Николай Черкашин - Опасная игра Страница 47

— Но кто-то из них, может быть, просто перебрал свою норму. Случайно упал. У него жена, дети…

— Бросьте… Мы-то видим, что это типаж. Чаще всего забираем завсегдатаев вытрезвителей. На них уже пробы негде ставить… Привозим вокзальных шалашовок — это самое что ни на есть биологическое оружие. Брошенные дауны и дебилы…

— Постойте, но все это уже было. Люди Гиммлера уже очищали арийскую расу от психбольных, уродов…

— И до Гиммлера было! В Спарте сбрасывали со скалы неполноценных младенцев. И уж если быть объективным, что бы там не визжали об общечеловеческих ценностях, то генетика немецкого народа ныне значительно чище и лучше, чем у их спившихся победителей. Так давайте спасать победителей, а не разглагольствовать о том, что всякая жизнь есть абсолютная ценность. Не всякая! И вы это прекрасно знаете, как знаете и то, что земной шарик скоро не в состоянии будет прокормить человеческую биомассу. Ага, вас покоробила «человеческая биомасса»! Ну, а чем лучше «народные массы», которые не сходили с уст наших правителей? Вслушайтесь только — на-род-ные массы. Рвотные массы… Так вот, я, вы уже, конечно, приклеили мне ярлык неомальтузианца, мизантропа и кого там еще из большевистской терминологии? Ладно, я утверждаю, прогнозирую, обещаю, что к середине двадцать первого века, если нашу биомассу не проредят войны и спиды, каждому землянину, каждому нашему сопланетянину придется проходить после сорока или пятидесяти лет специальную аттестацию на продолжение своего биологического существования. А каждой половозрелой человеческой особи — получать репрокарту, то есть разрешение на производство потомства. И так будет, черт побери! И в этом нет ничего ужасного. Привыкнут все, как привыкли когда-то к талонам на колбасу. Вы согласны со мной, что так и будет?

— Возможно. Я не футуролог. Но если и будет, то, как вы сами заметили, — под контролем государства и в рамках закона. А не подпольно, как это делаете вы.

— Я бы рад неподпольно! Да где у нас нынче государство? И что ей, этой своре перекрасившихся коммуняк, генетическое здоровье народа? Они даже стратегический резерв донорской крови спустили… Я сейчас один, в лице своей фирмы, делаю для России больше, чем нынешний Минздрав и ваше МВД, вместе взятые! Sic![19] Один бетапротеин чего стоит… Кстати, что вы сделали с тем препаратом, что вернулся из Венеции?

— Высыпал в унитаз как наркотик.

Герман Бариевич схватился за голову и отнюдь не театрально:

— Вы варвар! Лучше бы не говорили!.. Боже. Год работы…

— Там не было этикетки, что это бетапротеин.

— Только это вас и спасает… Ладно. Если будете себя хорошо вести, вы узнаете, что это такое. А пока — согласны ли вы со мной в том, что моя деятельность носит объективно полезный для общества и государства характер?

Еремеев не торопился сказать свое последнее «да». Проблема трансплантационного донорства — скользкая штука. Сотни философов, медиков, богословов, юристов во всем мире пытаются ее решить, доказать или опровергнуть моральную приемлемость исцеления одного человека за счет здоровья другого, тем более ценой жизни донора, каким бы мерзавцем он ни был. Сам же никогда всерьез о ней не задумывался, пока не угодил в лапы практического милосердия…

— Я подчеркиваю слово «объективно», то есть независимо ни от каких религиозных и моральных догм.

— Если говорить о принципе чистой целесообразности, то — да.

— А если без «если», без оговорок?

— Верующий человек не может принять такую «чистую целесообразность».

— А вы верующий?

— С некоторых пор.

— Понимаю. Так вот, Бог, согласно одному из доказательств бытия Божьего, и есть Высшая Целесообразность. Не верите? Это ведь не мое изобретение. Это многие отцы церкви утверждали… Так вот, я — скальпель в руке Божьей.

— На мой взгляд, так скальпель в лапе Люцифера…

— Может быть, и так. Но заметьте — этот Люцифер не трогает праведников. Уничтожается только порок — алкоголики, бомжи, ворье, гомики, дебилы… А, Б, В, Г, Д — в алфавитном порядке.

— С таким алфавитом можно и до Е и Ж дойти.

— Если будет надо, дойдем и до Э, Ю, Я.

Еремеев покосился на «керамизированный» череп.

— А этот к какой букве относился?

Герман Бариевич невесело усмехнулся.

— К букве «Д».

— Дебил?

