Александр Скрягин - Тайная геометрия Страница 50

– Так, – кивнул шаман сойтов.

Илья Сергеевич постучал пальцами по столу.

– Хорошо, – сказал он, – ну, а кто этот человек?

Шаман опустил голову.

– А вот этого я не могу вам казать, Илья Сергеевич. Те, кто встречается в стране Ульгена, не могут называть имена друг друга обычным людям. Ульген рассердится и накажет. Дара лишит или в подземное царство пошлет. А мне еще рано в подземное царство. Мне для сойтов еще много всего сделать нужно. А то погибнут они без меня, – совсем тихо закончил он.

Генеральный директор «Топологии» отвернулся к сиреневому кусту и с досадой махнул ладонью:

– Ну, опять начал свои шаманские штуки!..

Тимбуту слегка развел руки в стороны.

– Ульген – имя человека, что на его полях встретился, называть запрещает. Ульген – про лицо и тело этого странника говорить запрещает. Но про одежду путника Ульген говорить не запрещает.

– И что это значит? – повернул голову к шаману хозяин дома.

Его взгляд прямо-таки полыхнул поверх очковых стекляшек. И майор вдруг понял две вещи. Первая: генеральный директор не страдает ни близорукостью, ни дальнозоркостью. И второе. Илья Сергеевич не может не носить очки. Потому что иначе исходящие из его глаза рентгеновские лучи не просто будут пронизывать людей насквозь, но, возможно, даже немного облучать. Заботясь об окружающих, Лисоверт и прикрыл свои глаза специальными линзами.

– Это значит, – ответил доцент Николаев, – если я скажу, что в последний раз, когда я встретил в полях Ульгена твоего человека, на нем была такая красивая шляпа, совсем белая, то я слово Ульгена не нарушу. Ульген не рассердится. И оставит меня с моим народом.

– Белая шляпа? – громко переспросил майор Мимикьянов.

– Да, красивая белая шляпа, – отчетливо произнес Тамбуту. – Прямо, как в кино.

Болеро Мориса Равеля подошло к своему финалу и неслышно разразилось режущими ухо, диссонирующими аккордами.

Похожими на гром.

На взрыв.

На обвал.

Эпилог

Георгий Иванович Пигот был, в принципе, доволен.

Никаких претензий по результатам оперативной проверки, проведенной майором Мимикьяновым в связи с фактом проникновения неизвестных лиц в научно-производственное объединение «Топология», он не высказал.

Конечно, пребывание уголовников на чердаке режимного здания – вещь для отдела по защите государственной тайны на объектах промышленности и науки – факт малоприятный.

Но, в конце концов, уголовники – это не агенты зарубежной спецслужбы. За них Москва особенно свирепствовать не станет, и требовать крови не будет. Пусть уголовниками доблестная милиция занимается. Тем более, что столичное начальство и само понимает, что тертые и битые уголовники способны иногда проникнуть в такие места, где сто раз застрянут кадровые разведчики со всей их особой подготовкой, спецоборудованием и щедрым государственным финансированием.

На осторожное замечание Ефима, что Окунь с подручным никак не могли попасть на крышу «Топологии» с крыши торгового центра «Наш дом» потому что стальные растяжки, по которым они якобы это сделали, за неделю до этого были спилены на глазах самого майора, Пигот сказал:

– А, чего нам с тобой, Ефим Алексеевич, за милицейского следователя работать? Пусть сам думает, чтобы в следственном деле концы с концами сходились, и в суде оно не развалилось. С такими уликами, как деньги и инкассаторская сумка, да еще с добровольным признанием, – не развалится, не беспокойся, Ефим Алексеевич! Может быть, они не по стальным растяжкам перебирались с крыши на крышу, а, допустим, канат, перебросили, а? – предположил подполковник.

Разумеется, майора Мимикьянова не слишком волновали результаты следствия по делу ограбления инкассаторов в торговом центре «Наш дом», а также судьба уголовников Телепеня и Ларкина.

Его не отпускало другое.

Как человек с не плохой научной подготовкой он, разумеется, понимал: человек видит окружающий мир не прозрачным глазным хрусталиком и зрительными клетками на поверхности глазного дна. Человек – видит мозгом. Именно этот спрятанный в черепной коробке сверхсложный компьютер составляет из поступающей в него информации ту или иную картину мира. Всегда – мира в трех измерениях.

А, если в четырех?

Что, если Василий Иванович Николаев из рода Хитрый Медведь прав и на земле могут появиться люди, способные видеть мир в четырех измерениях?

