Джеймс Олдридж - Джули отрешённый Страница 45

– Прежде всего, я разделаюсь вот с этой загадкой, – сказал отец и показал на лежащий перед секретарем суда длинный нож. – Я объясню суду, каким образом была убита миссис Кристо. Вечером двенадцатого сентября миссис Кристо оставила на столе в кухне пирог для сына; поздно ночью он вернулся с танцульки и, стоя у стола, начал резать пирог вот этим страшным ножом, и тут в кухню вошла мать. Он услыхал ее не сразу, а услыхав, обернулся, все еще с ножом в руках. Как мы слышали здесь от мисс Майл, миссис Кристо имела обыкновение заключать сына в объятия, часто в минуты, когда он этого совсем не ждал, – и на этот раз он хотел уклониться от ее ласки, подался назад, а она, не заметив ножа, кинулась его обнимать и напоролась на нож. Вот как ее настигла смерть… Быть может, если бы отец строил всю защиту на этом объяснении, оно бы сейчас всех убедило. Но он говорил как бы между прочим, словно теперь это уже не имело значения. Наступила короткая тишина, потом люди зашевелились, зашаркали ногами. А потом по залу из конца в конец прокатилась волна язвительного смеха, и отцу пришлось ждать, пока не восстановят порядок.

– Смейтесь, смейтесь! – свирепо сказал отец, когда его могли уже услышать (но я понимал: смех этот не был для него неожиданностью). Дураков, которые смеются над правдой, всегда хватает. Он обернулся к присяжным и гневно бросил им в лицо: – Но я предупреждаю присяжных: их дело слушать не хихиканье здешних болванов, а меня…

Господи, подумал я, что же он делает: чем дальше, тем хуже.

– Никто не видел, как была убита миссис Кристо, – продолжал отец среди шума и призывов к порядку. – Тем самым объяснение, которое я дал суду, имеет такую же силу, как то, которое предложил обвинитель. Даже большую, поскольку оно и есть правда. И присяжным надлежит слушать правду. А не вот это… – он круто повернулся к публике, -…вот это кудахтанье, гогот, дурацкий, злобный вой, который все время слышен здесь в зале и все двадцать лет сопровождал Джули, заставлял его страдать и мучиться…

– Вы не можете обойтись без этого, мистер Куэйл? – устало спросил Лейкер, словно пытаясь уберечь отца от его собственного безрассудства.

– Я ведь уже говорил, ваша милость, что в суде имеет значение узаконенный порядок, а не насмешки и выкрики безответственной публики…

– Ну, хорошо, хорошо…

– Позволите продолжать? – с подчеркнутой учтивостью спросил отец.

Лейкер в отчаянии покачал головой и повторил:

– Ну, хорошо. Делайте свое дело.

– Я уже рассказал присяжным, как была убита миссис Кристо. Но как я могу это доказать, опираясь на показания моих свидетелей? А как пытался доказать свою точку зрения обвинитель, на какие свидетельские показания опирался он? – Отец взял потертый, обтрепанный свод законов и поднял его. – Обвинитель опирался на то, что называется mens rea – состояние духа обвиняемого. Свидетели обвинения пытались доказать, что у Джули было преступное намерение, а значит, он совершил умышленное убийство. Только на этом основании прокурор и утверждал, что обвиняемый совершил убийство. Так вот, в этой книге полным-полно прецедентов и сходных примеров mens rea в десятках уголовных преступлений, начиная с незапамятных времен. – Отец бросил книгу на стол. – Но в нашем случае mens rea не имеет ни малейшего отношения к делу. А почему?

Дрожащим от волнения пальцем он указал на Джули.

– Потому что нам надо исследовать не состояние духа этого юноши, а состояние духа некоего города, города, который создал самое это чудовище – состояние духа и желает, чтобы оно теперь пожрало юношу – состояние духа, которое измыслил обвинитель, и лишь на нем одном построил все свои доводы. И прошу заметить, господа присяжные, я ни разу не прервал измышления обвинителя. Ни разу не запротестовал, даже когда свидетели делали оскорбительные заявления в адрес Джули Кристо. Я хотел, чтобы обвинитель, и город, и присяжные, и все прочие в полную силу ополчились против Джули Кристо. Я хотел, чтобы все вы обрушили на его голову всю хулу, на какую вы только способны, и наконец услышали самих себя, ибо, повторяю, нам следует здесь обсуждать не состояние духа Джули Кристо, а состояние духа этого города.

– Коли не по вкусу наш город, так катись восвояси, откуда явился, хоть в преисподнюю! – крикнул из зала ярый австралийский патриот Тим Хэзлит, закадычный друг Джо Хислопа.

