Виктор Пронин - Божья кара Страница 40

– А он?

– Не заметил. Поддатый уже был, а у нее фата, сеточка перед лицом, да и привык он с ней целоваться за предыдущие годы, решил, видимо, что все так и должно быть.

– А ты? – спросил Амок.

– Слиняла. Он приходит утром, колотит себя кулаками в грудь, девочка эта приходила, мама его... А чего вы суетитесь? – спросила я. – Свадьба состоялась, брачная ночь тоже прошла успешно... Живите.

– Та девочка так с ним и осталась?

– Ничего у них не получилось... Да и не могло. После меня ни у кого ничего не получится. И я это говорю не потому, что вбила такую блажь себе в голову... Знаю, убедилась. Да и холмики на кладбище подтверждают.

– А третья попытка? – напомнил Амок.

– Вот в связи с третьей попыткой вспомнила про холмики... Ладно, на этой веселой ноте закончим утро воспоминаний... Слишком ранняя похмелка никогда не идет на пользу. Надеюсь, Лиза даст нам возможность отрубиться еще часа на три. – Наташа еще что-то промурлыкала, положив голову Амоку на плечо, но разобрать ее плывущие слова было уже невозможно. – Да, – вдруг внятно произнесла она, – гостинцы-то надо бы вернуть Грину... Потешились и хватит. И еще, – Наташа поцеловала Амока, нащупав губами местечко где-то пониже уха, – спасибо тебе... Пробуждение было прекрасным. Мечта идиота исполнилась – я все-таки напилась из гриновского стакана. Теперь что-то должно измениться... Что-то наверняка изменится... Теперь-то уж точно... Свежим ветром подуло, сквозняком потянуло, событиями запахло... Какой запах... Что-то вроде разогретой на солнце полыни... Все... Пока... Я тебя люблю...

Только после похорон Светы Андрей смог наконец войти в ее квартиру. Осторожно входил, с опаской. Проходя по коридору, на кухню, в комнату, включал все лампы, светильники, торшеры – хотел высветить каждый уголок, хотел знать наверняка, что ничто там не затаилось ни из этого мира, ни из соседнего. После всего, что проделывал здесь Равиль, Андрей уже не был уверен в надежности и здравости мира, в котором прожил больше тридцати лет.

Подойдя к кухне, он остановился, не переступая порога, и внимательно осмотрел диван, стол, подоконник, с опаской скользнул взглядом по тому месту на полу, где увидел лежащую Свету. Мельком взглянул на табуретку, на которой сидела Света рядом с собственным трупом, – сатанинские опыты Равиля до сих пор стояли у него перед глазами. На столе осталась с того еще вечера недопитая бутылка коньяка – не до него тогда было.

Поколебавшись, он вылил коньяк в раковину, ополоснул чашки. Задача перед ним стояла и простая, и сложная – найти портрет убийцы, о котором говорили и Лена, и Света во время последней их встречи на кухне. Портрет нужно не просто найти, его нужно узнать. Лена предупредила, что это не портрет в полном смысле слова, это намек, который позволит узнать убийцу.

Неожиданно резко прозвучал телефонный звонок.

Звонил Равиль.

– Ты в квартире? – спросил он.

– Да.

– Ищешь?

– Начинаю.

– Мне подойти?

– Чуть попозже, Равиль. Надо осмотреться, привыкнуть, смириться...

– Смотри... Могу посоветовать... Не ищи чего-то очень уж запрятанного... Он на поверхности. Ты держал его в руках.

– Да, Лена говорила об этом.

– В случае чего – звони. Мобильник при мне.

Андрей начал с того, что распахнул дверь на балкон, открыл все окна, все двери каморки, туалета, встроенного шкафа. Вся квартира была распахнута, вся продувалась солнечным, горячим сквозняком.

Он начал с балкона.

На балконах всегда скапливается ненужный хлам, который жалко выбросить, в надежде, что он может пригодиться. Все эти надколотые цветочные горшки, керамические вазы, кухонная утварь, подтекающие резиновые сапоги, которые, возможно, и пригодились бы в зимние дожди...

Андрей, не торопясь, все это перебрал, осмотрел, ощупал. Даже в изгибах трещин на тарелках пытался увидеть человеческий профиль, в рисунках на цветочных горшках ему виделись лица, глаза, улыбки... И, наконец, вынужден был признать, что балкон можно оставить в покое. Он закрыл балконную дверь, повернул обе ручки запоров и задернул штору.

Теперь можно было приниматься за кухню.

Опять прозвенел звонок.

Звонили Жора с Аделаидой.

– Андрей, друг мой... У тебя все в порядке?

– Держусь, Жора.

– Если я сейчас начну читать тебе стихи, ты же меня пошлешь?

– И очень далеко.

– И правильно сделаешь. Всему свое время. У тебя есть что выпить?

– Здесь оставалось полбутылки с того еще вечера... Не решился я к ней прикоснуться. Вылил в раковину.

– И это правильно. Освежить, пополнить твои запасы?