Что, если это новая ступень эволюционного развития вида «Хомо сапиенс»? Или, наоборот, – пробуждение какого-то древнего, давно исчезнувшего способа видеть окружающий мир?

Ведь, скажем, шаманы, представляющие собой живое олицетворение древних представлений человека о Вселенной, бережно хранят тайные приемы, вводящие их в особое состояние. Состояние, позволяющее воспринимать окружающую среду как раз в четырех пространственных измерениях.

Очень похоже, именно так видели мир настоящие волшебники, колдуны и чародеи различных времен и народов. Видели своими собственными глазами или при помощи созданных ими специальных приспособлений, вроде легендарного хрустального шара мага Мерлина.

И совсем не выдумка, что прообраз сказочного чародея, реально существовавший поэт и алхимик Мэдридд, был способен за несколько минут перемещаться за сотни миль, неожиданно исчезать из глаз людей и так же неожиданно появляться.

И загадочный итальянский философ Джордано Бруно из Нолы, с точки зрения официальной исторической науки сожженный на площади Цветов в Риме в 1600 году, действительно, знал, как можно увидеть пространство не в трех, а в четырех измерениях, прекрасно в нем ориентировался, и потому мог при случае покидать тюремные казематы Папской Инквизиции.

Не исключено, что видеть четырехмерный мир мог и соратник Петра Великого, дальний потомок ирландских королей Яков Вилимович Брюс. Для этого он изобрел и сделал специальное зеркало. Любой взглянувший в него человек мог видеть не только свое лицо, но одновременно и – свой собственный затылок. Совсем не для забавы служило генерал-фельдмаршалу эта диковина, найденная после смерти главного канонира в его кабинете чиновниками из Петербурга.

Ефим предполагал, что уголовники Окунь с Ларкиным перебирались с крыши «Топологии» на крышу «Нашего дома» и обратно совсем не по стальным растяжкам. Просто, если видеть пространство в четырех измерениях, то можно обнаружить сектор пространства, где крыша одного здания вплотную подходит к крыше другого.

Только для этого нужен либо уничтоженный по межправительственному соглашению прибор «КОИ-2» – «квадроочки индивидуальные, вторые». Либо человек с особым устройством глаз и мозга, способный без всяких приборов видеть пространство в четырех измерениях.

Все случившееся, заставило майор придти к выводу: такой человек существует. Это он провел Окуня с Ларкиным невидимыми для обычных людей маршрутами на место преступления, в кассу «Нашего «Дома», и также незаметно увел обратно, на крышу научно-производственного объединения «Топология».

Однажды в магазине, Ефим увидел на мужском манекене белую, как снег, мужскую шляпу с опущенными вниз полями.

Он примерил ее. И, глядя в круглое зеркало, стоящее на прилавке, понял, почему некоторые обитатели научного городка принимали его за Академика, владельца не существующей «Шапки-невидимки», так необходимой труженикам некоторых специфических профессий.

Из клубящейся зеркальной тьмы, из-под опущенных полей белой шляпы на него смотрели безжалостные базальтовые глаза Евгения Вергелесова. Чем-то они с инженером лаборатории пространственных измерений оказались очень похожи. Хотя раньше Ефим никогда этого не замечал. Конечно, удивляться здесь особенно не чему: человек не видит себя со стороны и представляет свою внешность совсем не такой, какой она является в действительности.

Через несколько дней после визита майора Мимикьянова в научный городок Евгений Вергелесов уволился из научно-производственного объединения «Топология».

Своим коллегам – Максиму Карликову и Феликсу Бобину – он сообщил, что неожиданно вспомнивший о нем дальний родственник предложил очень престижное и высокооплачиваемое место в научно-производственном объединении, работающим в городе Жуковском, под Москвой.

Теперь, когда майор Мимикьянов слышит в новостях центральных телеканалов сообщения о дерзких ограблениях инкассаторов, банковских хранилищ или обменных пунктов валюты, происходящие в столице, он испытывает сильное беспокойство. Но никому об этом не говорит.

А кому он может сказать? Кто его поймет?

Разве что, доцент университета Николаев, он же шаман сойтов из рода Тимбуту, что означает Хитрый медведь. Но у него свои, недоступные майору, взаимоотношения со всемогущим хозяином Вселенной Ульгеном. Шаман никогда не нарушит его запреты и не назовет имя того, кого он встречал, а, может быть, и продолжает встречать на маршрутах в четырехмерном пространстве. Ведь Василию Ивановичу еще так много надо сделать для своего крошечного вымирающего народа.