— Много хуже. Доносчик. Это череп стукача, по доносу которого погиб мой отец. В ваших глазах это, конечно, незаконная акция, самосуд… Но справедливость все-таки восторжествовала. С моей помощью. А вообще, я в своей жизни совершил только одно по-настоящему уголовно наказуемое деяние. Студентом экспроприировал в сберкассе пятьдесят тысяч рублей. Я взял их как компенсацию у государства за убийство моего отца. Поверьте, его жизнь стоила много дороже… И не вздумайте меня осуждать, господин следователь. Вы ведь тоже совершили нечто подобное, шантажировав мою сотрудницу на тридцать тысяч зеленых. Почему такая странная сумма? Просили бы уж все пятьдесят. Или столько вы стоите как следователь? Право, я положу вам больше. Сорок тысяч в год. Вместе с тринадцатой зарплатой. Вы нужны мне и не смейте отказываться по «моральным причинам». Мы с вами — сиамские близнецы. Даже в астрологии совпали: оба — Стрельцы. А Стрелец в Стрельца стрелу не пускает… Мне нравится ваш послужной список. Мне нравится, как вы лихо обштопали моих людей. А они — не мальчики в крутых делах. Мне нравится ваша везучесть и ваша смекалка. Мне нужен такой человек в службу безопасности. Ваша должность будет называться референт службы безопасности. Советник. Вы будете пробовать на зуб решения моих мальчиков. Искать в них слабые места и подсказывать, как их, эти слабые места, укрепить. И все. Это государство не ценит такие мозги. А я — ценю.

— Вас не смущает, что я работал против вас?

— Не против меня. Ведь вы пытались вернуть себе Карину, не так ли? Вы ее получите. И я буду посаженным отцом на вашей свадьбе. Самые преданные друзья получаются из бывших врагов. Ну что, вы не ожидали такого поворота событий?

— Не ожидал.

— У вас есть ко мне еще какие-либо вопросы?

Еремеев втянул ноздрями ароматный дымок, которым попыхивала трубка его нечаянного благодетеля: «клан» или «амфора»?

— «Амфора», — угадал чуть заметное его движение Герман Бариевич. — Признаю только этот табак… Ну, что вас там еще тревожит?

— Мне не дает покоя один, ну… чисто профессиональный вопрос. Зачем понадобился такой маскарад с этим пауком-птицеедом?

— Ах, с этим милым паучком!..

— Все, что проделал этот милый паучок, мог сделать и Ковальчук гораздо быстрее и проще.

— Не знаю, вправе ли я об этом говорить. Но это, как говорит сегодня молодежь, — БДТ. «Было до тебя…» Между Леоном Игоревичем и вашей будущей супругой существовали, как бы вам сказать, романтические отношения. По этой причине он отказался выполнить мое приказание. Это был первый отказ с его стороны, и я его понял… Конечно, было жестоко давать ему такое поручение… Признаюсь, меня очень встревожило, что Карина засветилась в ФСК. Это не МВД, где у меня все схвачено. Вы своим звонком доставили нам немало треволнений. И тогда убрать Карину вызвался Радик. О, в этом тщедушном тельце живет дух отчаянного храбреца. Камикадзе! Он всегда брался за невыполнимые вещи… Впрочем, та операция была не самым головокружительным его делом. Он вытворял и не такое…

А костюм паука-птицееда он придумал сам. Люди боятся пауков и всяких насекомых… Физически с ним легко справиться. Безногий карлик. Тьфу. Ногой отшвырнул. Но когда на вас движется мохноногое страшилище… О! Испугать — победить.

Радик бесстрашен. Я не могу рассказать вам всего, но поверьте, мое дело обязано его бесстрашию в некоторых весьма роковых моментах.

И упаси вас, Господь, чем-нибудь обидеть этого человека!

Герман Бариевич обстоятельно выбил трубку о череп бренного врага.

— Идемте, я проведу вас к Карине. Для нее будет потрясающий сюрприз.

— А мой…

— Ваш человек накормлен и отдыхает. Его судьба, также как и ваша, будет зависеть от вашего решения. Надеюсь, это столь очевидно, что вы не воспринимаете как шантаж?

— Очевиднее некуда.

— Не будем терять времени.

Они поднялись, и Герман Бариевич провел его на второй этаж.

— Левая дверь. Там у меня — кунацкая. Комната для друзей.

Сердце билось в ритме румбы. Собравшись с духом, Еремеев переступил порог и прикрыл за собой мягкую обитую с обеих сторон дверь.

Карина в своем любимом черном кимоно сидела в плетеном кресле перед фальшивым окном-экраном.

— Добрый вечер, пани Табуранская.

Она встала, изумленно хлопая тяжелыми от туши ресницами, села, потом еще раз встала, подошла к Еремееву и недоверчиво пробежала руками по его лбу и щекам.