Наталья Солнцева - Золотой гребень для русалки Страница 41

— Как же, попрыгаешь в такой юбке, — буркнула графиня.

— Можно пойти во флигель, погреться, — предложил Вишняков. — Вы как хотите, а я, пожалуй, пока посижу в тепле.

Но дверь во флигель оказалась закрытой, а ключа не было — парень-«грифон» в суматохе положил его куда-то и запамятовал. Волхв рассердился, он метал громы и молнии.

— Вернись в дом, если тебе невмоготу, — предложила Коломбина.

— Ты сама уже посинела. В такой мороз хорошо у камина греться, а не на улице костры жечь. — Его взгляд упал на колодец, засыпанный снегом. — Интересно, в колодце вода замерзает когда-нибудь?

— Конечно, нет, — ответила Коломбина.

— А я думаю, да.

— Проверим? — хихикнула она. — Здесь два колодца, заколдованный и обыкновенный. Когда Илья подыскивал себе землю, он много участков пересмотрел. Лет пять по области колесил, местных расспрашивал, агентов по недвижимости замучил. В Сатине ему понравилось, но сделка состоялась не сразу. Пришлось «подмазывать», связи задействовать. Получилось.

— Ты про колодцы говорила…

— Ах, да! Илья быт устраивает основательно, начал с воды — велел колодцы копать. С одним легко управились, а с другим помучились изрядно. То копальщик угорел, то колец не хватило, то еще что-то — в общем, назвали колодец «нечистым». Лозоходцы, которые водяную жилу определяли, рассказывали, будто бы на том же месте при бывших владельцах усадьбы тоже пытались колодец вырыть, да забросили. Почему — неизвестно. Люди разное болтают. Мол, под землей есть озеро, которое русалки облюбовали и не желают, чтобы их тревожили. По другим слухам, в колодце когда-то девушка утопилась, с тех пор она там время от времени появлялась и пугала людей, которые приходили по воду. Пока всех не отвадила! Деревенские верят, что лунными ночами у колодца танцуют русалки, и кто их увидит, тому несдобровать.

— Представляю, какой восторг вызвали эти разговоры у Ильи, — усмехнулся Вишняков. — Иметь у себя во дворе «русалкин колодец»! Он о таком и не мечтал.

— Вижу, ты успел неплохо изучить Борецкого, — кивнула Коломбина. — Он увлекающаяся личность. Услышал про старый колодец — трава не расти, надо там же выкопать. Сначала пытались прочистить, потом махнули рукой, рядом новый сделали. Илья ужасно гордится «русалкиным колодцем». Собственная достопримечательность! В английских замках фамильные призраки бродят, а в российских усадьбах — русалки и лешие. Местная экзотика!

— Наверное, этому увлечению Ильи мы и обязаны нынешними «зимними русалиями»?

— Ну да! — обрадовалась Бутылкина. — Он всех деревенских бабок в округе обошел, выспрашивал про древние обряды, кто что помнит. В костромской музей специально ходил, в Новгород ездил. Его энтузиазму можно позавидовать! Он и «Русалок» этих сюда притащил, из-за их «фольклорной программы». Чтобы украсили праздник.

Астра вопросов не задавала, но не пропускала ни слова из диалога Вишнякова и Алины-Коломбины. Колодец… Интересно!

Вышитый золотом символ на шапке волхва не давал ей покоя. Две молнии — они напоминали ей руны, которые использовали для своих знаков отличия офицеры СС. Само собой пришло на ум предыдущее расследование, когда они с Матвеем искали в новгородских болотах Кинжал Зигфрида. Ясно, что это подсказка!

Главный бог славян — Перун, громовержец. Тот же корень, от руны. Пронзающий небо молниями.

«Что я должна понять? — размышляла она. — Лорелея… Рейн… Германия. Кольцо «мертвая голова», оставшееся у меня на память. Оно принадлежало барону фон Штейну, одному из последних владельцев Кинжала… Охота за тайнами зачастую приводила к гибели».

С тех пор как мужчины принялись сооружать костер, ее не покидало ощущение, что за ними всеми кто-то наблюдает. Из непроглядного мрака в парке, где бесновалась вьюга, из-за угла дома или из темных окон флигеля…

Глава 24

Борецкий приказал погасить электрический свет, и в наступившей полной темноте помощники-«грифоны» затеяли огненное шоу. Они размахивали горящими факелами, выписывая в воздухе магические знаки. Пылающие иероглифы жили всего мгновение, но оказывали на зрителей почти гипнотическое воздействие. Все онемели, замерли, не в силах отвести глаз от багровых начертаний…

У Астры перехватило дыхание. Она нашла руку Матвея и сжала в своей. По телу побежал жар, голова закружилась.

Теми же факелами «грифоны» подпалили костер.

