Александр Скрягин - Тайная геометрия Страница 40

Темп старинного испанского танца, под названием Болеро, изложенного по своему вкусу, французским композитором Морисом Равелем, все убыстрялся. Отбиваемый барабаном ритм звучал в ушах майора Мимикьянова все громче и громче. Что-то приближалось.

Что?

32. Происшествие на дальнем полигоне

Майор смотрел вслед удаляющейся лаборатории пространственных измерений.

А в его памяти неожиданно всплыл осенний день, отгоревший над землей примерно год назад.

Группа сотрудников «Топологии» во главе с директором Лисавертом должна была выехать на полигон объединения для испытания лазерного дальномера. Полигон располагался в семидесяти километрах от городка.

В механизме дальномера использовалось изобретение, относящееся к государственной тайне. И Ефим, в целях контроля за соблюдением режима секретности, напросился в испытательную группу, выезжающую на полигон.

Никто делать это его не обязывал. Да и государственные тайны исчезают не с полигонов, и даже не из сейфов, а, почти всегда – из голов. Но майору самому было интересно поприсутствовать на испытаниях.

Еще в дороге небо стало затягиваться тяжелыми темно-синими тучами и начал накрапывать дождь. Если бы он ливанул от души, то Лисаверт, скорее всего, отменил бы испытания, и вернул все три идущие на полигон машины обратно. Но дождь, то неуверенно моросил, то прекращался, то падал на ветровое стекло, крупными, как виноградины редкими каплями.

«Да, он не надолго, только пугает, вон горизонт чистый, скоро прояснится!» – убеждали друг друга сотрудники, которым не хотелось возвращаться обратно с половины дороги.

Приехали. Не успели развернуть аппаратуру – дождь пошел устойчиво. Только собрались прекратить испытания – дождь перестал.

Но по непонятной причине вдруг закапризничало излучающее устройство дальномера. Как будто, отрегулировали. Только начали работу в штатном режиме, отказало питание. То ли вышел из строя питающий блок, то ли где-то разорвалась силовая цепь.

Начали искать причину. Нашли. Но теперь излучающее устройство, – будь оно не ладно! – отказалось формировать лазерную спицу.

А тут и во всю мочь ударил проливной дождь, холодный и безнадежный.

Как сказала бы Ефимова бабушка, будто ворожит кто-то!

Илья Сергеевич решил, что бороться с судьбой бесполезно. Недовольно посверкивая мокрыми очками, он отдал приказ прекратить испытания и выехать на полевую базу объединения. Она находилась в ближайшем селе, километрах в пятнадцати от полигона. База представляла собой большой рубленый дом на окраине села.

Здесь электронщики должны были прозвонить контрольной аппаратурой все блоки дальномера. Испытания, если позволит погода, следовало начать следующим утром.

Сам Лисоверт решил вернуться в городок, обещая, если не будет дождя, подъехать завтра к десяти часам.

– Ефим Алексеевич, до городка довезти? – уже открыв дверцу своей бежевой «Волги» обратился он к Ефиму.

Но Мимикьянову хотелось не возвращаться в городок, а до конца испытать на себе условия полевых испытаний. Он отказался.

– Ну, как знаешь, – недовольно буркнул Илья Сергеевич: ему не хотелось ехать в одиночестве.

Генеральный директор обвел взглядом остающихся подчиненных, строго блеснул очками, забрался в теплый салон и умчался в научный городок.

Ефим же сел в УАЗик, направлявшийся на полевую базу.

Отвезя Мимикьянова и троих электронщиков, машина должна была вернуться за остающимися под брезентовым навесом в поле сотрудниками лаборатории пространственных измерений – Максимом Карликовым, Феликсом Бобинным и Евгением Вергелесовым.

Но – невезение продолжалось.

Только выехали с поля на грунтовую дорогу, ведущую в деревню, – заглох безотказный двигатель Ульяновского вездехода.

Водитель с электронщиками полезли под капот, и, казалось, навсегда утопили свои головы в недрах машины. При всем желании майору туда уже было не втиснуться, и он отошел к березовой рощице. Она дрожала на ветру тонкими, словно вырезанными из бумаги, карнавально-желтыми листьями. На заросшей высокой травой опушке головокружительно пахло сыростью и грибами.

В городе осень только слегка намекала о своем неприятном приближении, даже листва в основном еще была зеленой, а здесь, среди леса, осень уже захватила передовой плацдарм. И на нем, вдали от глаз горожан, она собирала силы для того, чтобы, совсем скоро, вломиться батальонами дождя и эскадрильями ветра на асфальтовые улицы города и решительной атакой окончательно захватить мир.

