Виктор Пронин - Божья кара Страница 41

– Хочешь, стихи почитаю? – спросил Жора вместо приветствия.

– С утра жду!

– Посвящается тебе, Андрей, и всем приезжим...

Когда с листвою нежною апрельЦветами зацветет и станет маем,Свои тела везите в Коктебель —Мы так без ваших долларов скучаем!

– Потрясающе! – похвалил Андрей. – Но мои мысли все-таки о котлетах... Значит, так... Вот плита, вот сковородка, вот масло, в этом ящике вилки и ножи, пьют здесь в основном из чашек, поскольку рюмки позорно малы, да и разнокалиберные какие-то... Вам они вряд ли понравятся.

– Костя! – прозвучал властный голос Аделаиды. – Ты все слышал?

– О рюмках?

– Нет! О плите и сковородке?

– Что-то слышал...

– Приступай. Глоточек выпьешь?

– Присоединюсь, – скромно потупился Костя, и уже через минуту-вторую все чашки на столе были наполнены ровно наполовину – надо сказать, что грамотно разлить в непривычную посуду удается далеко не каждому, сноровка нужна, верный глаз и твердая рука. Видимо, всем этим Костя обладал в полной мере и знал это за собой. Отойдя в сторонку, он окинул быстрым взглядом свою работу, убедился, что всем налито поровну, и оглянулся – все ли увидели, заметили, оценили?

– Видим-видим, Костя, – отметила Аделаида. – Как всегда, безукоризненно.

– Тогда помянем, – сказал Жора. – Красивая была женщина Света... И имя ей соответствовало вполне – светлый человек. Грешной была? Да, случалось, как и со всеми нами. Но она не переступила предусмотренное Богом. И товарищ надежный... Когда шли бесконечные злые дожди, когда хмель дурманил голову и ни одной машины не было на всем протяжении от Феодосии да Судака... Куда я мокрый и пьяный волокся... Я волокся сюда. И ни разу меня Света не прогнала. Душ, махровое полотенце и вот этот диван. Она уходила раньше, где-то в магазине подрабатывала... Просыпаюсь – ключи на столе, рядом вот эта самая чашка с коньяком, кусок хлеба и вареное яйцо. Подозреваю, последнее яйцо из холодильника. – Жора смахнул слезу. – Выпьем.

Выпили молча. Поставили чашки на стол. Присели – кто на диван, кто на табуретки. Первым как бы очнулся Костя.

– Я, наверно, начну? – спросил он.

– Да, конечно, – кивнула Аделаида.

Костя сходил в ванную, помыл руки, нашел какую-то миску, вывалил в нее фарш из кастрюли, достал из пакета плоские фиолетовые луковицы, укроп, петрушку. И в какой-то момент остановился в радостной своей суете, оглянулся беспомощно, скользнул взглядом по столу, по полкам, по гвоздикам, вбитым в стену, и механически, не думая, что делает, рванулся в коридор, распахнул дверцу встроенного шкафа, выдернул из стопки белья полотенце и, захлопнув дверцу, вернулся на кухню.

Ни Аделаида, ни Жора не обратили внимания на этот его вполне естественный поступок. Понадобилось полотенце – он взял полотенце и продолжал возиться с котлетами.

Заметил Андрей.

Весь день проведя в поисках портрета, он все еще находился в состоянии повышенного внимания к мелочам. И то, что проделал Костя, его не просто удивило – озадачило. Чужой человек, первый раз оказавшись в незнакомой квартире, не раздумывая, не спрашивая, где что лежит и чем можно воспользоваться, бросается в коридор, не сомневаясь, что именно там, во встроенном шкафу, лежит вещь, которая ему понадобилась, протягивает руку в темноту шкафа, безошибочно берет полотенце и как ни в чем не бывало возвращается на кухню...

Андрей, сидя на диване, опустил голову, опасаясь, что вот сейчас Костя спохватится, столкнется с ним взглядом и сразу поймет собственную оплошность...

И Костя спохватился.

Медленными, вязкими движениями вытер руки от остатков фарша и осторожно оглянулся. Аделаида смотрела в кухонное окно, Жора листал свой блокнот, подыскивая стихотворение, которое было бы уместно в этой компании, Андрей удрученно уставился в пол и, казалось, вообще ничего не видит вокруг...

Чуть приподняв голову, Андрей увидел, не мог не увидеть, как Костя облегченно перевел дух, его движения сразу стали быстрее и четче, приобрели осмысленность. Он громыхнул сковородкой, шлепнул сырую котлету сначала в блюдце с мукой, потом на сковородку, рванулся к столу и, разлив остатки коньяка по чашкам, снова вернулся к котлетам...

– Так, – пробормотал Андрей. – Что-то в этом есть...

– В чем? – спросил Костя, обернувшись.

– В этой нашей встрече... Коньяк, тост за упокой, котлеты, которых мы ждем не дождемся...

– Будут котлеты! – весело заверил Костя. – Через десять минут!

Все, что происходило дальше, не слишком ясно воспринималось Андреем. Странный проход Кости в темноту коридора к встроенному шкафу и возвращение с полотенцем не выходили из головы.