– Попозже.

– Скажи мне, Андрей, не скрывая, не тая... Ты сегодня питался?

– Не помню, честно говоря...

– Тогда передаю трубку Аделаидушке.

– Андрей, я все слышала. Мы придем к тебе с кастрюлей котлетного фарша. Таких котлет ты еще не ел. Никуда не уходи. Сиди и жди. Вопросы есть?

– Вопросов вообще-то нет, но...

– Тогда до встречи. – И Аделаида отключила связь, не дав Андрею возможности отказаться от котлет.

Прием старый, всеми испытанный и опробованный. Андрей лишь хмыкнул, он был уверен, что телефон Аделаиды в ближайший час будет или занят, или отключен – она не даст ему возможности увильнуть.

В кухне он провозился час, в комнате тоже не меньше часа. Приоткрылось ему кое-что в жизни Светы, прикоснулся он к ее женским тайнам и уловкам. Но ни одно из этих маленьких открытий не огорчило его, не озадачило, не ужаснуло. Все было в пределах ожидаемого, все было настолько естественно для жизни южной женщины, что и нам не пристало все это описывать, прикасаться к невинным женским секретам.

– А чего ж ты хотел, Андрюшенька, а чего ж ты, бедолага, хотел, – пробормотал он, чуть не плача. Да, ребята, так бывает – милые вещички, которые на женщине могут выглядеть вызовом, а то и дерзостью, в платяном шкафчике вызывают лишь слезы своей наивностью, беспомощностью, бедностью. После смерти именно бедность ушедшего человека обнажается сразу и больно. Что говорить, окиньте взглядом свои заштопанные подштанники, рубашку с разными пуговицами, пиджачок, который никак не соберетесь отнести в химчистку...

Ладно, остановимся.

Небогато жила Света в Коктебеле, как говорится, в стесненных обстоятельствах. Андрей заметил это еще на кухне – надколотые тарелки, разношерстные вилки, алюминиевые ложки, прихваченные по пьянке в кафешках, да что там – на полке не нашлось двух одинаковых рюмок.

Ничего Андрей не нашел ни на балконе, ни в кухне, ни в комнате, ни во встроенном шкафу. Не будь предупреждения Лены, ее настойчивого напоминания о том, что портрет или то, что может послужить намеком, все-таки в квартире, об этом же ему сказала в последней встрече и Света... Не будь их слов, он давно бы бросил свои поиски.

Позвонил Слава Ложко.

– Ты куда пропал, мужик? Жив?

– Местами.

– Почему не заходишь?

– Похвастать нечем, Слава. В себя прихожу потихоньку... Загляну, куда ж я денусь. Там Карадаг на месте?

– Кое-что осталось... Приходи прямо сейчас, а?

– Завтра, Слава, ладно? В середине дня.

– У меня кое-какие новости. Не крутые, но... Как посмотреть.

– Буду, Слава. Кровь из носа буду.

– Ты осторожней с кровью-то! А то что-то многовато ее последнее время в нашей жизни.

– Виноват. Исправлюсь.

Так ничего и не нашел Андрей до самого вечера. Единственное, что он сделал к приходу Жоры и Аделаиды, – снес в комнату все, что хотел просмотреть еще раз, – учебники, тетради, альбомы, рисунки Лены. Сгреб в одну кучу одежду, коробки, чемоданы, свалил все в комнату и запер дверь на ключ.

Зачем он это сделал, Андрей, наверно, и самому себе не смог бы объяснить. Почему-то показалось, что никому из посторонних ничего этого видеть не надо, не надо ничего касаться. Только он разговаривал с Леной и Светой, только ему они сказали о портрете убийцы, и рассказывать об этом кому-либо Андрей считал не просто ненужным, а недопустимым. Это касалось только его, и никого больше. Он почему-то был уверен, что чужое вмешательство обесценит просьбу Лены и Светы, да и портрет может исчезнуть, раствориться, как исчезали и растворялись в пространстве те же Лена и Света.

Еще раз обойдя балкон, кухню, прихожую, проверяя, не забыл ли чего, Андрей откинул штору на кухонном окне и увидел, что подоконник завален бумагами, тетрадками, папками, к которым он так и не прикоснулся.

– Мать твою за ногу! – воскликнул он в ужасе и, захватив все это в охапку, отнес в комнату. Разбираться времени уже не оставалось – в окно он увидел торопящихся гостей.

– Ну вот, явились – не запылились, – пробормотал Андрей, направляясь в прихожую. Без восторга пробормотал, скорее с легким недовольством, но, вспомнив про обещанные котлеты, смягчился и дверь открывал с радушной улыбкой.

Гостей оказалось трое – Жора, Аделаида и с ними Костя, который уже накрывал им на стол в гостинице Аделаиды. Тогда он по совместительству был еще и вахтером, а сейчас нес довольно объемистую кастрюлю в целлофановом пакете и еще один пакет с коньяком, лавашем, зеленью и прочими дарами крымской земли.