Виктор Пронин - Чисто женская логика Страница 5

— Даже два, — усмехнулся капитан.

— Спасибо.

Цокоцкий свернул в коридорчик, ведущий на кухню, взял на полке стакан, открыл холодильник, вынул початую бутылку минеральной воды, наполнил стакан и залпом выпил. И уже поставив бутылку снова в холодильник, вернув стакан на подвесную полку, уже направившись к выходу, он увидел, что все это время, высунув голову из-за поворота, за ним внимательно и улыбчиво наблюдает Убахтин.

— Вы боялись, что я унесу бутылку с собой? — спросил Цокоцкий.

— На визитке, которую вы оставили, есть телефон вашей конторы?

— Наша контора называется мебельной фабрикой.

— О ней я и спрашиваю.

— Есть. Там все есть.

— Я буду у вас сегодня. Хорошо, если бы все сотрудники оказались на месте.

— Все будут на своих местах, — заверил Цокоцкий уже из дверного провала.

А дальше все происходило достаточно скучно. Касатонова со слесарем молча сидели на диване, рядом пристроился Гордюхин, которому никакого дела в работе оперативной группы попросту не нашлось. Повертев в руках касатоновский фотоаппарат и не найдя ему ни одного кармана на кителе, он положил его на полку серванта. Плотноват был Гордюхин и пора ему было уже сменить китель на более просторный, но участковый, видимо, еще не осознал перемены своего размера.

Ежедневно втискиваясь в привычный китель, он, видимо, надеялся выглядеть моложе и стройнее.

Прибывший вместе с группой фотограф исправно щелкал громадным глазастым фотоаппаратом, как заметила Касатонова, тоже не жалея пленки. Пленка у него была казенной, и жалеть ее в самом деле не было никакого смысла. Он включил свет, так что под потолком вспыхнули шесть лампочек люстры, пошире раздвинул шторы, впуская в комнату солнце, даже гардины отбросил в сторону и, конечно же, снимки у него должны были получиться куда лучше, чем у Гордюхина.

— Что отпечатки? — спросил Убахтин у эксперта, который все это время молча и сосредоточенно передвигался по квартире с какой-то пушистой кисточкой и коробочкой с порошком.

— Странно, Юрий Михайлович, очень странно... Ни единого отпечатка. Ни на дверных ручках, ни на посуде, ни на пепельнице. Понимаете, хозяин курил, хорошо так курил, пепла кругом полно... — Балмасов не курил, — сказал Убахтин. — Это точно. Курили его гости. Для них и пепельница.

— Но все равно на ней нет ни единого отпечатка. Хозяин пил, это просматривается... А бутылки, даже початые, без отпечатков!

— А так бывает? — усмехнулся капитан.

— В жизни так не бывает. Только в смерти.

— Что в туалете?

— Чистота.

— На кухне?

— Все вымыто, все на местах. Как в гостиничном номере до заселения постояльца.

— Рюмки?

— Влажные. Смотрите, что получается, — эксперт, молодой, очкастый парень прошел в угол. — Бар у него крутой, хотя качество исполнения невысокое. Может быть, его собственная мебельная фабрика и произвела на свет это сооружение.

Здесь есть такое проволочное приспособление, которое позволяет рюмки хранить подвешенными вверх ногами, видите? Вот висят фужеры, вот крупные рюмки, вот еще для каких-то, видимо, особых напитков... — Для коньяков, — подсказала Касатонова.

— Возможно. Так вот, крайние, ближайшие... Мокрые. Поскольку они были подвешены вверх ногами, за ножки, то влага не донышках за ночь высохнуть не успела. Пили здесь вчера вечером. И из маленьких рюмок, и из тех, что побольше... И пили, и закусывали.

— Что, на рюмках остатки закуски?

— Остатки закуски в мусорном ведре. На кухне.

— Чем закусывали?

— Красная рыба, сырокопченая колбаса, конфеты, маслины, лимоны, виноград... — Какой-то женский набор, — пробормотал капитан.

— И по уборке чувствуется женская рука.

— Значит, в убийстве принимала участие баба, — подал голос Гордюхин. — Хотя я в этом сомневаюсь.

— А в чем ты не сомневаешься? — обернулся капитан к участковому.

— Мужик к нему заходил. Мужик. Отоварился в ближайшем магазине, принес все упакованное — рыба, маслины, колбаса... И посидели. Баба здесь не причем. Уж больно круто все проделано.

— Хорошо, — кивнул Убахтин. — Пусть так. Хотя у него в холодильнике как раз все упакованное — та же рыба, колбаса... Принимается. Посидели, поддали.

Дальше?

— Что было дальше, кажется, даже я могу сказать, — неожиданно для себя проговорила Касатонова.

— Слушаю вас, милая дамочка.

— Я не дамочка, — Касатонова изумленно посмотрела на капитана. — Меня зовут Екатерина Сергеевна.

