Матвей Медведев - В поисках истины Страница 42

Так он прошел довольно большое расстояние. Потом остановился, недоумевая. Здесь же должен быть хутор! Дом, крытый черепицей, конюшни, сараи. Где же они? Неужели он заблудился? Вот так история!

Он протянул руку. Пальцы его коснулись стены. Ну и ночь! Проклятая темнота чуть было не сбила с толку.

Виктор обошел вокруг дома. Прислушался. В доме было тихо. Ощупью он нашел дверь и тронул ее. Она была заперта изнутри.

Поколебавшись немного, он осторожно поскреб дверь ногтем и, чувствуя, как бьется его сердце, сунул руку в карман. Пальцы его коснулись отполированной рукоятки ножа. Это успокоило.

За дверью послышались шаги. Потом женский голос спросил:

— Кто здесь?

У Виктора отлегло от сердца. Он сразу узнал этот голос, хотя не слышал его уже несколько лет. Человек может измениться, постареть, но голос у него остается тем же.

— Кто здесь? — спросили еще раз за дверью.

— Это я, сестричка, — ответил он тихо. — Отопри!

Дверь осторожно приоткрыли.

— Эльфрида!

— Виктор! Боже!

— Тихо!.. Ты одна?

— Да.

— Тогда, может быть, впустишь в дом?

— Проходи. Сейчас я зажгу свечу. Осторожней, здесь сундук!

Но она могла и не предупреждать, он хорошо знал этот дом. Все оставалось в нем, как прежде.

Эльфрида зажгла свечу. Виктор прошел в комнату, оставляя на полу следы мокрых сапог.

— Дай мне во что-нибудь переодеться, — попросил он.

Эльфрида вынула из сундука шерстяную фуфайку, темные суконные брюки. Он скинул с себя мокрую одежду. Досуха вытер полотенцем тело. Бугры мускулов вздувались на его руках. Эльфрида внимательно следила за ним.

— Откуда ты появился? — спросила она. — Ведь прошло столько лет!

Он ничего не ответил. Прошелся по комнате, увидел голубоватый, с пятнами от машинного масла комбинезон в углу на гвоздике, потрогал его.

— Твой?

— Да.

— Ты кто — шофер?

— Нет.

— А кто же?

— Трактористка. Работаю в МТС.

— МТС!: Раньше и названия такого не было.

— Много чего не было, — сказала Эльфрида.

— Что с отцом?

— Умер.

Виктор помолчал. Потом сказал:

— Дай мне чего-нибудь поесть. Я страшно голоден.

— Есть только хлеб и селедка.

— Все равно.

Она принесла селедку и стала резать на столе. Виктор смотрел на ее руки. Тусклое пламя свечи освещало их.

— Я тебе с отцом доставил, наверное, немало неприятностей? — спросил он.

— А как ты думаешь?

— Теперь мною уже никто не интересуется?

— Никто.

— А пограничники? А чекисты?

— Я же тебе сказала — никто.

Виктор стал есть. Эльфрида стояла перед ним, скрестив руки на груди, и, не отрываясь, глядела на него.

Он почувствовал на себе ее взгляд и спросил, недовольно морщась:

— Ты это чего глядишь на меня все время.

Лицо ее дрогнуло.

— Откуда ты пришел?

Он промолчал.

— Нет, в самом деле, откуда? И куда направляешься?

— Я научился никому не доверять своих мыслей, — усмехнулся он. — Даже собственной подушке.

От еды он раскраснелся. Теперь, почувствовав себя снова бодрым и уверенным, посмотрел на Эльфриду и заметил, что, когда она поворачивает голову к свету, в волосах ее сверкают золотые искорки.

— Сколько же тебе лет, сестричка? — поинтересовался Виктор. — Ты выглядишь еще совсем молодой. И ты — хорошенькая. Тебе следовало бы жить совсем иначе. У тебя могло бы быть много новых платьев. И тебе не пришлось бы работать в какой-то там МТС, портить свои руки. За тебя работали бы батраки. Как когда-то...

Она слушала с удивлением, даже подумала, что он, наверное, пьян. Но нет, он не был пьяным. Просто чувствовал себя в безопасности. И поэтому высказывался так откровенно.

— А может быть, ты хочешь выдать меня? — спросил он вдруг. — Сообщить обо мне пограничникам?

Он встал и подошел к ней вплотную. Она казалась совеем маленькой по сравнению с ним. Ее голова доставала ему до плеча. С минуту он молча смотрел на Эльфриду, как бы испытывая, потом улыбнулся, взял ее двумя пальцами за подбородок.

— Брат и сестра — одна кровь, — еще раз улыбнулся он. — А сейчас, Эльфрида, спать, спать...

