Иван Жагель - Страна игроков Страница 55

– Но если вы будете молчать, то всяких глупостей напишут еще больше, попытался переубедить его Ребров. – На мой взгляд, для вас вопрос состоит не в том: давать интервью или нет, а кому его давать? Вы должны быть уверены, что ваши слова не переврут.

По зависшему в трубке молчанию было ясно, что аргументы Виктора заронили в душу министра сомнения.

– У меня с вами, кажется, и в самом деле не было проблем, – наконец буркнул он. – Ну хорошо, приезжайте, – решился министр и объяснил, как к нему доехать.

Правительственные дачи находились на Рублевском шоссе. Ребров ездил по нему редко, и в глаза бросилось, что, в отличие от других московских дорог, эта трасса была очень ухожена, а на каждом перекрестке стояли милицейские посты.

Зато дача министра совсем не впечатлила Реброва. Здесь было просторно, но от всего, что находилось внутри – от мебели, штор, люстр, красных ковровых дорожек, – тянуло казенщиной. Ни одна из вещей не говорила о характере, пристрастиях, вкусах, слабостях, чувствах людей, которые здесь обитают, и нужно было быть карьеристом до мозга костей, чтобы получать удовольствие от того, что ты живешь именно на правительственной даче.

Министр ходил по дому в спортивном костюме с пузырями на коленях и, видимо, чувствовал себя так плохо, что ему было абсолютно наплевать на то, как он выглядит. Его нос был цвета отваренной свеклы, и он постоянно сморкался в огромный клетчатый платок, им же вытирая набегавшие на глаза слезы.

Разговор получился не очень интересным, так как глава Министерства финансов, опровергнув слухи о своем уходе с высокой должности, все остальное время сыпал уже известными цифрами и фактами, подтверждающими, по его мнению, блестящую работу подведомственного ему учреждения. Реброву еще надо было успеть соорудить об этой встрече заметку до подписания номера, поэтому он не очень вежливо перебил хозяина дома и уехал в редакцию.

Материал едва успели поставить на первую полосу, и видел его до выхода газеты только дежурный редактор. А когда увидели все, у Реброва опять начались неприятности.

7

Первой, еще с утра, позвонила Маша Момот. Даже не поздоровавшись, она трагическим голосом сказала:

– Я прочитала твою заметку!

– Что-то я не ощущаю в связи с этим энтузиазма, – сказал Ребров.

– Ты сам на себя не похож. Зачем тебе это было надо?!

– Что – это?! – раздражаясь уже на ее тон, с ледяной вежливостью поинтересовался Виктор.

– Быть адвокатом министра. Ты – единственный человек, который взял его под защиту и вывалил в своей статье все, что он тебе наговорил.

– Я сделал обычную журналистскую работу. Более того, я сделал ее хорошо: мне удалось получить доступ к больному телу министра и добросовестно изложить его точку зрения. А он считает, что слухи о его отставке – чистый бред!

– Ты как будто не знаешь, что чиновники могут лгать! – хмыкнула Маша. – А если его завтра все же уберут? Как ты и твоя газета тогда будете выглядеть со своими версиями?! Абсолютно все средства массовой информации говорят об отставке министра, как о деле решенном, и только тебе показались убедительными его бредни.

– Чего ты добиваешься?! – вышел из себя Ребров.

– Ты для меня – совсем не посторонний человек, и я хотела тебе напомнить, что в журналистских кругах могут в два счета прилепить какое-нибудь дурацкое клеймо на твою репутацию. Не удивляйся потом, если в приличном обществе вокруг тебя вдруг образуется пустота.

– Ты хочешь меня предупредить, что тебе будет неловко появляться со мной в так называемом приличном обществе?

– Дурак! – сказала Маша и повесила трубку.

А после утренней планерки Реброва вызвал к себе Семипалатинский. Со времени скандала, связанного с компанией «Русская нефть», Виктор еще ни разу не был в кабинете главного редактора и понял, что лучше бы этот визит состоялся как можно позже. Семипалатинский был не в духе и не считал нужным скрывать свое раздражение.

– Вам что поручили сделать?! – резко сказал он. – Собрать как можно больше информации о возможной отставке министра. Мнения политиков, специалистов. А вы фактически бросились его защищать.

– Я подумал, что лучше всего будет добраться до самого министра. А на сбор остальной информации у меня просто не хватило времени… – стал оправдываться Ребров.

