Комната для трех девушек - Анна Васильевна Дубчак Страница 48

– Может, никаких украденных сережек и не было? И она… – Борис сделал паузу и потер лоб. – Ей нужно было таким вот образом собрать компромат на Водкина в случае, если он, к примеру, бросит ее?

– Вполне может быть. Или же сережки были на самом деле украдены. И украдены они были… – Ребров замотал головой, не желая верить в свое предположение. – Думаешь, Вероникой? Или Катей? Видеокамеры могли быть установлены давно, вообще с самого начала съемок, и вот в один далеко не прекрасный день, просматривая записи, Фрумина могла увидеть сестер, которые без разрешения проникли к ней в вагончик и украли сережки?

– Об этом я как-то не подумал. Но если все было так, тогда понятно, кто и за что наказал девчонок, напоив их снотворным и отвезя на пустырь. Фрумина!

– Даже и не знаю, что тебе сказать. Понимаешь, если бы это сделала она и это было бы связано с украденными сережками, то вряд ли она рассказала бы тебе, Валера, о них. Она вообще этой темы с сережками не касалась бы. И про видеокамеры промолчала. Ну и не хочется верить, что Вероника с Катей были воровками.

– Но если они ничего не крали, то могли просто проникнуть в вагончик, чтобы, к примеру, полюбопытствовать, примерить наряды актрисы, подушиться ее духами…

– Это запросто. Женщины вообще любят наряжаться, примерять одежду… А если они каким-то образом, разговаривая друг с другом, оскорбили Фрумину, обидели ее? Припомнили ей Водкина… Вот что сделала бы Фрумина, когда увидела бы это видео и поняла, что к ней относятся, как к… Ну, ты сам все понимаешь. Что ее ненавидят? Что она старается понравиться толпе, а толпа видит в ней обыкновенную шлюху!

– Что бы она ни сделала явно, открыто, надавала бы, к примеру, пощечин сестрам, попросила бы Водкина прогнать их из сериала, она рисковала оказаться в неприглядном положении, выложи сестры свою интерпретацию этого конфликта в интернете… Кстати говоря, у них был инстаграм?

– Да. И у Вероники, и у Кати, но вели они свои странички вяло… думаю, им не хватало материала или мотивации. Или просто достаточного образования, чтобы хотя бы писать грамотно, – вздохнул Ребров. – Но это – тема, Борис Михайлович. Хотите сказать, что если открыто Фрумина не могла с ними бороться, то, получается, решила это сделать тайно? И так, чтобы сестры, проснувшись на пустыре, поняли, кто их наказал и за что. Но они же могли и не догадаться!

– Это в лучшем случае. Потому что если бы догадались, то что бы сделали? А?

– Ну, если учесть, что они сбежали из больницы и снова вернулись в Переделкино, причем не стали обращаться в полицию и даже мне ничего не рассказали, то вполне могли бы поговорить с Фруминой и начать ее шантажировать. Хоть и тяжело мне об этом говорить, но как-то так.

– И что бы тогда предприняла Фрумина, чем бы ответила на шантаж?

– Либо заплатила бы, но тогда у нее не было бы никакой гарантии, что шантажистки оставят ее в покое, либо сделала бы так, чтобы ее уже никто не смог шантажировать. Борис Михайлович, вы хотите сказать, что это она убила Веронику с Катей?

– Не сама, не своими руками.

– Виктор Юрьев?!

– Почему бы и нет? Он мог приехать к ней с самыми благими намерениями, с подарками и цветами, собираясь сделать ей предложение, а она потребовала от него в доказательство его чувств к ней избавить ее от шантажисток.

– И он это сделал?

– Скорее всего, да. После чего где-то напился. Возможно, у нее в вагончике, после чего, не выдержав силы стресса, решил покончить с собой. Ведь машина была исправна, ты говоришь, никто не подрезал тормозные шланги…

– Тормоза были в порядке. А пистолет? Где они взяли пистолет?

– Пистолет Фрумина украла у Водкина.

– То есть подставила его!

– Да!

– Но история совершенно нереальная! Трудно себе представить, чтобы после того, как сестры потребовали денег у Фруминой, они, понимая, насколько она опасна и непредсказуема (ведь они на пустыре могли погибнуть!), спокойно сели к ней в машину.

– Они могли сесть к ней в машину только в одном случае – если бы Фрумина сказала, что они едут в банк за деньгами. Я так думаю.

– Борис Михайлович, скажите, почему вы помогаете мне? Вы, успешный адвокат и весьма востребованный, тратите на меня свое драгоценное время.

– Честно? Надоело защищать мерзавцев. С большими деньгами можно и обеспечить себе алиби, и найти свидетелей. Да ты и сам все это знаешь и понимаешь.

– Дело только в этом? А ваш переезд за город?

– Я сделал это из-за брата. Он, похоже, совсем потерялся в жизни.

– А как же ваша жена?

– Мы развелись с ней.

– Но все равно так кардинально изменить свою жизнь, все бросить…

– Всякое случается в жизни. Как сейчас модно говорить: я выгорел. Вот так.

– Понятно.

– Теперь у меня к тебе вопрос, Валера. Вот скажи, как так могло случиться, что ты, по сути, живя с девушкой, так до конца и не разобрался в ней, а ведь собирался жениться? Разве ты ничего не видел? Не чувствовал?

– Чувствовал. Но многое прощал ей, оправдывая тем, что они с сестрой… как бы это помягче выразиться, из касты неблагополучных, понимаете? Сироты. Жили с теткой. И неизвестно еще, как она к ним относилась.

– А как эта тетка умерла? Не интересовались?

– Честно говоря, нет. А что, надо было?

– Ладно, забудь…

Ребров нахмурился.

– Думаете, и там можно поискать криминал?

– Заметь, не я это сказал. Но, согласись, что с ее смертью они стали свободны и обрели жилье, автомобиль…

– Борис Михайлович, я понимаю, что вы хотите сказать, но… Это же моя Вероника!

– Извини, Валера. Говорю же, мне нельзя заниматься адвокатской деятельностью, мой цинизм просто зашкаливает. И я в каждом вижу в последнее время лишь плохое. Да мне и с людьми трудно общаться, я стал несносен. Боюсь, что это дурно скажется и на моем брате. Это пока он меня еще терпит, он все про меня знает, и мы с ним долго и много говорили обо всем этом, но я и сам не знаю, что со мной происходит. Возможно, это просто затяжная депрессия. Надо как-то взять себя в руки и успокоиться. Но пока не получается. Я постоянно пинаю нашу домработницу Женю, обижаю ее на каждом шагу. Знаю, что причиняю ей боль, но ничего не могу с собой поделать. Да меня просто бесит, что мы, погорячившись, пообещали платить ей большую зарплату, такую, как платил