Игорь Заседа - Без названия Страница 5

- Я сойду после этих Игр. Сыт по горло и тренировками, и тренерами... - Крэнстон замолчал, провожая взглядом белые пушистые облачка.

Три дня промелькнули незаметно. Мы плавали на яхте, я учил Джона азам парусной техники, и нас едва не положило парусами на воду, когда налетел шквал и на корме зацепился шкот.

Мы находились милях в трех от берега, и перспектива очутиться в довольно холодной воде вряд ли могла обрадовать. Собственно, испугался я не за себя - за Крэнстона, для него эта купель могла обернуться бедой.

Словом, я ринулся с носа, где возился со стакселем, через всю яхту, зацепился за шканцы ногой и с размаху, ссадив кожу на руке и правом боку, рухнул на пайолы, мгновенно - откуда только прыть взялась! - вскочил, цепляясь за нависший над головой румпель, броском дотянулся до кормы и освободил шкот. И как раз вовремя, потому что гик уже вычерчивал белый пенный бурун.

Яхту резко "поставило на ноги", опасность миновала.

- Никогда б не поверил, что это так волнует! - смеясь, сияя глазами, крикнул Крэнстон. - Яхта превратилась в непокорного скакуна! Здорово!

Если б мы легли парусами на воду, - поумерил я восторг Джона, пришлось бы плыть за моторкой. Водичка же - сам знаешь...

- Я и не подумал об этом, - сник Джон, и лицо его снова стало отчужденным, как тогда, в первый день, когда он читал записку Джейн. Было бы чертовски глупо, если б я простудился... Нет, нет, это исключено, - закончил он после короткой паузы, обращаясь скорее к собственным мыслям, чем ко мне.

- Ничто не должно помешать тебе, Джон...

Я заметил: всякий раз, когда мы приближались к берегу, Джон с трепетным ожиданием вглядывался в него, точно надеялся увидеть там кого-то; и каждый раз, обнаружив, что его "меркурий" застыл в одиночестве и домик по-прежнему пуст, хмурился и замолкал.

Я не сомневался: Джон еще ждал...

Джейн так и не приехала.

В последний вечер мы набили камин поленьями; огонь разгорался медленно, нехотя, сырые обрубки осины шипели, выпускали пар, и лишь когда со стороны океана, с востока, откуда по вечерам наползали темно-лиловые тучи, задул ветер, - камин ожил.

Мы подтянули поближе к огню низкий столик, уставили его жестянками с пивом и кока-колой и разложили остатки провизии - португальские консервированные устрицы и паштет из мексиканских крабов, венгерскую салями, жареную утку, французский камамбер, швейцарский сыр и еще многое другое, купленное Джоном в магазине в олимпийской деревне. Я пил пиво. Джон налил бокал сухого вина и, разбавляя его кока-колой, неторопливо потягивал, смакуя каждый глоток.

Когда долго тренируешься, мышцы твои становятся крепкими и эластичными, сердце готово выдержать любые нагрузки, но тут-то нередко и наступает кризис: результаты начинают стремительно лететь вниз, и напрасно бьются над этой злой загадкой медики. Тот, кто пришел в спорт не вчера, знает и радость и горе, легко определит: нервная система уже больше не в состоянии брать на себя тяжесть тренировочных стрессов, она просто "отключается", и хоть ты лопни, а тело твое, налитое силой, превращается в запечатанный сосуд, откуда не выдавишь ни капли энергии.

В таких ситуациях - баста, никаких тренировок, нужен отдых. Когда же такое случается накануне стартов, лучшего "лекарства", чем стакан сухого чистого вина, - не придумаешь.

- Ты мучился, когда бросил плавать? - спросил Джон.

- Мучился? Мягко сказано. Мне порой казалось, что жизнь осталась позади. Спасла работа. Мне повезло, я попал в газету, где умели верить в человека, даже если ты только что закончил с грехом пополам университет и у тебя еще на лбу написано, что ты - только спортсмен. В клубной команде я по-прежнему оставался лидером, и мы собрались в Италию... Меня вызвал редактор. "Я ничего не имею против ваших увлечений, - сказал он. - Но теперь вы должны выбирать: или спорт, или работа..." Я выбрал работу.

- Если бы мне так сказали, - запальчиво возразил Крэнстон, - я бы хлопнул дверью, только меня и видели!

- Я тоже намеревался поступить подобным образом. Но, поразмыслив, признался себе честно: я уже ничего не дам спорту... и он мне ничего не даст. В нашем деле нужно вовремя уйти, не тянуть, не цепляться за воспоминания...

- Ты прав, Олег! Но иногда можно и ошибиться. Когда я переехал в Штаты, мне чертовски не повезло с тренером. Я проигран отборочные соревнования и разобиделся на целый мир. Будущее рисовалось мрачнее Дантова ада: в колледже едва успел перейти на третий курс, денег - ни шиша, планы мои рухнули, и я оказался погребенным под развалинами собственного честолюбия...

- И что дальше?

- От полного краха спасла Джейн. Это она свела меня с Маккинли - он вхож в их дом, но я, честно говоря, невзлюбил его поначалу, решив, что он подбирается к Джейн. А она мне дороже всего на свете. Сам знаешь, мы, спортсмены, при всей видимости "сладкой жизни" - автографы там, красивые девушки, - мы одиноки и привязчивы. Но потом я увидел, что Маккинли с Джейн - ни-ни, у него какие-то финансовые делишки с ее отцом, господином Префонтейном.

- Вот уж никогда бы не подумал, что Маккинли - финансист. Он всегда мне казался недалеким парнем, хотя, правда, себе на уме...

- Это точно. Дон - себе на уме. Я тренируюсь у него, считай, четыре года, а так и не раскусил, что это за фрукт. Ну да что он за человек пусть разбирается его жена, тренер Маккинли - на все сто тысяч монет. Он мне сказал: "Что, парень, расквасил нос о бортик бассейна и решил помирать?" И расхохотался, как дьявол. Меня так и подбросило в кресле кулаки наперевес... Дон, однако, и с места не двинулся, хоть и видел, что я не шучу. "А ты, парень, с характером, - похвалил он. - Мне именно такие и нужны. Завтра в шесть утра быть в "Блэкпуле". И не опаздывать!"

Крэнстон поворошил медными щипцами в камине, последние головешки догорали скудным пламенем; поднялся, вышел и вскоре вернулся с целой охапкой березовых поленьев.

Он продолжил свой рассказ:

- Я сразу почувствовал хватку Маккинли: за мной был закреплен персональный массажист, личный нутрициолог [специалист по питанию], врач, лаборант, следивший за моими анализами. Поначалу я недоумевал, что это Дон возится со мной, но, приглядевшись, увидел: таких, как я, у него пятеро, и с каждым он так возится. Потом понял: он еще не знает, кто заплывет, мы, пятеро, для него - подопытные кролики...

- Это ты загнул. Настоящий тренер так и должен поступать - не выделять никого. Спортсмен, если он действительно спортсмен, а не размазня, должен сам уметь выделяться, - возразил я.

- Ты плохо знаешь Дона. Это... это страшный человек, страшный в своем фанатическом желании добиться поставленной цели. Впрочем, чего там скрывать: мне такой и нужен, потому что я сам - фанат, и, кроме плавания, у меня в жизни есть одна Джейн. Я начал с четырех часов в сутки, а спустя год не выходил из бассейна по шесть: в воде пил, ел, отдыхал, даже массировали меня в воде - Дон сварганил переносной гидромассаж. В семьдесят четвертом я уже плыл стометровку за 51 секунду.

- Что же тогда стряслось с тобой на чемпионате мира в Белграде? Прости, что задаю этот вопрос, но тогда ты показался мне слишком расстроенным, чтобы приставать с подобными расспросами, - прервал я Крэнстона. Я хорошо помнил выражение лица Джона, когда он не попал даже в финал стометровки. Это было лицо человека, который долго шел вслепую, а, открыв глаза, обнаружил, что стоит на краю пропасти. Правда, золотая медаль в эстафете несколько подсластила пилюлю, но - я в этом не сомневался - не внесла успокоения в душу парня.

- Я сам не пойму до сих пор. Поначалу испугался, как бы Маккинли не махнул на меня рукой. Но, когда увидел, что Дон сам не в духе, успокоился. Когда мы вернулись в Штаты, Маккинли сказал: "Ничего, парень, не вешай нос - я тут кое с кем поговорил и кое-что выяснил. Тебе не хватает стимуляторов. Физически ты готов, а выложить свои запасы не можешь". "Анаболики?" - только и спросил я. "Чудак-человек, - рассмеялся Дон. История с Мондейлом навсегда отбила у меня желание экспериментировать с анаболиками. Нет, тут нужен принципиально новый подход. Я хочу знать: ты согласен?" Глупо спрашивать у человека, иссыхающего в пустыне от жажды, хочет ли он пить. Я не раздумывал ни секунды: "Да!"

Гримаса боли исказила лицо Крэнстона. Он едва не выронил бокал, скрючился в кресле, держась левой рукой за правый бок.

- Что с тобой, Джонни?

- Ничего. Пройдет, - прикусывая губу, прошептал Крэнстон. Испарина выступила у него на лбу.

- Нужно лекарство? Где? - Я поспешил к Джону, но он слабо махнул рукой.

- Сядь. Отпустило. Третий раз хватает за последнюю неделю. О, мы, великие спортсмены, супермены из стали! - рассмеялся он, и у меня отлегло от сердца. - Если бы люди знали, как подвержены мы всяким болячкам!

- Ты бы показался врачу.

- Через две недели, - мечтательно сказал Джон, - после Игр, улечу в Австралию, домой. Это будет наше свадебное путешествие с Джейн... Уедем в Квисленд, к океану, к Большому барьерному рифу, чтоб не видеть Маккинли, а заодно и папашу Префонтейна, и забыть, навсегда забыть этот проклятый спорт!