Владимир Дугин - Кровавый алмаз (сборник) Страница 45

— Хорошо, я передам, не беспокойтесь.

— Большое спасибо. До свидания.

— Всего хорошего.

Вполне невинный разговор. Правда, сам факт, что я звонил в Москву, мог насторожить Антона, вызвать подозрение. Но ничего не поделаешь, приходилось рисковать. Да и вообще — дело шло к концу, скоро ему и так все станет ясным, а мне придется «засветиться».

Ровно в одиннадцать вечера я нажал на кнопку вызова на своем радиотелефоне. Убедившись, что Гриша на связи, включил сделанную заранее запись, и в течение нескольких секунд информация, для передачи которой обычным способом потребовалось бы минут тридцать-сорок, была «выстрелена» в эфир. Вряд ли операторы на станциях прослушивания, если даже такая служба и существовала у Организации, смогли засечь эту передачу, а тем более — расшифровать ее текст.

На душе у меня стало легче, как у любого, кому удалось переложить ответственность за принятие окончательного решения и успех его проведения в жизнь на чужие плечи. Теперь от меня мало что зависело, даже сохранность собственной шкуры. Послезавтра я отправляюсь в поход ("Мальбрук в поход собрался…" — прозвучала у меня в уме старинная песенка), буду сопровождать колонну броневиков, которую где-то должна ждать засада. Вряд ли эти отъявленные головорезы сдадутся без боя, а тогда у меня есть примерно равные шансы погибнуть от пули, посланной своими, или быть пристреленным бандитами, которые, конечно, быстро догадаются, кому они обязаны приятным сюрпризом. Ни тот, ни другой вариант меня не устраивал. Но уклониться от почетной роли колонновожатого я не мог: незаметно удрать нечего было и рассчитывать, а сказаться больным не позволял мой цветущий вид. Да если бы я и заболел по-настоящему, меня просто погрузили бы в багажник «мустанга» и повезли с собой даже в бессознательном состоянии. Если не пристрелили бы как симулянта.

Кроме того, честно говоря, мне самому хотелось присутствовать на финальном акте, посмотреть на лицо Антона, когда он поймет, какую «змею» пригрел на своей груди! Как всегда, я надеялся, что мне повезет, что и на этот раз я выйду сухим из воды.

Второй, более весомой причиной, по которой мне нужно было сопровождать колонну, являлась возможность внезапного изменения первоначального маршрута. Нельзя было исключить того, что разведка Организации вовремя (с точки зрения их интересов, конечно) обнаружит засаду. В этом случае у меня оставался небольшой шанс сообщить своим о новом направлении движения ударного отряда.

Итак, еще раз прочувствовав, что свобода не что иное, как осознанная необходимость, я приготовился — морально и материально — к поездке. "Ударим автопробегом по бездорожью и разгильдяйству!"

Вечером накануне выступления Антон пригласил меня на "небольшой ужин в тесном дружеском кругу", как он выразился. Поскольку этот ужин проходил в палатке в самом центре тренировочного лагеря, который бдительно охранялся по всему периметру, думаю, что приглашение было лишь предлогом не дать мне сбежать до срока. Если Антон и не подозревал меня пока в предательстве, то все же опасался, как мне кажется, что в последний момент у меня сдадут нервы, и я дезертирую из их славных рядов.

На вечеринке присутствовали командиры отряда, Ахмет и откуда-то появившийся Аркадий, который и в пятнистой форме десантника выглядел импозантно.

Пили довольно много, хотя завтра утром предстояло двинуться в путь, провозглашали тосты за успех, даже я, притворившись захмелевшим, поднял стакан "за ветер добычи, за ветер удачи, чтоб зажили мы веселей и богаче!", чем вызвал всеобщее веселье и испытующий взгляд Антона, который, конечно, помнил эту строчку из "Острова сокровищ".

Для постороннего наблюдателя происходящее могло показаться обычной офицерской попойкой по случаю окончания летних лагерей. За брезентовыми стенами палатки шумели рядовые — там тоже «гуляли». К моему удивлению, обошлось без обычных при таком количестве выпитого и скопления народа эксцессов. Сказывалась привычка или дисциплина тут была на высоком уровне — не знаю, но только к двенадцати часам ночи все утихло, и лагерь, кроме дежурных и часовых, погрузился в сон.

Я долго не мог заснуть — давало себя знать нервное напряжение последних дней. На соседней койке мощно храпел Ахмет, по стене двигалась тень прохаживающегося взад и вперед часового.