Эльфрида раскинула в углу, перед печкой, полушубок. Прежде чем лечь, Виктор сунул под подушку нож. Растянувшись, он почувствовал, как усталость сковывает все его тело. Он закрыл глаза и тотчас же погрузился в сон.

5

Виктор Лоди учился в школе.

Это была не совсем обычная школа. В ней обучали не алгебре и геометрии, не истории и географии, а рукопашному бою, борьбе, ходьбе на лыжах, прыжкам с парашютом и стрельбе.

С расстояния 25 метров надо было из пистолета всадить шесть пуль подряд — одну за другой — в небольшой черный кружок.

Ему это удавалось. Он стрелял отлично. И еще он учился попадать без промаха в цель в темноте.

Школа находилась на окраине маленького городка. Там, в цветущем, залитом солнцем саду, окруженном высоким забором, стояло здание с башенками и верандами. Даже местные жители не знали, что там такое. Большинство полагало, что это спортивно-гимнастическое общество.

Летом здание утопало в белых и красных розах. Начальник школы любил цветы. На письменном столе у него всегда стояла хрустальная ваза с большим пышным букетом. И еще начальник школы обожал лимонад. Он наливал в бокал прохладный золотистый напиток. Прозрачные пузырьки стремительно поднимались со дна бокала на поверхность...

У него было чувствительное, сентиментальное сердце. Он любил по-отечески беседовать со своими учениками. Виктору он говорил:

— О, вы далеко пойдете, Лоди! Вы у нас один из самых способных. У вас верный взгляд и твердая рука. Вас ожидает удача, мой мальчик. У вас будет много денег. Вы купите мотоцикл и чудесный радиоприемник самого высшего класса. Вы даже сможете обзавестись собственным домиком. Представьте себе маленький хорошенький домик, увитый зеленым плющом. В саду поскрипывают яблони. И по утрам белокурая женщина с красивой смуглой кожей готовит вам яичницу.

Виктор молчал. Он стоял перед начальником, опустив руки по стойке «смирно», и смотрел поверх его головы на синие с золотом обои.

— У вас есть ценное качество, Лоди, — продолжал начальник. — Вы ненавидите. Это хорошо. Главное — идея. Она облагораживает человека. Мы готовимся к войне. Наш главный противник — красные. Нам нужны сильные, храбрые руки. Вы сильны, храбры. Вы вооружены парабеллумом, ножом, ампулой с гремучей ртутью. Вам нечего бояться, мальчик.

Виктору надоедало все это слушать. Он переводил взгляд на носки своих новых крепких ботинок. Они ослепительно сверкали.

— Можно идти, господин начальник?

— Что? Да, да, можете идти, Лоди. Старайтесь!

— Буду стараться, господин начальник.

Повернувшись по всем правилам, Лоди четким, пружинистым шагом выходил из кабинета. Начальник школы допивал лимонад.

В сущности, полковник был прав. Виктору повезло. Он делал успехи в учебе. У него был отличный серый костюм. И еще один — тоже серый, только с красной ниткой. И третий — темно-синий, из чистой шерсти.

В свободные от занятий часы Виктор Лоди заходил в бар.

— Принесите мне чего-нибудь покрепче, — говорил он знакомой кельнерше.

Ему подавали коньяк. Он не спеша пил его и слушал музыку.

Кельнерши перешептывались между собой. Они бросали на Виктора восторженные взгляды. Им нравился этот рослый, плечистый здоровяк. Они пытались заговаривать с ним, думая, что он поведет их в кино, пригласит к себе. Но Виктор не обращал на женщин внимания. Небрежным жестом он кидал на поднос деньги и удалялся.

Он шагал по улицам маленького городка, засунув руки в карманы. Молчаливый, угрюмый, он ни на кого не глядел. Иногда Лоди заходил в универсальный магазин и там рассматривал мотоциклы и радиоприемники. При этом в глазах у него появлялось насмешливое выражение..

Потом он шел в школу, брал парабеллум и, выйдя в сад, начинал всаживать в мишень пулю за пулей.

Виктор учился стрелять в темноте. Ибо, кто знает, может быть, это самое необходимое для человека, который должен будет действовать главным образом ночью.

Нет, не всегда Виктор жил в этом маленьком городке. Было время, когда он жил в России, на хуторе.

Хутор стоял на горе. Дом, крытый красной черепицей, конюшни, сараи.

С горы виднелась граница. Светлая полоска реки. Колючая проволока на берегу.

Там, за проволокой, начиналась чужая земля. В летний солнечный день ее можно было хорошо разглядеть. Проезжал по дороге грузовик. Паслись коровы. Женщина в розовом сарафане бросала на телегу снопы. Все было так, как по эту сторону границы, и в то же время не так.

Виктор часто смотрел на чужой берег. Он притягивал его к себе, такой близкий и одновременно недоступно далекий.