Андерс Рослунд - Дитя мрака Страница 4

Закутавшись в спальный мешок, она лежала на спине, на тонком матрасе. Спала беспокойно, а разбудила ее крыса, пробежавшая по животу. Крысы держались поодаль, только пока горел огонь. Она не испугалась, не то что в первый раз, когда спустилась в подземелья; она теперь поступала так, как ее научил Лео: громко кричала и махала руками, пока крысы не уходили.

Она взглянула на то место, где обычно спал Лео. Пусто. Матрас и спальный мешок валяются кучей, он всегда их так оставлял.

Хорошо бы он был здесь.

А не там, наверху, один на свету, который его пугал.

Она обернулась на шорох. Крыса металась из угла в угол, по ящикам, заменявшим стол, по желтым одеялам с печатями Губернского совета, разбросанным вокруг. Крысы, думала она, шныряют точь-в-точь как морская свинка, которая была у нее когда-то. Бывало, выпустит морскую свинку из клетки, и та мигом спрячется под кроватью, в квартире, где она жила вместе с мамой и папой. Она опять громко закричала, вылезла из тесного мешка, громко затопала, и крыса в конце концов убежала в туннель за дверью.

Она зевнула. Снова вскинула руки над головой, потянулась. Она еще не старая, на вид ей дают лет пятнадцать-шестнадцать. В темноте надела красную куртку и еще одни штаны. Волосы у нее длинные, темные, всклокоченные, лицо покрыто грязью и сажей, руки почти черные.

Когда дым немного рассеялся, крысы появились снова, она замахала руками, затопала, закричала, но безуспешно — их много, а она одна. Она открыла дверь пошире, почувствовала сильный ток воздуха из туннеля. Потом склонилась над кучей дощечек — все одинаковой ширины и длины, — сбрызнула каждую техническим спиртом и сложила в очаге шалашиком. Зажигалку заело, лишь после нескольких тщетных попыток удалось разжечь огонь, стало светло, тепло, и она сумела прогнать фырчащих крыс, всех до одной.

Она опустилась на матрас.

Огонь порой потрескивал, жар поднимался от деревянных планок к потолку, ища выхода из помещения, замкнутого бетонными стенами.

В руке у нее была сигарета, она закурила, несколько раз жадно затянулась.

Она жила здесь уже давно. Но никогда не чувствовала себя так спокойно, так свободно. Было раннее утро, одно из тех, когда ей хотелось верить, что она сможет вновь подняться наверх, рискнет вернуться.

Черными от сажи пальцами она крепко зажала новую сигарету, белая бумага тотчас запачкалась. Она улыбнулась.

Издалека, вероятно оттуда, где туннель делал крутой поворот, донеслись его шаги.

Ей нравилось закрыть глаза и прислушиваться к этим шагам, слегка шаркающим по бетону. Лео долговязый, худой, на спине — тяжелый горб рюкзака, лицо угловатое, небритое.

Пламя затрепетало, когда он вошел.

Несколько небольших кирпичей вокруг очага упали, когда он задел их ногой.

— Она приведет их сюда.

Лео замер посреди комнаты.

Тело его словно одеревенело, руки тряслись, глаза горели.

Она много раз видела его таким, знала, что это пройдет, иногда с ним так бывало из-за света, иногда — из-за крыс, которых он собирал, но она никогда не тревожилась.

Сейчас обстояло иначе.

Этот его страх, злость, попытки спрятаться.

Ей хотелось схватить его, вцепиться в него, но он не подходил ближе, так и стоял на бетоне поодаль от матраса и тихо, почти неслышно шептал:

— Ей нельзя здесь оставаться.

Свен Сундквист приехал рано, движение на шоссе было не такое интенсивное, как обычно утром по понедельникам, — может, из-за гололедицы, может, просто случайно. Тем не менее путь от Густавсберга до Кунгсхольма занял меньше времени, он даже успел еще раз позавтракать в кафе, там хоть и дороговато, зато оно рано открывается и расположено прямо напротив главного входа в полицейское управление. Пока Свен уминал два бутерброда, заметно рассвело, день уже настал, но еще не начался, когда он расплатился, поблагодарил пожилого мужчину, которого считал владельцем кафе, пересек Бергсгатан и направился к месту своей работы. Невысокая лестница, тяжелая наружная дверь, потом бюро пропусков, которое надо миновать, чтобы войти в первый из коридоров Городского полицейского управления.

Он открыл дверь. Огляделся. И замер.

Свен Сундквист сразу сообразил, что ничего подобного до сих пор не видел.

Одни лежали прямо на полу, другие неподвижно сидели на деревянных диванах, которые всегда казались ему неоправданно жесткими, большинство же просто стояли у стен, испуганные, с отсутствующим видом.

