Андрис Колбергс - Ничего не случилось… Страница 53

— Где свет?

Ималда включила. Первый — меньший ростом — запер дверь и, глумливо заглянув девушке в лицо, сказал:

— А мы в гости пришли…

Он был в узкой не по размеру дубленке, с маленькими глазками за толстыми стеклами очков и с болячками в уголках рта.

— Надеюсь, ты рада. Покажи, как умеешь улыбаться, а то дяденька рассердится и выбьет тебе передние зубки! — он повесил Дубленку на плечики. Остался в пестром свитере с высоким воротником.

Другой, высокий здоровяк с круглым румяным лицом и длинными бакенбардами, — Ималда видела это лицо где-то раньше — уже накручивал диск телефона. Затем произнес в трубку всего два слова:

— Звоню оттуда…

Затем схватил провод чуть пониже аппарата и оторвал его от стены вместе с розеткой.

Он снял пальто, положил на полку свою пышную енотовую шапку и уже было отошел от вешалки, но вдруг что-то вспомнив, переложил из бокового кармана пальто в карман спортивной куртки финку в кожаном чехле.

— А ну, вваливайся! — прикрикнул он на Ималду, которая стояла, совершенно оцепенев.

Она, как в тумане, не раздеваясь, прошла в комнату.

— Присаживайся, пожалуйста, — пригласил очкарик. Рукава джемпера он подобрал выше локтей. Обнажилась неумелая татуировка.

Ималда послушно села.

— Как ты думаешь, что мы сейчас сделаем с тобой? — очкарик ухмылялся ей прямо в лицо. — Ты не бойся, мы люди солидные: расположим тебя комфортно — как тебе самой удобнее! — но поняв, что Ималда не слышит или не воспринимает смысл сказанного, разозлился: — Дать по соплям, чтобы очухалась?

Второй расхаживал по квартире, внимательно все осматривая.

Ималда вышла из полубессознательного состояния, услышав звонок в дверь. Очкарик бросился открывать. В прихожей он с кем-то обменялся двумя-тремя фразами.

Вошедший вместе с очкариком оказался пожилым человеком, на нем был мятый дешевый костюм и клетчатая фланелевая рубашка. Мужчина дышал тяжело, сипло. У него было бледное лицо с дряблой кожей и огромные мешки под глазами.

— Чхехо тхы ждхешь? Мхетхелхи? — зло спросил он здоровяка.

— Менты уже тут все прошмоняли, — ответил тот, оправдываясь. — Ни хрена тут не найдем!

— Пхосмхтрхи мхатрхасхы!

Теперь Ималда узнала обоих. Краснощекий однажды курил в вестибюле «Ореанды», когда она пробегала по коридору, торопясь к своему выходу на эстраду. И запомнила, наверно, потому, что во время программы варьете там обычно никто не стоит. А вот старика с мешками под глазами она видела не раз и всегда за столиком напротив оркестра, один раз даже с Романом Романовичем Раусой. Причем помнила, когда — месяца два назад.

У Ималды полились слезы.

— Хон вхыдхерхнет тхебхе мхатку! Хон ху нхас нха хэтхо бхольшхой спхецхихалхист! — старик кивнул в сторону очкарика. — Хдхе чхасхы?

Ималда закачала головой, продолжая плакать.

— Кхудха Халхехсис пходхевхал схумхку, кхогдха вхошхел? В кхухнхе? Хдхе?

«Неужели Таня с ними так и не встретилась или это совсем другие бандиты?»

Краснощекий ощупал матрас, потом вынул финку и деловито вспорол обивку по всей длине. Со звоном повыскакивали пружины, очкарик запустил руки в морскую траву по самые локти, ощупывал, искал. Затем разрезал подушку и другой матрас.

— Мхои чхасхы мхентхы тхут нхе нхашлхи?

— Нет. Только какой-то порошок.

— Знхаю!

— Он их кому-то сплавил по дороге! — высказался очкарик, продолжая ощупывать внутренность матраса. — А может заметил, что за ним следят и оставил в такси?

— Тхогха брхосхил бхы вехе, в тхом чхислхе и пхорхошхок!.. Нхикхудха нхе дхенхетсхя! Мхы ехо вхездхе дхостханхем!

Краснощекий вышел в соседнюю комнату — чтобы и там взрезать подушку и диван.

В воздухе клубились пыль и пух.

Из широко раскрытых глаз Ималды неудержимо лились слезы, а сама она находилась совсем в другом месте — вне этого ужасного капкана. В тихом парке с высокими деревьями, где круглая цветочная клумба перед новым зданием с большими светлыми окнами, где старые корпуса из красного кирпича, с островерхими декоративными башенками, где Янка все метет и метет дорожки или, сидя на скамейке любовно осматривает свою метлу, где тетенька, которая боится остаться одна в помещении — везде ей мерещится запах газа, потому что ее хотят отравить… Больница! Какой покой вокруг! И доктор Оситис, который все приговаривает: «Не думать об ЭТОМ! Что было, то было — не стоит вспоминать!»