– Не знаю, где вы работали прежде, но все равно вам стоило бы знать, что даже в коммунистические времена, когда «Народная трибуна» была партийным органом, наши лучшие журналисты старались критически относиться к власти. А вы сделали нашу газету рупором правительства. К сожалению, вам не понятно, что существуют демократические ценности, которые невозможно купить ни за какие деньги. И в этом вы очень похожи на своего бывшего начальника, Хрусталева. Вы оба – что-то чуждое, инородное для нашего коллектива.

Отступать было уже некуда. Виктор понял, что в любом случае его карьере в газете «Народная трибуна» пришел конец, и ему захотелось на прощание хлопнуть дверью.

– Сейчас вам не нравится, что я сделал «газету рупором правительства». А ровно два дня назад вы были недовольны тем, что я критиковал действия московских чиновников, – сказал он. – Получается, что, с одной стороны, вы не желаете, чтобы вас заподозрили в сотрудничестве с властью, а с другой хотите получить от нее максимум возможного. Но ведь это неприлично. Складывается впечатление, что незапятнанный имидж демократа вам нужен для того, чтобы подороже себя продать.

Щеки, шею, уши Семипалатинского залила краска. Не поднимая головы и не отрывая глаз от лежавших на его столе бумаг, он тихо сказал:

– Вон!

Собирал вещи Ребров под укоризненным взглядом Игоря. Их оказалось не так много: блокнот с номерами телефонов, англо-русский словарь, несколько папок с документами по тем материалам, которые он писал.

– И чего ты добился? – спросил Игорь.

– Пожалуйста, не надо читать мне нотации! Сегодня почему-то все только этим и занимаются.

– Хорошо. Однако если ты человек объективный, то должен согласиться, что Семипалатинский – прав! Ты уже не первый раз подставляешь и его, и всю редакцию.

– Подставляю?! – замер Виктор со стопкой бумаг в руках.

– Согласись, что наш главный – заметная фигура не только в журналистике, но и вообще в политических кругах страны. И для его авторитета особенно болезненным является каждый промах газеты.

– Знаешь, ты скоро уже не будешь исполняющим обязанности редактора, сказал Ребров.

– Почему? – недоуменно нахмурился Игорь.

– Потому, что ты станешь редактором отдела! – Хлопнув дверью, Виктор вышел из комнаты.

Самой неожиданной оказалась реакция на публикацию интервью с министром финансов у Алексея Большакова, который все больше и больше погружался в свою предвыборную кампанию. Узнав об уходе Реброва из газеты и о причинах этого, предводитель юных буржуев почесал уже начинавшую обозначаться у него лысину и поинтересовался, нельзя ли как-то использовать знакомство Виктора с министром.

– Как ты это себе представляешь? – съехидничал Ребров. – Попросить министра финансов включить расходы на твою предвыборную кампанию в государственный бюджет?

– Ты думаешь, это возможно? – поинтересовался обычно не страдавший отсутствием чувства юмора Большаков.

Глава XVII

СУДЬБА – НЕ ВЫДУМКА АСТРОЛОГОВ

1

Ребров сидел в приемной Союза молодых российских предпринимателей, пил чай, приготовленный пышногрудой секретаршей Люсей, и болтал о всяких пустяках с приторно услужливым Левоном. Виктор явился по вызову начальства, но в кабинет Большакова уже успел кто-то заскочить, и теперь он дожидался своей очереди. Да и торопиться было особенно некуда: с тех пор, как он ушел из «Народной трибуны» и избавился от необходимости бегать по пресс-конференциям, каждый день писать что-то в газету, времени у него было навалом.

В отличие от других – больших и маленьких – комнат в этом здании, где люди порой терпели друг друга лишь по служебной необходимости, в приемной царила волшебная атмосфера любви и обожания. Здесь на глазах у всех разворачивался восхитительный служебный роман между Люсей и Левоном – такой же замысловатый и непредсказуемый, как в телевизионных сериалах.

Возможно, вне работы у каждого из них существовала совсем другая жизнь и даже другие семьи, но никакие события за пределами приемной не способны были вторгнуться в их нежные отношения. Причем Люся играла в этой мыльной опере роль светской львицы, очарованной своим поклонником, но все еще не решившейся ему уступить. Левон же изображал верного рыцаря, совершающего множество подвигов во имя любви – начиная от покупки в соседнем магазине всяких канцелярских мелочей для своей принцессы и заканчивая практически ежедневными подношениями букетиков цветов, сладостей и прочей симпатичной ерунды.