Он пересчитал их. Сам не зная зачем, машинально, возможно, чтобы разобраться, что, собственно, здесь происходит.

Сорок три ребенка.

Все в одинаковых желто-синих комбинезонах.

Не шведы. Единственное, в чем Свен был уверен. И потом, это странное молчание. У него у самого десятилетний сын, Юнас, так что он знает, какие дети шумные. Но эти не разговаривали, не смеялись, не плакали. Молчали. Даже самые маленькие, сидевшие на коленях у старших.

Свен Сундквист медленно перевел дух.

Пахнет, как обычно, немножко холодновато, как всегда зимой, под потолком, прямо над автоматом с кофе, мигали две люминесцентные лампы, которые давным-давно пора заменить, но, по всей видимости, мигать они будут еще долго.

Все как всегда. Но то, что он видел вокруг, казалось совершенно неправдоподобным.

Сорок три ребенка, затравленные, перепуганные, неухоженные.

— Свен.

Поодаль, между двумя огромными цветочными горшками, прижав к уху мобильник, беспокойно расхаживал взад-вперед Эверт Гренс. Грузное тело, обширная блестящая плешь, правая нога плохо сгибается, заставляя комиссара криминальной полиции прихрамывать.

— Свен, какого черта? Иди сюда.

Он еще раз взглянул на мигающие лампы. Сумел взять себя в руки.

— Эверт, что здесь…

— Их надо увести отсюда. Скоро начнут приходить люди. Детей надо увести наверх, в отдел оперативных расследований, посидят пока там, в коридоре.

— Ты бы должен…

— Давай, Свен, действуй.

Свен Сундквист заметил четверых полицейских в форме, они стояли по углам, широко расставив ноги и заложив руки за спину, наблюдали за происходящим. Он перевел взгляд на детей, которые лежали и сидели с отсутствующим видом, потом медленно направился к ближайшему дивану, к группе мальчиков чуть постарше Юнаса. Присел на корточки, стараясь поймать их взгляд, спросил, как их зовут. Они его не видели. По крайней мере, так ему казалось. Смотрели на него и сквозь него, будто он прозрачный.

Он спросил, откуда они, как себя чувствуют. Сначала по-шведски, потом по-английски и, понизив голос, на ломаном школьном немецком. Даже припомнил какие-то французские фразы.

Никакого ответа.

Никаких признаков контакта.

По утрам Свен часто заходил в комнату Юнаса и подолгу смотрел на сына. И сегодня утром Юнас, как обычно, спал, спутанные темные волосы разметались по подушке. Свен Сундквист стоял возле него слишком долго, но предпочитал задержаться у сына, а потом в ускоренном темпе рвануть в город. Эти минуты были важнее целого дня.

Юнас домашний. Лучше слова не подберешь. Но оно совершенно неприменимо к детям, которых он видел сейчас.

— Upstairs. — Свен Сундквист указал на широкую лестницу и снова почувствовал себя прозрачным. — Upstairs. Everyone.[2]

Он положил руку на плечо одного из мальчиков — худенькое тельце вздрогнуло, как от удара, ребенок отвернулся и выкрикнул что-то непонятное.

— Don't be afraid. You…[3]

Внезапно Свен почуял запах. Сильный запах растворителя и мочи. Тут только он понял, насколько был потрясен, если до сих пор не замечал этой вони, от которой его теперь мутило. Он не сразу сообразил, что происходит, когда мальчик рядом с ним — помоложе остальных, примерно как Юнас, лет десяти, — зажав в худенькой руке тюбик, выдавил на другую ладошку жидкий клей, сжал ее в кулачок, поднес к носу и с жадностью принялся вдыхать химические пары.

— Господи… Что ты делаешь?

Свен Сундквист схватил тюбик, потянул к себе. Но мальчишка держал крепко, Свен хотел дернуть посильнее, однако ощутил резкую боль: ребенок укусил его за палец.

Один из полицейских в форме быстро шагнул к ним, хотя вмешиваться не стал, остановился примерно в метре. Свен разжал пальцы, поднял руку.

Полицейский в форме покачал головой:

— Зря ты так.

Свен Сундквист посмотрел на свою руку. Четкие следы зубов кровоточили.

— А ты что бы сделал на моем месте?

— Мы с ребятами доставили их сюда. Я успел к ним присмотреться. Ты сам разве не видишь? Токсикоманы. Все до единого. А ты хотел отобрать то, что дает им ощущение защищенности.

Лицо Юнаса, спутанные волосы на подушке. И мальчик, лежащий на полу, с тюбиком клея в руке.

Защищенность?

Пусть тюбики пока останутся у них.

— Upstairs.

Свен Сундквист опять поднялся, глянул по сторонам и снова жестом показал на лестницу: