожу к палатке со стороны задней двери, где фургончик разгружают, и говорю:

- Привет ветеранам! Я смотрю, народ к вам уже очередь занимает. Значит, и вправду дешевле всех торгуете?

- Не только поэтому, - смеется Васильич. - У нас никогда не обманывают, не обвешивают и не обсчитывают. Мы порядочные, и люди это знают.

И тут подваливают несколько здоровых ребят, в кожу на меху забранные, со зверскими мордами - то, что называется "лицо как вымя" у каждого - и говорят:

- Здорово, старик! Все торгуешь? Не надумал пристойно себя вести?

По тому, как Васильич сделал еле заметное движение к своей сумке, которая стояла у косяка двери за порогом палатки, я понял, что пистолет в ней. В этой сумке, значит. Видно, достала его эта шпана. Но он сдержался, конфликтовать не стал, и говорит спокойно:

- По-моему, мы и так пристойно себя ведем. Делом своим занимаемся, в ваши дела не лезем, так и вы в наши не лезьте.

- Упертый, значит? - говорит один из этих сопляков с крутыми плечами. - Ну, смотри. Мы в последний раз тебя предупредили.

И уходят. Васильич поглядел им вслед, головой покачал, губу закусив, но ничего не сказал.

- Может, стоило этим псам кость кинуть, чтобы их утихомирить? спрашиваю я, видя, что на сердце у него нехорошо после этого разговорчика.

- Нет, - отвечает. - Любая кость их не утихомирит, а ещё больше раззадорит. Ничего, пусть лаются. Нас голыми руками не возьмешь... И вообще, плюнь и забудь! Мы прогуляться собирались, сейчас и поедем.

Перекинулся он ещё парой слов со своими компаньонами, сели мы в его "пятерку", которой уже невесть сколько лет было, но на хорошем ходу машина держалась, потому что Васильич её холил и лелеял, и поехали за город, по направлению к Волге.

- Я давно там одно местечко приглядел, - говорит Васильич. - Тихо, безлюдно, стреляй не хочу. Сам увидишь, там ложбинка такая удобная, окруженная густым лесом, и любой звук глушится. Хоть сейчас и зима, а подлесок такой густой, все эти молодые елочки и переплетенные кустарники, что любой звук проглотит.

- Откуда у тебя пистолет? - спрашиваю. - И какой марки?

- "Макаров", - отвечает. - Я его заиграть сумел, когда в запас уходил, и несколько коробок патронов тоже слямзил. Как заиграл - не спрашивай. Я знаю, ты человек надежный, и тебе все можно рассказать, но этот мой секрет с другими людьми связан, которые слезно просили, чтобы я никогда никому ни словечком не обмолвился...

- Ну, - рассмеялся я, - ты всегда был мужик инициативный, и мог любое дело уладить. Недаром так здорово у тебя торговля пошла.

- Да, - отвечает он. - Хвастаться не хочу, но основное на моих плечах. Без меня все наше нынешнее дело развалится.

Приехали мы в лесок, сколько можно на машине прокатили по лесной дороге, а когда дорога совсем кончилась, пешочком до ложбинки прогулялись. Нашли там полянку хорошую, расстояния прикинули, Васильич пистолет из сумки достает и мне вручает. Я тряпочку развернул, все проверил - в отличном состоянии пистолет.

- Как твою меткость испытывать будем? - спрашивает. - Может, мишень тебе наметить?

- Зачем мишень? - говорю. - Видишь вон тот пенек на другом конце полянки? Ты в щель пенька прутик воткни, я этот прутик точнехонько перережу.

- Ой ли? - засомневался он. - Может, поначалу что попроще попробуешь?

- Не беспокойся, - отвечаю, - я знаю, что говорю.

Установил он прутик, отошел ко мне, я пистолет в руке взвесил и целюсь. Только бы, думаю, в первый раз не сплоховать, дальше все как по маслу пойдет. Выстрелил - и верхушки прутика как не бывало. Эхо от выстрела действительно прошло приглушенное, я тренированным слухом сразу определил, что сразу за ложбинкой оно должно гаснуть, так что стрелять можно сколько угодно. Летом ещё можно было бы грибников опасаться, а зимой кто в лесок полезет?

- Давай что другое, - говорю. - Это, как видишь, для меня плевое дело.

- Считай, я уже признал себя проигравшим спор, - отвечает он. - Давай ещё два выстрела - и баста. Мало ли что, патроны надо беречь.

- Куда ещё мне попасть?

- Вон, видишь, - говорит, - на том конце поляны гроздь замерзшей рябины, вон там, ближе к верхушке дерева? Сможешь срезать эту гроздь?

Я, ни слова не говоря, прицелился - и через секунду гроздь на снегу лежит.

И тут мне самому стало патронов жалко.

- Давай прервемся, - говорю. - Один выстрел за мной оставишь. Воспользуюсь им, как опять стрельнуть потянет.

Убрали мы пистолет, вернулись в машину, поехали назад. Уже на шоссе Васильич вдруг фыркнул, потом заржал как сумасшедший. Я даже испугался.

- Что с тобой?

Он хохочет, одной рукой машет и слезы утирает, другой кое-как с рулем справляется. Не будь шоссе таким пустым, а он таким опытным водителем, нам бы точно аварии не избежать.

- Да представил, как это со стороны выглядело! - говорит он. - Два старикана по снегу прыгают, из "макарова" палят, да ещё друг друга на "слабо" подначивают! Умора, да и только! Кто бы увидел - точно бы решил, что перед ним два кандидата в психбольницу!

Я тоже рассмеялся.

- Ладно, - продолжает Васильич, - поехали ко мне, пообедаем. Надо отметить такое дело!

И едем мы к нему. По пути болтаем, старое ворошим, друзей поминаем армейских, кто, где и как сейчас, а о ком уже несколько лет ни слуху, ни духу. Ну, обычные стариковские разговоры. Подъезжаем мы к его дому - и видим толпу у второго подъезда, собрался народ и глазеет, а перед самым подъездом две милицейских машины и машина "скорой помощи". Васильич, он как раз во втором подъезде, значит, живет, и вот он машину тормознул, выскакивает, не заперев её и даже ключи в замке зажигания оставив, и несется к подъезду. Я, значит, вылезаю и ковыляю за ним следом, вприпрыжку да в прискок, как Баба Яга костяная нога. Единственно, что сделал - его сумку из машины подхватил и на плечо повесил. Вовремя меня шибанула мысль, что нельзя сумку с пистолетом без присмотра в открытой машине оставлять хоть и не до машины Васильича всему народу, и вряд ли кто рискнет в чужой машине шастать, когда милиция рядом, но мало ли что... Сразу скажу, что сердце у меня обмерло и заныло, нехорошо очень мне стало, припомнились эти "качки" - так их, что ли, называют? - что на рынке с угрозами подкатывались, и их слова, что "последний раз предупреждали". И Васильич, видно, о том же самом подумал. А я гляжу, его никто не останавливает, и больше того, один из милиционеров сделал шаг ему навстречу - вроде, перехватить, что нельзя туда - а другой его за рукав шинели удержал и что-то шепнул. Что он мог шепнуть, кроме как "это он, тот самый с семьей которого несчастье произошло"? Я как эту заминку между двумя милиционерами увидел, мне совсем подурнело, и я сколько мог ходу прибавил. Они на третьем этаже живут, так я уж не помню, как я лестницы одолел, чтобы не очень от Васильича отстать, помню только, как крикнул милиционерам: "Я с ним!.." - и они не стали меня задерживать.