Полина Дашкова - Никто не заплачет Страница 43

Находились и такие, которые, единожды обманув ее, входили во вкус, обращались к ней еще раз. А почему нет? Если этой дурочке так просто запудрить мозги и заплатить в десять раз меньше, почему бы не воспользоваться? Верочка соглашалась, но не потому, что была дурочкой. Глупость и интеллигентность разные вещи, хотя многие с удовольствием ставят между ними знак равенства.

У халявщиков возникала иллюзия, что пользоваться Верочкиной добротой и доверчивостью можно бесконечно, можно расслабиться и сесть ей на шею. Вот ведь повезло, ужо сэкономим! Классный переводчик, работает практически бесплатно, пользуйся в свое удовольствие. Однако предел ее терпению все-таки наступал, причем это могло произойти в самый неподходящий для хитрых халявщиков момент. Они-то расслабились, решили, так будет всегда. Но Верочка, тихая, безответная, исполнительная «бесплатная» Верочка говорила однажды: все, ребята. Вы ведете себя непорядочно, и мне противно с вами иметь дело.

Конечно, безработных переводчиков навалом, но на деле оказывается, что половина знает языки на уровне средней школы, а вторая половина требует оплаты по принятым в мире расценкам, двести долларов за шесть часов синхронки и восемь долларов за страницу переведенного текста. А таких, чтобы работали качественно и бесплатно, в природе не существует.

Верочке предлагали денег в два раза больше, в три, в пять, оправдывались, извинялись, рассыпались в комплиментах, угрожали, требовали. Но все было напрасно. Если она говорила «нет», то уже ни за какие деньги, никакими обещаниями и угрозами ее нельзя было уломать.

Дело было далее не в деньгах, хотя Вера, как любой нормальный человек, в них нуждалась. Дело было в брезгливости. Как только она убеждалась, что ей врут, что ее силы и время воруют, причем не голодные, не нищие, а вполне упитанные состоятельные люди, она просто уходила — даже если никакой другой работы не предвиделось.

Сама того не желая, она создавала у человека иллюзию, будто с ней все можно. Казалось, человек сам должен понимать, что можно, а что нельзя. Ведь это так просто. Она не обижалась, не выясняла отношений, не устраивала сцен. Когда неприятных поступков накапливалось слишком много, количество перерастало в качество, какая-то тонкая струна лопалась со звоном и Верочка уходила, ничего не объясняя. Она при этом чувствовала себя виноватой — не остановила вовремя, не предупредила. Но ничего поделать с собой не могла. Она верила и оправдывала до последнего, часто вопреки всякой логике. Но если переставала верить человеку и уважать его, то больше с ним никогда не общалась.

Однако Верочка считала, что это ее коварное свойство касается только работы, деловых отношений, иногда приятельских, но к драгоценному Зелинскому никак не относится. Стаса она будет терпеть всегда, примет любого, все простит и никогда не разлюбит.

Она могла ждать от себя чего угодно, только не этого. Было бы логичней после стольких лет «сложных отношений» возненавидеть его, страдать от всяких противоречивых чувств, устроить в своей душе настоящую «мыльную оперу» со страстями, борьбой любви и ненависти, рыдать, кусать подушку. Но ничего подобного не происходило. Ей просто стало скучно. Ей не хотелось звонить ему, не только сейчас, но вообще — никогда больше.

Да неужто и правда разлюбила? Какое счастье, не прошло и пятнадцати лет… Теперь она свободна от этой тяжелой, унизительной, никому не нужной любви. И что? Что делать с долгожданной свободой в тридцать лет? Обращаться в брачное агентство? Объявление в газете поместить? «Блондинка, москвичка, 30/157/59, в/о, без жилищных и финансовых проблем познакомится с порядочным мужчиной для серьезных отношений…»

Тьфу, пакость какая! Интересно, что за люди играют в эти газетно-брачные игры? Наверное, всякие авантюристы, сексуальные маньяки, тайные извращенцы и прочая сомнительная публика. Но какой-то процент нормальных, даже счастливых браков по объявлениям все-таки есть. Хоть маленький, но есть. Кому-то везет.

Верочка загасила сигарету. Надо было ложиться спать. И вдруг зазвонил телефон.

— Как же мне это надоело! Третий час ночи! — проворчала Вера и взяла трубку.

— Здравствуйте. Простите за поздний звонок, — произнес приятный мужской голос, — пожалуйста, не бросайте трубку и не говорите, что я не туда попал.

«Это что-то новенькое», — усмехнулась про себя Верочка.

— А куда вы звоните? — спросила она.

— Я звоню вам, — ответил незнакомец, — только вы можете мне помочь.