Восторженные крики девушек оповестили, что огонь разгорается и наступает заключительная часть ритуала — сжигание соломенных любовников. Пламя, неожиданно сильное, быстро взбиралось к верхушке пирамиды из дров, распространяя вокруг оранжевое зарево. Языки его были похожи на руки огненного бога, тянущиеся к жертвам, — разодетым чучелам бабы и Ярила.

Матвей-Брюс склонился к графине:

— Тебе нравится?

Зрелище огромного костра заворожило Астру. Ее расширенные зрачки полыхали, отражая пляску огня, губы беззвучно шевелились, словно читая молитву, на них ложились красные отблески. Она сама казалась очарованной жрицей огня. Даже метель стихла, не решаясь мешать жаркому танцу пламени.

— Не думал, что мы сумеем так скоро справиться, — обронил Матвей. — «Русалки» взывали к духу огня, и он их услышал! В этих древних заклинаниях что-то есть.

Волхв застыл, глядя на костер. Арлекин увлек Коломбину поближе — греться. Парни-«грифоны» и девушки-«русалки» со смехом и непристойными шутками бросили оба чучела на съедение пламени. Сноп искр подтвердил, что жертва принята благосклонно.

Лея стояла у костра, безуспешно пытаясь унять дрожь. Огонь не согревал ее. Главарь русальцев что-то говорил девушке, но слова не долетали до ее ушей, тонули в гуле пламени. Или то кровь гудела, вскипая в венах…

Борецкий счел за лучшее пока оставить ее и развлекать гостей.

— Кажется, в какой-то летописи упоминается сам Иван Грозный, участвующий в «русальских потехах» в Коломне! — громко заявил он, обращаясь к графу, графине и волхву. — Пятнадцати лет от роду будущий царь наряжался в саван, взбирался на ходули, наблюдал за магическими обрядами. Церковь же твердила, что «трубы, скоморохи, гусли и русалии — есть хитрости дьявола и зрелища, бесом задуманные». Побороть обычаи предков было нелегко. Как ни старались, а не изжили их полностью.

Сожжение чучел почему-то произвело на присутствующих далеко не радостное впечатление. Как ни крути, а соломенная женщина и мужчина-Ярило были похожи на людей, безжалостно, с грубыми шутками и улюлюканьем брошенными в огонь.

— Любовь сжигает — не зря поэты сравнивают ее с пламенем, — мрачно произнес Вишняков. — Дыхание Эроса так же смертоносно, как и дыхание Владыки Севера. Разница лишь в том, что один пожирает плоть, а другой превращает ее в лед. Ты не прочь приударить за Леей? — повернулся он к Борецкому. — Она зажгла тебя? Или мне показалось?

Тот смешался — если бы не маска, его лицо выражало бы крайнее смущение.

— Прости, Егор, это не то, что ты думаешь. Я сам не ожидал ничего подобного.

— Ты заинтересовался ею, потому что я обратил на нее внимание?

Это прилюдное выяснение отношений ставило хозяина дома в неловкое положение.

— Всё не так… — поспешил он заверить приятеля. — Вернее, не совсем так. Ты не поймешь…

— Так объясни!

— Потом…

Астра разрывалась между костром и двумя друзьями-соперниками. Сердце звало ее к огню, а долг — к разъяренным мужчинам. Краем уха она улавливала обрывки фраз, глаза же ее были прикованы к горящим чучелам. Пламя плотоядно облизывало их, прежде чем поглотить, и в этих движениях его алых языков сквозило порочное сладострастие.

Лея, раскрасневшись, стояла в багровых отблесках костра, словно опаленная его жарким дыханием. Снежинки таяли на ее лице, смывая густой грим.

— Вытрись, — шепнула ей Мио. — Все потекло…

Девушка неосознанно провела варежкой по щекам, губам и подбородку. Борецкий и Вишняков разом повернулись и остолбенели, пораженные.

— Она чертовски красива! — вскричал Арлекин.

Коломбина бросила на него ревнивый взгляд и дернула за рукав. «Все кончено, — скорее догадалась, чем услышала Астра. — Идем в дом. Мне надоел этот дешевый балаган!»

Господин Вишняков вдруг опустил голову и первым зашагал к парадному крыльцу. За ним потянулись остальные. Один Борецкий будто прирос к месту.

— Илья Афанасьевич! — окликнул его Матвей.

Тот сорвал с себя маску, быстро нагнулся, зачерпнул пригоршню снега и приложил к лицу.

— Что с ним? — спросила Алина-Коломбина. — Выпил лишнего… или переел?

Исполненный важности ватафин превратился в обыкновенного человека, утомленного ночным бдением, обильной едой, крепкими напитками и возложенной на него ответственностью. Он как будто пытался сообразить, где находится и что ему делать дальше. Сосуд с зельем, который главарю русальцев полагалось разбить в конце обряда, забытый, остался стоять подле костра.