— Может, нас расконторил РРР? Мне так показалось… — робко заговорил здоровяк, выходя из задней комнаты. — Порошочек его прогорел, а денежки отыграть захотелось… Он тоже мог узнать, что часики при шмоне не нашли. Ромка — та еще сволочь, он вам завидует. Подлизывается, а за спиной…

— Нхо кхак? Кхак хя спрхашхивхаю! Нхичхегхо, нхикхудха нхе дхенхетсхя! Кхусхок слхишкхом вхелхик — пходхавхитсхя!

Ромка — это же от имени «Роман»… РРР… Уж не Роман ли Романович Рауса? Таня пропала, как сгинула. А промчавшаяся мимо Ималды «Волга», у которой, на заднем стекле была запотевшая полоса, словно серая сатиновая лента? Неужели в самом деле Рауса? Про стоянку для машин в соседнем дворе директор тоже знает…

Она уже было решилась рассказать тройке о своих подозрениях, но мужчины вышли в коридор. Вдруг стало страшно: неизвестно еще, как они воспримут ее признание — прикажут показать, где живет Таня. Тогда что? Но главное — вообще отсюда не уйдут. Так и будут тут торчать! Они поверили тому, что часы она не видела, значит, не о чем больше говорить. Не скажет ни за что!

— Мхы хеще кхак-нхибхудь зхайдхем!.. Хи бхез глхупхостхей! Тхы пхонхимахаешь, хо чхем хя гховхорхю?

Ималда кивнула.

— Хи ещхе прхо мхентхов… Хонхи дхалхекхо, ха мхы тхут, рхядхышкхом!

Очкарик тоже счел нужным попрощаться:

— Постели себе на полу: на твердом спать полезнее, а трахаться — так даже лучше!

Ималда как в тумане закрыла за ними дверь.

Ей хотелось куда-нибудь уйти.

Все равно, куда, лишь бы не оставаться дома.

«Крысы, живущия на воле, бывают подвержены совершенно особенной болезни: несколько их сростаются между собой хвостами и образуют так называемаго крысинаго короля, о котором в былые времена имели, конечно, другое понятие, чем теперь, когда его можно видеть почти в каждом музее. Прежде думали, что крысиный король в золотом венце возседает на троне из нескольких сросшихся меж собой подданных и отсюда решает судьбы всего крысинаго царства! Во всяком случае верно, что иногда попадается довольно, большое число крыс, плотно переплетенных хвостами, оне едва могут двигаться и сострадательныя крысы из жалости приносят им пищу. До сих пор еще не знают настоящей причины такого явления. Думают, что какое-то особенное выпотение на хвостах крыс влечет за собой их слипание, но никто не может сказать ничего положительнаго. В Альтенбурге хранится крысиный король, состоящий из 27 штук крыс; в Бонне, Шнепфентале, Франкфурте и Линденау, близ Лейпцига их также находили не раз. Очень может быть, что подобные переплетания крыс встречаются несравненно чаще, чем думают, но находят их очень редко, и потому суеверие во многих местах так велико, что как только заметят крысинаго короля, стараются скорее его убить.

Для уничтожения крыс употребляются бесчиленныя средства. Всякаго рода ловушки ставятся им с большим или меньшим успехом и временно помогает то тот, то другой способ истребления. Когда эти животныя заметят, что их преследуют очень энергически, то нередко уходят, но как только ослабнет гонение, тотчас пронюхают и водворятся снова. И если крысы вернутся, то в короткое время расплодятся до таких размеров, что прежняя мука настанет во всей своей силе. Самыми употребительными средствами против крыс остаются до сих пор различные яды, которые кладут в их любимых местах. Но — независимо от того, что таким образом причиняется животным самая ужасная и мучительная смерть — средство это довольно опасно: крыс иногда рвет и оне отравляют картофель или зерновой хлеб, через что могут вредить не только другим животным, но и человеку. Гораздо лучше давать им смесь солода и негашеной извести — последняя возбуждает в них сильную жажду и убивает мгновенно, как только оне выпьют все количество, воды, необходимое для погашения извести.»

У управляющего трестом общественного питания товарища Шмица от удивления, как всегда, задергалась левая сторона лица — что это за девчонка к нему заявилась? Чего ей надо? Не встречал ли он ее где-то раньше? Но тут, к счастью, зазвонил телефон. Шмиц извинился, снял трубку, но продолжал разглядывать девушку, потому что весь разговор с его стороны сводился к кратким: «Да!.. Разумеется!.. Безусловно!..» и «Когда именно?» Шмиц про себя отметил — маленький, жалкий и переплакавшийся человечек… пугливо сидит на краешке стула… Ну просто сердце разрывается, глядя на нее. Ее, наверно, все гонят и обижают, ни поговорить с ней не хотят, ни выслушать…