Джон Гришэм - Невиновный Страница 48

Пятница подходила к концу, все устали. Судья распустил присутствие до восьми тридцати утра понедельника. На Рона надели наручники, охранники окружили его и поспешно вывели из зала. Пока он вел себя сдержанно, что не осталось незамеченным.

«Ада ивнинг ньюз» вышла с огромным заголовком на первой полосе:

«Первый день суда. Уильямсон контролирует себя».

В понедельник первым выступал доктор Фрэд Джордан, который в третий раз, стоя на одном и том же месте, изложил подробности вскрытия и причину смерти. И Пегги Стиллуэлл в третий раз пришлось страдать, выслушивая их, причем тяжесть бремени раз от разу легче не становилась. К счастью, она не могла видеть снимков, которые пускали только по ложе жюри, но она видела реакцию присяжных, и этого было вполне достаточно.

За доктором Джорданом последовали Тони Вик, сосед; Донна Уокер, продавщица из дежурного магазина; и Лета Колдуэлл, ночная собутыльница, – все трое столь же бесполезные, сколь были они на процессе Фрица.

Первые залпы раздались, когда на свидетельское место вызвали Терри Холланд. На предварительных слушаниях она могла плести свою историю, не опасаясь быть разоблаченной. Теперь же, под пристальным взглядом Рона, знавшего правду, все было иначе.

Тем не менее она приступила к своей небылице, бойко пересказав признание, якобы сделанное Роном в тюрьме по поводу Дебби Картер. Казалось, что Рон вот-вот взорвется. Он тряс головой, стискивал зубы и смотрел на Холланд так, словно хотел ее убить. А когда она под конец заявила:

– Он сказал: если бы она пошла с ним сама, по-хорошему, ему бы не пришлось ее убивать, – громко воскликнул:

– О-о!

– Вы когда-нибудь слышали, чтобы он говорил что-нибудь, имеющее отношение к Дебби Картер, по телефону?

Холланд:

– Я работала в прачечной, была заключенной на доверии. Рон разговаривал по телефону со своей мамой и сказал ей… ну, он хотел, чтобы она принесла ему сигарет или что-то еще, не помню точно, что именно, но они… он стал орать на нее и сказал, что, если она не сделает то, о чем он просит, он убьет ее, как убил Дебби Картер.

На это Рон закричал:

– Она лжет!

Нэнси Шу продолжила:

– Мисс Холланд, вам доводилось когда-нибудь слышать, чтобы подсудимый описывал или обсуждал с кем-нибудь подробности смерти Дебби Картер?

Холланд:

– Он говорил… кажется, в «загоне», там было полно заключенных… что он… он сказал, что засунул бутылку из-под кока-колы ей в задницу, а ее трусы – ей в глотку.

Рон вскочил, наставил на нее указательный палец и закричал:

– Вы лжете! Я никогда в жизни не говорил ничего подобного! Я не убивал эту девушку, и я утверждаю, что вы лжете!

Барни:

– Спокойно, Рон.

Рон:

– Я даже не знаю… вот увидите, вы заплатите за это.

Наступила тишина, все пытались перевести дух, потом Барни медленно встал, он прекрасно понимал, что сейчас предстоит, – попытка исправить положение. Звездная свидетельница обвинения, как это часто бывает при фабрикации доказательств, исказила два существенных факта: она ошиблась, назвав трусы и бутылку из-под кока-колы.

В мертвой тишине, когда свидетельница оставалась на виду у всех и Барни был готов произнести свое слово, Нэнси Шу попробовала исправить ошибку:

– Мисс Холланд, позвольте мне спросить вас о тех подробностях, которые вы только что изложили. Вы уверены, что память вас не подвела, когда вы назвали предметы, которые использовал подсудимый? Вы сказали: «Бутылка из-под кока-колы»?

Барни:

– С позволения суда… С позволения суда, я слышал, что сказала свидетельница, и я возражаю против попытки окружного прокурора заставить ее изменить свои показания.

Холланд:

– Он сказал «бутылка из-под кока-колы» или из-под кетчупа… Или бутылка…

Барни:

– Вы видите, что я имел в виду, с позволения суда?

Холланд:

– Это же было четыре года назад.

Рон:

– Да, и вы…

Барни:

– Замолчите.

Шу:

– Мисс Холланд, я знаю, вам много чего довелось наслушаться… Вы можете вспомнить?..

Барни:

– Протестую против наводящих вопросов окружного прокурора.

Судья:

– Сформулируйте вопрос прямо, без наводящих замечаний.

Шу:

– Он когда-нибудь говорил, как… вы заявляли, что он убивал…

Холланд:

– Он хотел переспать с Дебби Картер.