Как понимать?

Что бы это могло значить?

Напрашиваются объяснения какие-то запредельные, криминальные, даже блудливые. Но есть, наверное, должны быть объяснения простые и естественные, услышав которые будет просто совестно вспоминать об этом маленьком, никем не замеченном случае, о собственных безнравственных подозрениях...

Снова Жора читал свои шаловливые стихи, Аделаида обещала в подвальном этаже гостиницы устроить кают-компанию, в которой друзья могут собираться в любое время года, – там в изобилии будет красное вино, томленое мясо, фрукты и овощи. Андрей поддакивал, обещал приехать к Новому году, чтобы встретить праздник в этой самой кают-компании, Костя помалкивал, подкладывая в тарелку котлеты со сковородки...

Казалось бы, все было прекрасно.

Но что-то тяжелое и громоздкое висело в воздухе, не позволяя дышать легко и свободно. Может быть, это состояние возникло оттого, что всего несколько дней назад здесь было убийство, и не совсем еще хозяйка этой квартиры ушла отсюда, и, кто знает, может быть, до сих пор дух ее витает над столом, сидит на свободной табуретке, вмешивается в мысли, в слова, в настроение...

– Что-то душно, ребята, вам не кажется? – не выдержала Аделаида.

– Не то чтобы душно, скорее тягостно, – согласился Андрей. – И окно открыто, и дождиком пахнет... И котлеты в изобилии. – Там в бутылке еще что-то осталось?

– В бутылке ничего не осталось, – проворчал Жора. – Коньяк уже в чашках. Вполне достаточное количество для полноценного тоста.

– Тогда за справедливость, – произнес Андрей.

И поверх чашки в упор посмотрел на Костю.

Их взгляды встретились.

Андрей поспешно опустил глаза в чашку, на играющий бликами золотистый коньяк, но было поздно – Костя успел уловить в мимолетном взгляде нечто такое, что заставило его насторожиться. Костя даже не понял, это невозможно понять, это можно только почувствовать – в их милом застолье, оказывается, есть второе дно, что-то еще происходит за столом, помимо того, что можно увидеть, услышать, к чему можно прикоснуться. И хотя Андрей с этого момента старательно смотрел в сторону, на Жору, Аделаиду, стараясь, чтобы снова не столкнуться с опасливым взглядом Кости, он чувствовал – тот уже не столь беззаботен. Напряженность чувствовалась даже в его движениях, когда он сталкивал со сковородки в тарелку последнюю порцию котлет.

И Костя не выдержал.

Поставив пустую сковородку на плиту, он облегченно отряхнул руки, он их только отряхнул, а не вытер полотенцем, которое висело тут же, на спинке стула. Да, почему-то не вытер руки полотенцем, за которым так легко и бездумно рванулся час назад в полутемный коридор и уж в совсем темный шкаф.

Он уже боялся этого полотенца.

И потому, отряхнув руки от муки, вытер их, о боже, о собственные джинсы. Впрочем, все это могло происходить в обостренном подозрительностью воображении Андрея.

Так вот, отряхнул Костя руки, вздохнул облегченно, чуть глубже вздохнул, чем требовалось, показной какой-то вздох у него получился, как показалось Андрею, и сказал:

– Все, ребята, мне пора... Не обижайтесь, последние котлеты уже на столе. Я пошел.

– А на посошок! – вдруг заорал захмелевший Жора. – Так не делается, это непорядок, за кого же ты нас принимаешь?!

– Так вроде все закончилось, – оправдываясь, пробормотал Костя.

– Кто сказал?! – продолжал шуметь Жора и выдернул из заднего кармана брюк граненую чекушку коньяка.

– Какой кошмар! – притворно ужаснулась Аделаида. – Жора, ты опасный человек.

– Я знаю, – ответил Жора, разливая коньяк по чашкам. – Между прочим, Костя, я бы на твоем месте нашел более теплые прощальные слова... Я бы сказал так... Ребята, может, вам еще принести?

– Ребята, может вам еще принести? – послушно повторил Костя.

– Не надо, – чуть серьезнее, чем требовалось, сказал Андрей. – Хорошего понемножку. Мы сегодня еще на набережной встретимся, у голубой скамейки... Да, Жора?

– И там я вам почитаю потрясающие по своей распущенности стихи! Годится?

– Заметано, – кивнул Андрей, – он все еще опасался посмотреть в глаза Косте. Но все-таки вышел проводить его, с широкой улыбкой, с подъемом произнес: «До скорой встречи!», тот тоже ответил похожими словами, и они наконец расстались. – А казалось бы, – вслух произнес Андрей, плотно закрыв дверь за Костей, – а казалось бы, чего ему-то колотиться? Со мной все ясно, я тут с первых дней в поиске, я весь в подозрительности и опасливости. А он-то чего напрягается? Неужели заглядывал сюда, к Светке, неужели и он у нее отметился? Эх, Светка, Светка... Что ж ты так-то, что ж ты по рукам-то...