Пиранья - Марина Крамер Страница 51

Остаток дня она провела, гуляя в окрестностях гостиницы, чтобы не заблудиться в незнакомом городе. Но и тут оказалось множество интересных мест, красивых старых домов, причудливо изогнутых деревьев, и Лена с удовольствием побродила и подышала здешним воздухом. В магазинчике, куда Лена завернула погреться, когда поняла, что уже не чувствует рук, приветливая пожилая женщина в накинутой на плечи серой пуховой шали налила ей чашку травяного чая, с порога признав в ней приезжую:

– Сразу видно, что нездешняя вы, – певуче говорила женщина. – В такую-то погоду кто же тоненькие перчатки надевает? Погодите. Вот я вам сейчас рукавички подарю, самовязки, тепленькие, из козьей шерсти. – Она нырнула под прилавок и, не успела Лена сказать ни слова, как перед ней уже лежали симпатичные серые рукавицы с вывязанной по всей длине тонкой косичкой.

– Что вы! – запротестовала она. – Это неудобно…

– Чего это – неудобно? Пусть на память о Климовске у вас останутся, – заулыбалась женщина. – И кошелек свой спрячьте немедленно, иначе обижусь. Я сама эти рукавицы вяжу, делать-то тут особо нечего, к нам в магазин редко кто заходит, разве что приезжие за сувенирами. Так что носите на здоровье, рукам тепло будет.

– Спасибо! – от души поблагодарила Лена, примеряя подарок.

Утром она снова позавтракала в ресторане и направилась к стоянке такси. К счастью, вчерашнего водителя видно не было, и Лена обрадовалась. Повез ее пожилой мужчина в меховой жилетке, надетой на свитер крупной ручной вязки. Он не задал ей вопросов и всю дорогу молчал, и только припарковав машину у глухого забора, окружавшего интернат, спросил, нужно ли ее ждать.

– Если вы не очень долго будете, то могу обратно отвезти. Отсюда сложно будет обратно в Климовск уехать.

– Если вам не сложно…

– Мне не сложно.

– Спасибо!

Лена выбралась из такси и опять, как вчера, долго ждала, когда ей откроют.

Этот интернат в корне отличался от того, в котором она была вчера. Уже на входе в это заведение чувствовалось, что здесь живут люди нездоровые, казалось, даже воздух в помещениях был словно загустевший, спертый и тяжелый. Откуда-то издалека доносился протяжный вой, и Лена невольно ускорила шаг, стараясь не отстать от провожавшего ее санитара.

Директор здешнего заведения тоже отличался от своей коллеги в Климовске. Это был щуплый, маленький старичок в длинном халате, совершенно лысый и с большим орлиным носом, занимавшим, кажется, большую часть его мелковатого лица.

– Иосиф Маркович, – представился он, когда Лена протянула ему удостоверение. – Чем обязан?

– Иосиф Маркович, причина моего визита может показаться вам странной, она и мне, если честно, кажется таковой, но… Я приехала издалека, мне нужен ответ на вопрос, но найти его в Климовске я не смогла, хотя уверена, что нигде не ошиблась. Я решила проверить еще и ваш интернат, но это больше для того, чтобы потом не укорять себя, что не сделала этого, – заговорила Лена, нервно сжимая пальцы.

– Успокойтесь, деточка, что же вы такая напряженная… Мы решим все вопросы, если только это будет в наших силах, спрашивайте. – Он уселся в большое обшарпанное кресло у стола и подвинул Лене жестяную баночку, в которой та с удивлением увидела леденцы в форме ягод малины. – Угощайтесь. Всегда легче разговаривать, если съесть что-то сладкое.

– Спасибо… Иосиф Маркович, скажите… вам не знакомо имя Анна Веткина?

– Анютка? – переспросил директор и привычным жестом потер левую половину груди. – Конечно, я ее знаю, как же мне ее не знать, когда она провела тут шесть лет?

– Шесть лет? Здесь?! – Лена чувствовала, что ее нижняя челюсть совершенно неприлично отвисла и едва не хлопнула об стол. – Но… как такое возможно? То есть я хочу сказать… она ведь…

– Нормальная? – помог ей директор. – Да, но так случилось. Я был очень рад, когда она прошла освидетельствование и смогла уехать отсюда. На моей практике таких случаев никогда не было. Но Аня и не совсем подходила под критерии здешних воспитанников, если уж говорить откровенно. У нее было легкое расстройство психики, говоря по-модному – стрессовая реакция. Ее, как сироту, поместили сюда временно, а потом о ней благополучно забыли, и она осталась до совершеннолетия. Жила в отделении с теми, кто страдает олигофренией в легкой и средней стадии – они все-таки более контактны. Училась в местной школе. Ну, как училась – учителя приходили сюда три раза в неделю и занимались с ней, уроки она пыталась делать сама, ей помогали, кто как мог. Аттестат она получила там.

– Но погодите… я видела ее аттестат, там стоит номер интерната в Климовске.

– Этого не может быть, – твердо заявил Иосиф Маркович. – Ее аттестат я сам лично забирал у директора здешней школы. Можете туда сходить, это рядом, они вам наверняка покажут записи во всех журналах. Она числилась там до самого выпускного класса. Я же ездил с ней в Климовск и помогал поступить в училище. Было жаль, что девочке с ее данными придется всю жизнь штукатурить чужие стены, но вы ведь понимаете – у сироты, прожившей шесть лет в специнтернате, не было никаких шансов на что-то другое. Хорошо еще, что в училище взяли, тоже сперва отказывались, я даже поскандалил там грешным делом… – он заговорщицки подмигнул. – Ну, и не только там. Ей, как сироте, полагалась квартира, но не мне ведь вам объяснять, как это все работает? Комнату в коммуналке выбивали тоже всеми силами, а все это время Аня жила у матери одной нашей сотрудницы. Хорошо еще, что сразу после ее смерти комната для Ани нашлась…

– Смерти? А от чего она умерла, не знаете?

– Ну, она старенькая была, газ забыла выключить, угорела. Аня с утра в училище ушла, а вернулась – там такое…

– Это все очень странно, конечно… А почему, как вы сами думаете, Анна изначально оказалась в вашем заведении?

– На вашем месте я бы спросил об этом в полиции Климовска. Я не имею права разглашать некоторые обстоятельства, я подписку давал, – загадочно произнес директор. – Но на самом деле, что бы там ни произошло, девочка ни в чем не виновата, я старался внушить ей это все те годы, что она провела здесь.

– Я все равно не могу понять, как вышло, что нормальный ребенок без диагноза оказался в заведении такого типа, – упрямилась Лена, надеясь, что старичок вспылит и выболтает что-то интересное, но просчиталась.

– Знаете, милочка, единственной ее странностью была зацикленность на холодном оружии. Для двенадцатилетней девочки это… ну, скажем, нетипично. Более ничего не могу сказать.

– А в чем это выражалось?

– В рисунках. Аня много рисовала – и в основном ножи. Однако они выглядели так реалистично, что становилось не по себе. Я ведь потому и сказал, что ей бы не на штукатура учиться, а в каком-нибудь художественном институте, где ее талант бы