Рон:

– Лгунья!

Барни:

– Заткнитесь.

Рон (поднимаясь):

– Она лгунья. Я не собираюсь сидеть из-за того, что она плетет. Я не убивал Дебби Картер.

Барни:

– Ронни, пожалуйста, сядьте.

Питерсон:

– Судья, нельзя ли объявить перерыв? Барни… Я протестую против комментариев, не имеющих отношения к процессу, во время судебного заседания, ваша честь.

Барни:

– С позволения суда, эти замечания имеют отношение к процессу.

Судья:

– Одну минуту.

Барни:

– Я говорю со своим подзащитным.

Судья:

– Одну минуту. Нэнси Шу, задавайте свой следующий вопрос. Мистер Уильямсон, вынужден вас предупредить, что вы не имеете права подавать реплики с места.

Шу:

– Мисс Холланд, можете ли вы вспомнить, говорил ли он, почему совершил то, что совершил?

Холланд:

– Потому что она отказалась с ним переспать.

Рон:

– Вы лжете, черт возьми! Скажите правду. Я никогда в жизни никого не убивал.

Барни:

– Ваша честь, могу ли я попросить объявить перерыв на несколько минут?

Судья:

– Хорошо. Помните о предупреждении. Присяжные могут выйти отдохнуть.

Рон:

– Разрешите мне с ней поговорить. Я хочу поговорить с ней. О чем она тут толковала, я даже не понимаю.

Перерыв охладил страсти. В отсутствие присяжных судья Джонс мило побеседовал с Роном, который заверил его честь, что будет вести себя смирно. Когда жюри вернулось, судья объяснил, что дело предстоит рассматривать только на основании улик и ничего более. Никаких комментариев со стороны прокуроров и, разумеется, никаких комментариев и действий со стороны подсудимого!

Но присяжные уже успели услышать леденящую сердце угрозу Рона: «Вы за это заплатите». Они тоже его боялись.

Несмотря ни на что, Нэнси Шу не удалось полностью реабилитировать свою свидетельницу. Наводящими вопросами и подсказками она сумела лишь превратить бутылку кока-колы в бутылку кетчупа, но подробность о трусах, заткнутых в глотку жертве, исправлению не поддавалась. Терри Холланд так ни разу и не упомянула окровавленную посудную тряпку.

Следующей марионеткой, призванной штатом, чтобы выяснить истину, была Синди Макинтош, но бедолага так смутилась, что не могла припомнить, какую историю ей следовало рассказать. Она бесславно провалилась и была отпущена, так и не выполнив своих обязанностей.

Майк Тенни и Джон Кристиан рассказали о своих ночных беседах с Роном в его камере и о странных деталях, которые он им поведал. Ни тот ни другой не потрудился отметить, что Рон последовательно отрицал свое участие в убийстве и нередко часами кричал о своей невиновности.

После краткого обеденного перерыва Питерсон выстроил агентов Оклахомского отделения ФБР в том же порядке, что и на суде над Фрицем. Первым шел Джерри Питерс со своей историей о повторном снятии отпечатка ладоней Дебби Картер после ее эксгумации, которое потребовалось якобы потому, что он не был уверен в маленьком участке левой ладони. Барни пытался прижать его, расспрашивая, как и почему именно такая необходимость возникла через четыре с половиной года после вскрытия, но Питерс от вопросов ушел. Тревожила ли его неуверенность относительно собственных изначальных выводов все это время? Или Билл Питерсон случайно позвонил ему однажды в начале 1987 года и сделал некое предложение? Питерс отвечал уклончиво.

Лари Маллинз утверждал то же, что и Питерс, – кровавый отпечаток на штукатурке принадлежит Дебби Картер, а не какому-то таинственному убийце.

Мэри Лонг засвидетельствовала, что Рон Уильямсон является «несекретором» и, таким образом, попадает в меньшинство, составляющее 20 процентов населения. Насильник, вероятно, относится к той же категории. Не без труда Барни удалось вытянуть из нее, сколько именно человек, включая жертву, она проверила, чтобы прийти к этой статистике. Оказалось, что из ее набора двенадцать человек, то есть 60 процентов, являются «несекреторами». После чего Барни с удовольствием поиздевался над ней, играя цифрами.

Допрос Сьюзен Лэнд был коротким. Она начинала анализ волос по делу об убийстве Картер, но затем передала его Мелвину Хетту. После настойчивых просьб Барни объяснить почему сказала:

– В тот момент я работала над многими убийствами, была в напряжении, испытывала стресс и не была уверена, что смогу дать объективное заключение, а совершить ошибку мне не хотелось.