В шесть тридцать меня разбудил сигнал горна, а в семь ноль-ноль отряд выступил из лагеря.

32

Динамит и бикфордов шнур — его брат,

И вагон за вагоном в ад летят.

Н.Тихонов

Машины двигались с пятидесятиметровыми интервалами. Кроме броневиков в колонне были два бензовоза, полевая кухня, санитарная машина, несколько грузовиков с продуктами, палатками и другим имуществом, а также три командирских «джипа», как по старинке называют иногда современные отечественные машины такого типа. Мой «мустанг» шел в головной части колонны, ко мне в качестве «пассажиров» подсадили трех незнакомых бандитов, и я не стал спорить, понимая бесполезность любых возражений по поводу этого почти не завуалированного конвоя. Антон, к моему разочарованию, с нами не поехал, командовали отрядом Ахмет и Аркадий.

В присутствии бдительных «пассажиров» я не рискнул рассматривать карту, а тем более включать компьютер, в памяти которого был записан со всеми подробностями наш маршрут. Но я и так знал наизусть все места, где можно было ожидать засаду.

Однако, проходил час за часом, лента шоссе с усыпляющей монотонностью стлалась под колеса, но ничего не происходило. Если так будет продолжаться, то через пять-шесть часов мы выйдем из горных ущелий Большого Кавказа на оперативный простор прикубанских степей, и для того, чтобы задержать бандитов, понадобится уже не просто засада, а настоящая крупномасштабная операция с привлечением больших сил. Стараясь не думать о таких неприятных вещах, я следил за дорогой и анализировал по памяти планы дальнейших действий ударного отряда.

…Стратеги Организации были, вероятно, сторонниками теории "москитных войн", которая наравне с пресловутой "доктриной Дуэ" владела умами военных теоретиков в тридцатые годы. Подобно тому, как доктрина итальянского генерала базировалась на возможности одержать победу в войне силами одной авиации, "москитная теория" доказывала преимущество атакующих большими массами танкеток, броневиков, торпедных катеров и легкомоторных самолетов перед тяжелыми танками, так называемыми "сухопутными крейсерами", перед огромными линкорами и многомоторными бомбардировщиками. Вторая мировая война продемонстрировала ограниченность применения легких танков, основной ударной силой на суше оказались в конце концов средние и тяжелые танки, самоходные орудия, более того, в последний период войны наметилась явная тенденция создания мощных, защищенных толстой броней и вооруженных крупнокалиберными орудиями гусеничных машин, таких, как немецкие "королевские тигры", «пантеры», самоходные орудия «фердинанд», американские «шерманы», советские ИС-2 и СУ-100. Многомоторные "летающие крепости" и фронтовые истребители окончательно зачеркнули теорию "москитной войны". И только на море она как будто оправдалась — самые большие линкоры, немецкие «Бисмарк» и «Тирпиц», японский «Ямато» были потоплены или выведены из строя именно действиями легких торпедоносцев, подводных лодок и пикирующих бомбардировщиков. Но для дерзких десантных операций, "булавочных уколов в нервные центры", подобных планируемому удару, броневики вполне пригодны.

Пока я размышлял над теоретическими аспектами военной стратегии и тактики, наступил час привала, и колонна остановилась. Экипажи броневиков собрались у полевой кухни, командиры получали уточняющие инструкции. На меня никто не обращал внимания — мои «пассажиры» тоже отправились подкрепиться. Я вышел из машины и огляделся.

Мы находились в живописной долине. В нежарком осеннем солнце темнели чуть тронутые желтизной листья густых зарослей, покрывавших склоны по обеим сторонам долины. В голубой дымке за поворотом виднелись впереди темно-синие громады гор, а сзади и справа сверкали белизной вершины Большого Кавказа. Пыль уже успела покрыть тонким серым слоем чисто вымытые перед походом бока и капоты броневиков, лечь на отливающую перламутром голубую крышу моего «мустанга», припорошить стекла. Я достал из перчаточного ящичка кусок замши и протер ветровое стекло, потом вытер боковые и задние стекла, очистил фары.

— Что, Джек, пропал аппетит?

Аркадий подошел бесшумно, я не расслышал его шагов в гомоне насыщающихся и готовящихся насыщаться «десантников», в барабанно-гитарном бешенстве рока, несущемся из приемника стоящего неподалеку «джипа».

— Нет, аппетит у меня всегда при себе. Вот приведу в порядок своего коня и поем. Кстати, полей мне, я сполосну руки.