— Все равно слушаю.

— Посидели, поддали, — после легкой заминки продолжила Касатонова. — Потом гость отлучился в туалет, привел в боевую готовность свой пистолет, револьвер, наган... Не знаю, из чего он там стрелял. И, подойдя сзади к хозяину, который в это время прыгал по каналам телевидения, выстрелил в затылок. Пока хозяин в предсмертных судорогах колотился об пол, он привел стол в порядок.

— И? — капитан о интересом смотрел на Касатонову.

— И был таков.

— А за что его убили? Что вам подсказывает ваша женская логика? Ваша женская интуиция?

— Он был директором мебельной фабрики. Мне кажется, здесь копать надо, — Касатонова ловко ввернула криминальное словечко, и эта ее дерзость не осталась незамеченной.

— Копать? — весело удивился Убахтин. — Ну, что ж... Будем копать. С вашего позволения. Что с телефонами? — он обернулся к технарю, который возился с определителем.

— Есть телефоны, — парень протянул капитану список снятых с определителя номеров.

— Ого! — воскликнул капитан. — Напряженная жизнь была у Балмасова.

Четырнадцать звонков за вечер.

— Может, за весь день? — уточнила Касатонова.

— Так ведь тут же и время указано.

— Позвольте взглянуть?

— Зачем? — удивился Убахтин.

— Любопытно.

— Есть мысль?

— Есть.

— Ну, что ж... Взгляните, — он протянул листок Касатоновой, остановился рядом и не сводил с женщины глаз, будто по выражению лица хотел определить, что за мысль возникла в этой головке за сверкающими очками, за изумленными глазами и светлыми волосенками. Но Касатонова была совершенно невозмутима — она пробежала взглядом по столбцу цифр и вернула листок капитану.

— Это все телефоны или только те, которые удалось определить?

— Все, — ответил эксперт. Там, где телефон не определен, стоит прочерк.

— Вы удовлетворены? — спросил Убахтин.

— Да.

— Ваша мысль подтвердилась?

— Скажем так... Укрепилась.

— Поделитесь?

— Пока воздержусь.

— Но когда мысль созреет, вы обязательно со мной поделитесь, да? — Убахтин смотрел на Касатонову цепко, настойчиво, исподлобья.

— Обязательно.

— Ну и хорошо, — уже с некоторым равнодушием произнес капитан и даже по его интонации нельзя было понять — то ли ему действительно важно было знать, о чем подумала эта дамочка, то ли он просто забавлялся. А может, приставал?

— Уж коли у нас с вами установился прочный деловой контакт, — Касатонова воспользовалась паузой и заговорила снова. — То, может быть, вы позволите мне сходить в туалет? Второй час сидим... Я, конечно, извиняюсь.

— Саша, — обернулся капитан к эксперту, который все еще бродил по квартире со своей пушистой кисточкой, напоминающей беличий хвостик. — Ты уже был в туалете?

— Да, все в порядке. Там такая же чистота, как и везде.

— Не возражаю, — чуть заметно поклонился Убахтин.

— Спасибо, — и Касатонова, выйдя из комнаты, свернула в коридор, который вел на кухню. Войдя в туалет и заперев за собой дверь, она осмотрелась. Туалет был совмещен с ванной. Когда-то здесь была стенка, но ее убрали. Нынче так поступают многие. Вдруг обнаружилось, что раздельный туалет не такое уж великое благо, как когда-то казалось. При перенаселенной квартире, в коммуналке — да, это необходимо. Но если в квартире живут двое, трое, даже четверо, в подобном разделении нет никакого смысла. А польза есть — когда убирается разделяющая стенка, ванная вдруг становится не просто большой, а почти громадной, в ней есть место, чтобы потянуться, развести руки в стороны, можно втиснуть шкаф для стопки полотенец, поставить стиральную машину, повесить на стенку громадное зеркало.

Балмасов так и поступил.

В образовавшемся простенке были установлены стеклянные полки со всевозможными флакончиками, видимо, любил он при жизни запахи, кремы, одеколоны и прочие парфюмерные подробности. Взглянув на себя в большое, в полстены, зеркало, Касатонова, в общем, осталась довольна. Прическа, конечно, была слегка всклокочена, но это придавало ей вид молодой и даже слегка взбалмошный. Теперь она понимала, почему капитан так послушно откликался на ее просьбы, явно выходящие за пределы прав понятой.

Но как ни всматривалась Касатонова, как ни разглядывала ванную, ничто не привлекло ее внимания. Она была разочарована. Все-таки оставалась надежда увидеть здесь хоть что-нибудь, говорящее о хозяине, о его образе жизни, о том, что же все-таки произошло вечером, когда она стояла на балконе, наслаждаясь сигаретой и дождем, шуршащим по пластмассовому навесу.