Ефим поднял голову.

Над головой висело цинковое небо, слегка освещенное солнечным светом, проникающим в осенний мир сквозь райски-голубое окно у горизонта. Высоко над качающимися вершинами берез и совсем недалеко от плоскости металлического неба медленно перемещался птичий клин.

Ефим напряг воображение и оказался среди машущих крыльями летунов. Земля – березовые рощицы, угольно – черная дорога, зеленая коробочка автомобиля – все это показалось ему отсюда, с неба, игрушками, вырезанными из цветного алтайского камня.

Соседи по полету вытягивали веред каплевидные головы, раздвигая плотный холодный воздух. И неутомимо, как автоматы, поднимали и опускали белые крылья.

Ефим им посочувствовал. Он-то мчался среди них, не прилагая никаких усилий, бесплотный и невидимый. Хотя, ему показалось, птицы инстинктом почувствовали его присутствие: они, то и дело, слегка поворачивали головы, косясь на пустое место, где рядом с ними летело сознание майора Мимикьянова. Одна из них, летевшая слева, не отводила пристальный взгляд особенно долго. А потом разразилась громким требовательным криком: «Ты кто такой? Почему с нами? Это – наша стая. Мы тебя не звали. Уходи!»

Майор не стал волновать путешественников, которым нужно было беречь силы и нервы для своего длинного путешествия. Лихо заложив крутое пике, он вернулся в свое тело, недвижно застывшее на опушке с поднятым к небу окаменевшим лицом.

Его мимолетным знакомцам предстояло преодолеть расстояние, без всякого преувеличения, чудовищное. Майор на пару минут побывал в племени полярных крячек – чаек, обитающих в тундре, на побережье Северного ледовитого океана. С наступлением зимы они улетают на юг, но не в Африку, Египет или Индию, переждать морозы под теплым солнышком, как следовало бы ожидать. Нет. Они летят на южный полюс, в Антарктиду, где морозы ни чуть не меньше, чем на полюсе северном, в Арктике. По температуре и условиям жизни – никакой разницы, только магнитный полюс имеет на другом конце противоположный знак.

Чтобы достичь окрестностей южной вершины Земли, полярные крячки преодолевают расстояние в двадцать тысяч километров, что составляет, половину земного экватора. А, через шесть месяцев они неизменно возвращаются обратно. Таким образом, в общей сложности за год они преодолевают расстояние равное кругосветному путешествию. Зачем? Никто не знает.

Для совершения такого визита вежливости к пингвинам полярные чайки обзавелись сложнейшей и совершеннейшей системой навигации, позволяющей ориентироваться по силовым линиям магнитного поля Земли. Ее сложность и точность действия представляются фантастическими для любых научно-исследовательских институтов, конструкторских бюро и лабораторий всех развитых стран мира.

Как это могло произойти в результате самопроизвольной мутации – случайного изменения наследственной программы, которую Чарльз Дарвин и его современные последователи считают главным средством развития организмов и возникновения новых видов живых существ? – понять невозможно.

Существовала и еще одна удивительная история, связанная с полярными чайками.

Сотрудники антарктической станции «Мир» как-то случайно выловили из моря ослабевшую птицу. Она оказалась окольцованной. Судя по обозначению на легком алюминиевом кольце, закрепленном вокруг левой лапки, кольцевание осуществлялось на орнитологической станции, расположенной у Обской губы.

В самом этом факте не было бы ничего странного, если бы не одна деталь. На алюминии была выбита дата кольцевания. Эта дата совпала с днем, когда полярники подобрали птицу.

Исследователи южных широт решили, что дата на кольце была выбита ошибочно. В, самом деле, ну не могла же чайка преодолеть двадцать тысяч километров, менее, чем за сутки? В таком случае, ей бы пришлось лететь со скоростью современного пассажирского лайнера – около тысячи километров в час. Этого, разумеется, быть нереально. Следовательно, те, кто надевал кольцо на лапу птицы, просто ошиблись: неверно выставили дату кольцевания.

Так расценили странный факт ученые. Но в одной из статей, посвященным полярным птицам, данный случай все-таки упомянули. Конечно, лишь в качестве курьеза. Как напоминание орнитологам о необходимости максимально серьезного отношения к выставлению даты при кольцевании птиц.