Джон Гришэм - Невиновный Страница 49

– В тот момент я работала над многими убийствами, была в напряжении, испытывала стресс и не была уверена, что смогу дать объективное заключение, а совершить ошибку мне не хотелось.

Потом к присяге был приведен Мелвин Хетт, который с места в карьер приступил к своей высокоученой лекции, уже читанной им здесь же несколькими днями раньше, на процессе Фрица. Он описал требующий большого трудолюбия процесс сравнения под микроскопом волоса с головы подозреваемого с неизвестным волосом, найденным на места преступления. Он постарался убедить присутствующих в том, что сравнительный анализ волос является абсолютно надежным доказательством. Да и как могло быть иначе – к нему ведь постоянно прибегают во время следствия по уголовным делам. Хетт доложил присяжным, что провел «тысячи» таких анализов, продемонстрировал диаграммы разного типа волос и объяснил, что каждый тип имеет от двадцати пяти до тридцати отличительных характеристик.

Вернувшись наконец собственно к делу Рона Уильямсона, он показал, что два лобковых волоса, найденные на постели, совпали по структуре и могут происходить из одного источника – то есть принадлежать Рону Уильямсону. И два волоска с головы, найденные на окровавленной тряпке, микроскопически сходны и могут происходить из одного источника – то есть принадлежать Рону Уильямсону.

Эти четыре волоска равным образом могли не принадлежать Рону Уильямсону, но Хетт об этом умолчал.

Оговорившись, Хетт начал лукавить. Говоря о двух волосках с головы, он сказал:

– Это были единственные волоски, которые совпали или являлись сопоставимыми с волосами Рона Уильямсона.

Слово «совпали» недопустимо в заключении по анализу волос, поскольку легко может ввести в заблуждение. Присяжные-непрофессионалы могли недопонять значение слова «сопоставимый» в данном контексте, но слово «совпадать» никаких трудностей у них не вызывало. Оно абсолютно недвусмысленно – ведь совпадение отпечатков пальцев, например, устраняет любые сомнения.

После того как Хетт использовал слово «совпали» второй раз, Барни заявил протест. Судья Джонс его отклонил, сказав, что он может поднять этот вопрос во время перекрестного допроса.

Самым вопиющим нарушением, допущенным Хеттом, была, однако, сама манера, в которой он говорил. Вместо того чтобы разъяснять жюри суть проведенного анализа, он просто осчастливливал их своим неопровержимым мнением.

Чтобы помочь присяжным оценить улики, большинство исследователей приносят в зал суда увеличенные снимки рассматриваемых волос и подробнейшим образом объясняют все сходства и различия. Как сказал Хетт, каждый волос имеет не менее двадцати пяти индивидуальных характеристик, и добросовестный исследователь непременно продемонстрирует присяжным, о чем именно он или она говорит.

Хетт не сделал ничего подобного. Проработав над делом Картер почти пять лет, сотни часов, написав три разных заключения, он не показал жюри ни одного увеличенного снимка, ни один волос, взятый у Рона Уильямсона, не был сравнен ни с одним волоском, найденным в квартире Дебби.

В сущности, Хетт просто убеждал жюри поверить ему на слово. «Не спрашивайте доказательств, просто верьте мне».

Нескрываемым подтекстом свидетельских показаний Хетта было: из всех волосков, найденных в квартире Дебби Картер, четыре принадлежат Рону Уильямсону. Да это, по правде, и было единственной целью, с которой обвинение выставило Хетта в качестве свидетеля.

Его присутствие на суде и его показания высветили безнадежность ожидания справедливого суда для неимущего подсудимого без привлечения независимых экспертов. Барни подал соответствующее ходатайство за несколько месяцев до суда, но судья Джонс его отклонил.

А делать это не следовало. Тремя годами ранее крупное дело из Оклахомы попало в Верховный суд США, и результат апелляции потряс все уголовные суды страны. По делу «Эйк против штата Оклахома» суд вынес постановление: «Если штат использует свои правосудные возможности, чтобы доказать вину неимущего подсудимого в уголовном процессе, он обязан предпринять шаги для того, чтобы подсудимый получил равную возможность представить доказательства в свою защиту… Правосудие не может быть достигнуто, если подсудимому исключительно в силу его бедности отказано в возможности эффективно участвовать в юридическом процессе, от которого зависит его свобода».

