Лидия Ульянова - Размах крыльев ангела Страница 54

Только три дня после Сашиного отъезда Вадим пробыл с ней рядом, только три дня. Зато каких дня! Маше казалось, что это лучшие три дня в ее жизни – нет, она была уверена в этом. И вроде бы ничего особенного не происходило: не было ни охапок цветов, ни рек шампанского, ни безумных совместных набегов на дорогие магазины, ни шумных ресторанов. Все было совершенно не так, как в той жизни, с Македонским. Как ни в чем не бывало каждое утро Маша отправлялась на работу, выполняла все свои обязанности, как и прежде в обед выбегала перекусить, возвращалась обратно в магазин. Вечером спешила домой готовить ужин. А потом приходил со службы Вадим. И тут начиналось самое настоящее счастье. Он включал телевизор, съедал приготовленный Машей ужин, мыл посуду и заваривал чай. Такого чая, как делал Вадим, Маша не пила никогда в жизни. Это было какое-то адское зелье, приготовленное в турке для кофе. Вадик кипятил в ней воду, засыпал туда заварку и ставил на огонь. Все походило на колдовские манипуляции, когда нужно было в определенный момент встряхнуть, снять с огня и вновь поставить, не дать убежать. Напиток получался сумасшедший, Маша не могла сделать ни одного глотка, и Вадик наливал ей в чашку буквально несколько ложек и разбавлял кипятком. А сам пил, обхватив двумя руками чашку, сев на корточки на кухне и прислонившись спиной к холодной батарее. Маша за столом со своим нормальным чаем, а он у батареи со своим зельем. И они болтали обо всем и ни о чем, и Маша рассказала ему обо всех своих злоключениях.

Вадим слушал внимательно, переспрашивал и уточнял, беспрестанно куря, задумчиво дергая кончик носа. И это было бы смешно, если бы взгляд его при этом не делался таким жестким и колючим.

– Маш, похоже, у тебя что-то ищут, если все так, как ты рассказываешь. Очень похоже. Ты никому дорогу не перебежала?

– Да ты что, Вадик! Я ни с кем даже не ссорилась. И я все налоги честно плачу.

– Можно налоги платить и не ссориться, но все равно мешать. Всячески. Напряги мозги.

И Маша напрягла, как он велел, и рассказала ему все про Михал Юрича и Машины птичьи права на квартиру.

– Ну, не такие уж они и птичьи, все по закону. Да и вряд ли ему сама квартира нужна. Может быть, что-то в квартире есть? Думай, вспоминай. Может быть, ты чего-то не знаешь? Многие наши беды, Маша, от недостатка информации. Ты бы встретилась с дружком своим, да повнимательней его послушала. Вдруг да всплывет какой мотив в разговоре. Ну ладно, с этим все ясно, но мне еще один фигурант сильно не нравится, Иван твой. Сама ведь говоришь, что он наркоман, а от этого брата всего можно ожидать…

– Вадик, да не наркоман он! – принималась защищать Ваньку Маша. – Я такого не говорила. Подумаешь, покурит иногда травы какой-то…

Вадим сердито перебивал:

– Маша, «покурит травы»—это и есть наркотическая зависимость. Это затягивает, как болото. Сначала трава, потом что покрепче, потом дальше. Знаю я хорошо этот народ. Кайф уже не тот, а доза растет. Он же к тебе не придет и не скажет: я, Маша, уже давно на коксе или на герыче. Кстати, ты имеешь представление, сколько вся эта байда стоит? Уж точно ему в твоем магазине столько не заработать.

Вадим задумчиво отхлебнул своего чая.

– Маша, точно у тебя ничего ценного нет?

– Да нет же, говорю тебе. У меня в Лошках были староверские книги, старинные, восемнадцатого века, но я их с собой не взяла.

– Почему?

Маша оживилась, рассказывать о Лошках она могла часами, с удовольствием рассказывать.

– Это интересная история, почти как легенда. Эти книги какой-то особой силой обладают. Их много раз у раскольников воровали, так вот, никто из воров долго на свете не прожил. А мне они по-хорошему достались, я их у себя в доме на чердаке нашла. Представляешь, там за печной трубой старинный сундук стоял, в нем одежда и эти книги. Их, по всей вероятности, воры там спрятали. Спрятали, а сами погибли, потому что эти книги насилия над собой не выносят. И, говорят, их от места отрывать нельзя, нельзя далеко перевозить, тоже беда случится. Да мне они, по большому счету, и не нужны были, я их Никодиму отнесла, старосте общины.

– А кто знал, что у тебя книги?

– Да все Лошки знали. Это же целое событие было, когда мы книги нашли, – об их существовании многие старожилы помнили, только последние пятнадцать лет никто не видел. И муж мой бывший все мечтал их выгодно продать, покупателей даже привозил, но я не отдала.

– А кто знал, что ты их с собой не забрала?