— Знаете, молодой человек, который сейчас час?

— Знаю. И еще раз прошу прощения. Пожалуйста, выслушайте меня. Дело в том, что ваш новый телефонный номер недавно принадлежал одной фирме.

— Да, «Стар-Сервис», я об этом слышу по двадцать раз в сутки.

— Я понимаю, вас замучили звонками, — вздохнул молодой человек, наверное, и факсы к вам тоже приходят?

— Кто вы и что вам нужно? — раздраженно спросила Вера.

— Я — бывший владелец фирмы «Стар-Сервис», — еле слышно проговорил ночной собеседник после долгой паузы.

— Вы что, издеваетесь? До свидания. — Вера бросила трубку.

Через минуту телефон зазвонил опять. Вера уменьшила громкость звонка, насколько это было возможно. Телефон в ее руках верещал тихо и жалобно.

«Есть такая идиотская шутка, — вспомнила Вера, — звонят по одному номеру в течение суток, чем ближе к ночи, тем чаще. Каждый час просят к телефону какого-нибудь Ивана Петровича, разными голосами. А под утро, после двух дюжин звонков, когда жертва совсем озвереет от бессонницы, вежливо говорят: «Здравствуйте, я Иван Петрович. Извините, пожалуйста, мне никто не звонил?»

Накрыв аппарат подушкой. Вера отправилась спать. Завтра придется встать очень рано и всерьез заняться поисками Матвея. Нет, не завтра. Уже сегодня.

Антон ругал себя последними словами. Надо быть хамом и идиотом, чтобы звонить в начале третьего ночи. Конечно, она его послала, когда он представился. Но кто же не пошлет в такой ситуации? Глубокая ночь, а днем наверняка терзали звонками, адресованными фирме. К тому же мало ли какие у человека могут быть собственные проблемы, настроение. Может, она вообще ждала какого-то важного звонка, не спала, нервничала, а тут — здравствуйте, опять эта несчастная «Стар-Сервис». Кто угодно озвереет.

Глава 17

Майор Юрий Уваров слушал короткие фразы двух экспертов, осматривающих труп информатора Волобуева Вячеслава Ивановича, и думал о том, что мог бы запросто столкнуться с убийцей на лестнице или у подъезда. Но не повезло, не столкнулся. Скорее всего, убийца уходил через чердак. Да, такого в практике майора еще не было. Это верх наглости — прикончить информатора на явочной квартире, да еще за несколько минут до того, как он, старший опер Уваров, должен был с ним здесь встретиться.

Днем информатор позвонил на пейджер и передал сообщение — надо встретиться, прямо сегодня. Уваров понял: случилось что-то особенное. Волобуев крайне редко сам проявлял инициативу.

Интересно, убийца мог знать об этом звонке? Мог он слышать разговор Волобуева с оператором? Если да, то каким образом? Волобуев звонил при нем? Исключено. Клятва не стал бы этого делать при свидетеле. Ему ничего не стоило уединиться.

Однако разговор можно было подслушать с улицы. Да, вполне. День сегодня теплый, окно мастерской открыто. Но, с другой стороны, мало ли кому передает сообщение гравер? Может, свидание назначает любимой девушке. Текст, который Клятва наговорил оператору, был совершенно нейтрален и никакой информации для постороннего не содержал. Только время. Встреча была назначена на девятнадцать тридцать. От кладбища до этого дома Волобуев добирался не больше получаса. Может, меньше. Он вечно путался со временем, не мог рассчитать, либо опаздывал, либо приезжал раньше.

Даже если предположить, что убийца очень хорошо знал Волобуева и учел эту его черту, все равно не сходится: он ведь не мог знать, куда именно направляется Клятва, а стало быть, не мог заранее рассчитать, что гравер приедет на встречу раньше и в квартире никого не будет. Да он и про квартиру-то не знал. Тем более что она — явочная. Мало ли куда Волобуев намылился после работы? В гости, например.

То есть при любом раскладе убийца не мог точно знать, будет кто-либо в квартире или нет.

Стоп, а почему, собственно, он вообще должен был слышать, как Клятва говорил по телефону? При чем здесь это? Однако он все же вычислил, что Клятва какое-то время будет в квартире один.

— Что же я на разговоре завис? — пробормотал Уваров.

— Юр, ты мне? — спросил капитан Мальцев.

— И тебе тоже… Слушай, Гоша, почему я завис на разговоре, а?

— Здрасти-приехали. Я тебе экстрасенс, что ли? — хохотнул Мальцев. — На каком разговоре-то?

— Гоша, убийца слышал, как Клятва передавал сообщение на пейджер? Мог он или нет? Надо ему это было?