Сергей Высоцкий - Не загоняйте в угол прокурора. Сборник Страница 41

— Вилен Тимофеевич.

— Владимир Петрович.

Мишин показал на стул возле маленького столика-приставки. Извинился:

— А мне придется вернуться на рабочее место. Больно много бумаг скопилось по делу «Харона». Ну и названьице они себе придумали!

— Да. Не откажешь в остроумии.

Мишин постучал кончиками пальцев по столешнице, будто собирался с мыслями.

— Владимир Петрович, ваша докладная записка у Генерального. Вот ведь коловращение жизни?! Из реки достали. Можно сказать, из мертвых рук бандита.

Фризе молчал. Он подумал было, что следователь — обыкновенный любитель поболтать, но, взглянув в глаза, увидел, что взгляд у него жесткий. Значит, идет «пристрелка».

— Можно на «ты», Володя? Так проще.

— Почему нет? Давай на «ты».

По тому, как непроизвольно дернулись у следователя губы, Фризе понял, что предложение касалось только одной из договаривающихся сторон.

— Кстати, ты в партии состоял?

— В какой? — решил поиграть Владимир.

— В той самой.

— Нет. Не состоял, не привлекался, не женат. Ведь перед тобой мое личное дело.— Он заметил, как Мишин открыл знакомую папку.

— Решил перепроверить,— улыбнулся Мишин.— Уж больно непривычно — следователь прокуратуры и никогда в партии не состоял.

— Состоял бы — сидел на месте твоего шефа. А если бы писал книги по научному коммунизму, то на месте Бурбулиса.

— А что тебе Бурбулис? — глаза следователя насторожились.— Толковый мужик.

— Может быть,— согласился Фризе.— Его собаки, наверное, не любят.

На лице Мишина застыл незаданный вопрос.

— Голос у него скрипучий. Людей с таким голосом собаки не любят и кусают,— разъяснил Фризе. И подумал: «Он меня, небось, за идиота принял».

— Фризе, Фризе… странная фамилия. Ты еврей или немец?

— Русский.

Мишин неожиданно громко рассмеялся:

— Как Жириновский. Мама украинка, папа — юрист.

— Нет. Вилен. Если тебя интересуют детали — фамилия немецкая. Мои предки — обрусевшие немцы, породнившиеся со многими русскими дворянскими фамилиями. В Петербурге, на Васильевском острове, владели домами. И в Москве. Мать у меня русская. Отец — на три четверти немец. Дальше в генеалогию залезать?

— Нет, нет! — Мишин поднял руки.— Вижу, белая косточка. Давайте, Владимир Петрович, займемся теперь материями менее приятными.

На панибратстве был поставлен крест.

— Шеф, естественно, потребует от вас подробные объяснения по фактам, изложенным в докладной записке…— начал Фризе, но следователь остановил его.

— Позвольте закончить. Все, что касается «Харона», предельно ясно. Последние события поставили точку. Но вы еще и бросаете тень на руководство мэрии, обвиняя их в коррупции.

— Не обвиняю. Вы же читали мою записку. На основании имеющихся у меня фактов я предлагаю возбудить уголовное дело. Суд определит…

— Возбуждать уголовное дело против популярных политических руководителей?! Без достаточных оснований! Их и без того задергали. Дело дошло до того, что люди подают в отставку.

— Уходя — уходи,— буркнул Фризе.

— Что, что? — не расслышал, а может быть, и не понял Мишин.

— Я говорю: не красны девицы! Уж лучше один раз суд, чем терпеть газетные наскоки да пересуды в очередях. Суд вынесет вердикт — невиновны. И все заткнутся.

Мишин хотел возразить, но Владимир ринулся во все тяжкие:

— Как вы расцениваете признание мэра о том, что сам он дает некие суммы за услуги, но его всегда мучает гамлетовский вопрос: сколько дать? У нас что, отменена статья о даче взятки? А когда я пытаюсь разворошить муравейник, прокурор отстраняет меня от следствия!

— Прокурор арестован,— тихо сказал Мишин и почему-то посмотрел на часы.

— Арестован?!

— В записной книжке Чердынцева найдены телефоны Олега Михайловича, записи о том, когда и сколько денег он получил от малого предприятия «Харон».

— Но это могла быть провокация! — Фризе хоть и зол был на шефа, но поверить в его предательство не мог.— Мало ли чего понапишут мафиози в своих записных книжках!

— Владимир Петрович, Чердынцев же не подставил свою голову под вашу пулю, только ради того, чтобы скомпрометировать районного прокурора?!

— Да. Но трудно поверить.

— Может, это вы подсуетились? Пока суд да дело — вписали несколько строчек в книжку? Шучу, шучу. Мы все проверили. Почерк — Чердынцева, записям не меньше месяца. В этой записной книжке такого понаписано! И все пока сходится. А главное — в директорском сейфе нашли ведомость на выплаты за консультации. И там ваш бывший шеф приложился собственной ручкой.