Это решение Верховного суда требует, чтобы основные средства адекватной защиты были обеспечены штатом неимущему подсудимому. Судья Джонс проигнорировал это требование как в деле Фрица, так и в деле Уильямсона.

Показания криминалистов были основным источником доказательств у обвинения. Джерри Питерс, Лари Маллинз, Мэри Лонг, Сьюзен Лэнд и Мелвин Хетт – все они являлись экспертами. У Рона был только Барни, безусловно, квалифицированный адвокат, неспособный, однако, видеть улики.

Мелвин Хетт был последним свидетелем обвинения. В начале процесса Барни отказался от вступительного слова, зарезервировав время для него перед началом защиты. Это был рискованный маневр. Большинство адвокатов не откладывают своего обращения к присяжным, чтобы изначально посеять у них сомнения относительно доказательств обвинения. Вступительное слово и заключительная речь – единственные моменты в процессе, когда адвокат может напрямую обратиться к жюри, и они слишком важны, чтобы упускать их.

Барни же удивил всех, снова отсрочив свое право на вступительное слово без объяснения причин. Объяснений и не требовалось, но тактика была весьма необычной.

Барни поочередно вызвал на свидетельское место семь надзирателей. Все они отрицали, что когда-либо слышали, чтобы Рон Уильямсон хотя бы намекал на свое участие в убийстве Картер.

Уэйн Джоплин был секретарем суда Понтотокского округа. Барни выставил его в качестве свидетеля, чтобы он изложил список судимостей Терри Холланд. Ее арестовали в Нью-Мехико в октябре 1984 года, отправили в Аду и посадили в тюрьму, где она быстренько помогла раскрыть два сенсационных убийства, хотя почему-то два года ждала, прежде чем сообщить полиции о драматических признаниях, сделанных ей Роном. Она признала себя виновной в подделке чеков, получила пять лет, из них три условно, и ей было предписано выплатить судебные издержки в сумме семидесяти долларов, ущерб в сумме пятисот двадцати семи долларов девяти центов, гонорар адвокатам в размере двухсот двадцати пяти долларов из расчета по пятьдесят долларов в месяц, десять долларов в месяц Департаменту исправительных учреждений и пятьдесят – в Фонд помощи жертвам уголовных преступлений.

Она внесла единственный взнос в размере пятидесяти долларов в мае 1986 года, после чего ей, судя по всему, все долги простили.

Барни постепенно подбирался к своему последнему свидетелю, коим являлся сам подсудимый. Позволять Рону свидетельствовать было рискованно. Он был легко возбудим – не далее как утром того же дня набрасывался на Терри Холланд, – и жюри уже боялось его. У него было криминальное прошлое, которое Питерсон постарался расписать во всех красках, чтобы посеять сомнение в том, что ему можно доверять. Никто не знал точно, сколько лекарств он принимал, если вообще принимал. Он был раздражительным и непредсказуемым и, что хуже всего, не подготовлен собственным адвокатом.

Барни попросил разрешения подойти к судейскому столу и сказал судье Джонсу:

– Ну вот, теперь начинается представление. Я прошу вас устроить перерыв, чтобы постараться сделать что сумею, чтобы успокоить его. До сих пор он казался… ну по крайней мере то и дело не вскакивал с места. В любом случае мне нужен перерыв.

– У вас остался единственный свидетель? – спросил судья Джонс.

– Да, у меня остался он один, и я думаю, что сейчас самое подходящее время для перерыва.

Они договорились отложить продолжение судебного заседания до часа дня, и Рона повели в тюрьму. Увидев по дороге отца жертвы, он завопил:

– Чарли Картер, я не убивал вашу дочь!

Охранники постарались поскорее провести его мимо.

В час дня его доставили обратно. После нескольких предварительных вопросов он заявил, что никогда ни о чем не говорил с Терри Холланд и не был даже знаком с Дебби Картер.

Барни спросил, когда он впервые услышал о смерти Картер.

– Восьмого декабря. Позвонила моя сестра Аннет Хадсон, она говорила с нашей матерью, и я услышал, как мама сказала: «Я точно знаю, что Ронни этого не делал, поскольку был дома». Я спросил маму, о чем речь. И она передала мне то, что сообщила ей Аннет, – что где-то поблизости от нас убили девушку.

Неподготовленность Рона стала еще более очевидной спустя несколько минут, когда Барни спросил о его первой встрече с Гэри Роджерсом.

– Это было вскоре после того, как я побывал в участке и провалил тест на детекторе лжи, – ответил Рон.