– Ой! Не знаю. Я же не ходила и не говорила всем, что книги отдала. Отдала и отдала, кому какое дело. Хотя нет, Пургин знал. Это он, кстати, мне рассказал, что на них заклятие лежит.

– Глупости все это, заклятия какие-то, сама-то веришь? Но только вот тебе и третий фигурант, пожалуйста.

– Кто? Пургин? – с испугом спросила Маша, чувствуя, как начинает ходить ходуном в руках чашка с чаем. Пургин – это тебе не безобидный Ванька, пусть даже он и наркоман, Пургин – это сила, Пургин – это серьезно.

– Пока не знаю, недостаточно информации, необязательно Пургин. Кто виды имел на книги? Да хоть бы и бывший твой. Сама думай.

– А еще, – решилась Мария, – мне кажется, что за мной следят. Глупость, да?

– Вот в этом месте поподробнее, – насторожился Вадим, вопреки Машиным опасениям он и не думал потешаться, – с чего ты это взяла?

– Я, Вадь, последние два дня возле себя все время машину вижу, одну и ту же. Утром она возле дома стояла, а днем в налоговую поехала, так эта машина там тоже была, возле налоговой. И с работы она за мной ехала. А еще вчера…

– Номер запомнила?

– Нет, – окончательно расстроилась Мария. – Синий «Форд».

– Синих «Фордов» много, ты уверена?

– Да, Вадик, это одна и та же машина. Я точно знаю: у нее на водительской двери вмятина, я потому и запомнила.

– Из машины кто-нибудь выходил? К тебе подходил?

– Нет, никто не подходил, а это что, еще хуже? У этой машины стекла все тонированные, не видно, кто внутри.

– Это, Маша, просто наружная слежка. В принципе, организовать ее несложно, хотя каждая слежка денег стоит. Вопрос зачем?

– Зачем?

– Не знаю пока. Вероятнее всего, чтобы отслеживать, когда ты дома, а когда тебя дома нет. В квартире, вероятно, пошуровать хотят в твое отсутствие. Но я тебе уже сказал, что замки у тебя надежные, здесь не переживай – один раз сунутся и поймут это. Я, Маш, сейчас вниз спущусь, посмотрю, что во дворе творится, где там твой «Форд».

– Вадик, нет! Вдруг они на тебя там нападут? – Маша крепко вцепилась ему в руку.

Вадим осторожно высвободил руку, поглядел на Машу, будто она только что отмочила удачную шутку, погладил по щеке:

– Замучаются нападать. Не пугайся, им это и не нужно, никто меня не тронет.

Он спустился вниз, на улицу, а напуганная Мария бросилась к окну. Наблюдала сверху сквозь слезы, как Вадим лениво ходит по двору, оглядывает припаркованные машины, вышел со двора на улицу, но быстро вернулся. Полная решимости броситься на помощь, Мария смотрела, как он постоял под липой, позвонил кому-то по телефону, недолго поговорил и вернулся в подъезд.

– У, сейчас весь подъезд слезами затопим! – Вадик осторожно стер слезы с Машиного лица, нежно поцеловал в каждый глаз. – Нет там твоего «Форда». Завтра утром еще раз вместе поглядим.

– А кому ты звонил?

– Звонил? – удивился Вадик. – Откуда знаешь?

– Я в окно видела. Я боялась, вдруг все-таки нападут, я в окно смотрела.

Вадим только рассмеялся.

– В Управление я звонил, парой слов с ребятами перекинулся. Номера, Маш, нужны, без них ничего не выяснишь. Я и забыл совсем про ваши белые ночи, двенадцать часов, а в окно все видно. Мой косяк, привыкать нужно. Я тебя завтра утром, раз ты такая пугливая, научу, как волосок к двери приклеивать, чтобы знать, если проникновение в квартиру было. Ладно, Маша, допивай чай и спать пошли.

И они шли спать. Тут все Машины беды и невзгоды заканчивались, начиналась та самая сказка. Сказка, в которой Маша совершенно ничего не боялась, чувствовала себя первопроходцем и первооткрывателем, хозяйкой несметных сокровищ и Василисой Прекрасной. То самое простое и обычное счастье, которого хватало на весь следующий день, до самого вечера, когда снова приходил со службы Вадим.

А через три дня Вадима вызвали в Талое, что-то у них там случилось. Да и в Питере все дела с переводом он уладил, нужно было возвращаться, дела сдавать да вещи паковать.

– Маша, ты уж держись тут без меня. Я скоро вернусь, обещаю тебе. И звонить буду по возможности. Сама ведь знаешь, какая там у нас связь: мобильник только в некоторых местах берет, а в кабинете я не сижу почти. Да, Маш, я вещи с собой обратно тащить не хочу, можно у тебя оставлю?

Он оставил сумку с одеждой, магнитофон и стопку дисков с коллекцией шансона. И отныне каждый вечер Маша, ничего прежде не понимавшая в шансоне, не любившая его, прилежно, словно романтические мелодии, слушала:

Владимирский централ, ветер северный…

или же