Фризе молчал, подавленный.

— Вы даже не спрашиваете сколько платили в «Хароне» за консультации? Сто тринадцать тысяч,— несколько секунд следователь пристально смотрел на Владимира, затем спросил:

— Впечатляет, коллега? Одного не пойму — почему еще и тринадцать? И спросить не у кого. Ведь среди тех, кого вы угробили, был и бухгалтер.

— Вилен Тимофеевич, я застрелил только Чердынцева. В порядке самообороны. Вы читали протокол осмотра места происшествия? Сколько пуль он в меня выпустил?

— Много.— Фризе уловил в голосе собеседника нотку разочарования.— Длинную очередь. Странно, что с такого близкого расстояния и промахнулся. А на автомате ваших пальчиков нет.

Владимир рассмеялся невеселым смехом:

— Вы искали? А ведь я мог и схватить автомат! Ко мне вломился не один Чердынцев.

— Почему же не схватили? — быстро спросил Мишин.— Почему?

— Нагнулся бы, секунду промедлил — получил пару дыр в голове.

— Да. Наверное. А ля гер ком, а ля гер. А второй убитый? В саду? — Мишин заглянул в лежащие перед ним бумаги.— Селюрин, водитель-санитар. Убит двумя пулями из револьвера. В спину.

Заметив, что Фризе смотрит на него с недоброй усмешкой, Мишин свел брови к переносице:

— Напрасно так смотрите на меня. Вы — наш! Работник прокуратуры. А жена Цезаря… Помните? Я ведь хочу снять все заморочки, проработать версии. Обижаться нечего.

«Вот и прорвался в тебе, Вилен, аппаратчик,— подумал Фризе.— Лексикон, что надо. И ни латынь, ни французский не спасут».

— С револьвером ладно. Разобрались. С ним «наследили» еще два года назад в Ростове. Убийство и тяжелое ранение. Выходит, здесь кто-то из своих «промахнулся». Но оружия так и не нашли! Выбросили по дороге в снег?

— А в реке?

— Искали,— Мишин откинулся на спинку кресла, потянулся.— Ладно. Будем еще искать. Главное — вы здесь чисты, как стеклышко. А вот с машиной, с вашими «Жигулями» — есть загадки.

Владимир давно ждал вопроса о машине. Значит, экспертизу все-таки провели. Это у Василькова все просто получалось. У него предвзятости не было.

— Загадки есть,— спокойно сказал Фризе.— А вот «Жигулей» нет.

— Получите хорошую страховку. Вы как в воду глядели — перестраховали машину на более крупную сумму, как раз накануне несчастья.

Фризе опять стало смешно. Он не сдержался, рассмеялся, но теперь без всякой злости и подумал: «Опять мне придется разочаровать коллегу».

— Ведь это не я повысил цены на машины, Вилен Тимофеевич, а правительство. Что было делать? — настал удобный момент упомянуть про угон. Фризе лихорадочно соображал: сказать или еще поиграть? Пожалуй, сказать сразу вышло бы естественнее.

— Вы, наверное, знаете, неделю назад мою машину угнали.

— Угнали? — Мишин искренне удивился и Владимир поверил, что про угон следователь ничего не знал. Капкан опять не сработал.

— Мало того, что угнали. На моих «Жигулях» в Переделкино приехал бандюга, собиравшийся меня убить. Вот уж где Генеральная прокуратура должна была бы разобраться! — Фризе повысил голос.— На меня нападает громила с пистолетом и ножом, при мне оружие изымается со всеми предосторожностями работниками милиции, а потом оказывается, что на нем нет ни одного отпечатка.

— Перчатки?

— Никаких перчаток! Их просто стерли, эти отпечатки. А труп исчез из морга.

— Вы об этом написали в своей записке. Виновные будут наказаны,— вяло бросил Мишин. Чувствовалось, что думает он сейчас совсем о другом.

— Да ведь столько времени прошло, никто даже не чухнулся! Одно должностное преступление за другим!

— Володя, давайте минут на пять прервемся.

— Пожалуйста.

— Всего несколько минут. Я вас позову.

Фризе стоял у окна в коридоре и смотрел во двор, на проходную. Люди входили и выходили, пересекали заснеженный двор, здоровались друг с другом. Почти все с кейсами, в пыжиковых шапках. Владимир вспомнил, как ему рассказывал один из помощников бывшего Генерального прокурора Союза о том, что каждый член коллегии мог за год сшить в спецателье одну пыжиковую шапку. Все и шили каждый год, старые отдавали детям, родственникам. Интересно, шьют ли теперь шапки?

Дальше, за проходной, на Пушкинской улице бурлил темный поток прохожих, цеплявшийся за выстроившихся шпалерами торговцев, словно за камни на перекате. Потом Владимир подумал о своем шефе. Прокурор мафиози — это сейчас мало кого удивит. А вот мафиози Олег Михайлович — это страшно.