– А почему бы и нет? – загремел в ответ отец. – Преисподняя, сэр, есть некое сообщество. А этот город при его нынешнем состоянии и поведении не достоин даже и такого названия. Этот город – источник несчастья Джули Кристо, из-за этого города попал он на скамью подсудимых, город виноват в том, как беспощадно и жестоко с ним обращаются наши звероподобные граждане, которые жаждут учинить над ним расправу.

Отец ждал возражений. Конечно же, он хотел, чтобы ему возражали. Но на этот раз в зале слышался лишь приглушенный ропот, и тогда он подбоченился, словно только теперь-то и приступал к делу.

– Что ж, – тоном обличителя обратился он к присяжным, – вы, наверно, думаете, я вас оскорбляю. Вы думаете, вот заявился к нам из своей Англии, наша страна его терпит, наш город приютил его семью, и он еще смеет нас поносить. Выкиньте этот вздор из головы, с таким же успехом я мог бы свалиться к вам с луны, или, если угодно, считайте меня исчадием ада…

– Мистер Куэйл. – Судья Лейкер постучал по столу. – Позвольте спросить вас еще раз: вы никак не можете обойтись без этого?

– Я просто говорю присяжным, чтобы они не старались прикрыться своей неприязнью ко мне, кто бы я там ни был. Дело не во мне. Дело в том, каков этот город и как он довел этого юношу до того, что ему грозит смерть за преступление, которого он не совершал, а, напротив, сам с младенчества стал жертвой преступления.

На этот раз отец обеими руками указал на Джули, и Джули, представший перед нами в совсем уж романтическом свете, бледный, как никогда, уже слишком втянутый в происходящее, чтобы отгородиться отрешенным, невидящим взглядом, казалось, наконец-то прислушался, словно все это обрело для него какой-то смысл. Он замигал, а мигал Джули лишь в тех случаях, когда что-то привлекало его внимание или причиняло боль.

– Вот он, ваш преступник, – говорил отец, театрально простирая руки в сторону Джули. – Это вы привели его сюда. Вы обвинили его в одном из самых страшных преступлений, какие известны человечеству, – в матереубийстве. Но, уважаемые господа, если только можно вас так назвать, истинное преступление, которое должен бы рассматривать сегодняшний суд, начало совершаться двадцать лет назад, когда миссис Анджела Кристо приехала в наш город с младенцем на руках и сразу же о ней и о её сыне пущена была преступная сплетня.

А какова правда о миссис Кристо? Известно только одно: никто не знал, ни откуда она приехала, ни кто она, ни что произошло с отцом мальчика. Мы и по сей день этого не знаем. Знаем лишь, что она принадлежала к евангелической секте, держала пансионеров – членов той же секты – и воспитывала сына очень нежно и заботливо, хотя в глубоком невежестве, потому что боялась, как бы он не вырвался из оков веры, в которых сама она отчаянно нуждалась, ибо только они служили ей надежной защитой.

Каким же вырастает этот мальчик – Джули Кристо? Каков его характер? Каково поведение? Как он живет? Почти все мы видели в нем всего лишь тощего, плохо одетого паренька из библейского квартала; видели, что он очень замкнутый и, похоже, знает о своем странном происхождении: мальчиком он никогда не преступал строгих правил, в которых был воспитан, и. в конечном счете, только и сумел стать поденщиком на самой черной работе, грузчиком и уборщиком в конюшнях. Таким мы его видели, таким себе и представляли. Но давайте взглянем, таков ли истинный Джули Кристо, который сидит здесь перед вами, перед этим австралийским судом, обвиненный в убийстве родной матери и бог знает в чем еще.

Отец свирепо глядел на присяжных, словно ждал, что с ним заспорят.

Но никто ему не возразил, и, кажется, разочарованный этим, он продолжал:

– Так вот, скажу вам сразу, господа: тот, каким вы его представляли и чей портрет прокурор обрисовал такими безжалостными красками, вовсе не Джули Кристо, которого вы видите сейчас перед собой. Нет, уважаемые! Нет, нет и нет! Джули Кристо совсем не то, что вы себе представляете, истинная его сущность глубоко скрыта от глаз, и мне придется рассказать вам, каков же он на самом деле…

Отец поправил парик, театрально помолчал.

– Перед нами юноша, пожалуй, самый необыкновенный и самый талантливый из всех, кто родился и вырос в этом городе, юноша, чей выдающийся ум нуждался для своего развития, как сказала Бетт Морни. в иной обстановке, в ином окружении. Я мог бы привести сюда десяток свидетелей – друзей, соучеников, учителей и многих других, чтобы показать, как необычайны, как замечательны способности Джули Кристо, какие неисчерпаемые богатства таит он в себе. Я вызвал лишь одну девушку, Бетт Морни, понимая, что ее слова достаточно – оно стоит показаний всех прочих свидетелей.