Александра Маринина - Благие намерения Страница 59

– Он приедет через два дня, – ровным голосом сказала она отцу. – Ты не возражаешь, если я приведу его к нам, чтобы вы с ним познакомились?

– Ну конечно! Конечно, приводи, а как же иначе! Обязательно приводи. Я не могу отдать дочь в руки человеку, которого в глаза не видел.

В субботу рано утром Тамара встречала на вокзале поезд из Горького. Григорий появился на платформе в светло-сером костюме, поверх которого была надета распахнутая дорогая дубленка. Никакого галстука – он их не носил в принципе, верхняя пуговица голубоватой в тонкую полоску сорочки расстегнута, на шее повязан шелковый темно-голубой с едва заметным рисунком платок. По мнению Тамары, из вагона к ней вышел самый красивый мужчина на свете. Но она отдавала себе отчет в том, какой будет реакция отца на такой внешний вид. А еще длинные, стянутые в хвост волосы… И перстень на безымянном пальце правой руки… Она-то скандал переживет, ей не привыкать, да и вообще все равно, а вот для Григория это будет крайне неприятно. И сделать ничего нельзя. Она не позволит себе ни слова сказать ему насчет того, как следует одеваться, чтобы понравиться ее отцу, она искренне считает, что это недопустимо, неприлично и просто неуважительно по отношению к Григорию. У него такой вкус, какой есть, и Тамаре его вкус очень нравится, а то, что этот вкус придется не по нраву ее родителям, ни в коем случае не должно стать проблемой Григория. Она любит его таким, какой он есть, и не станет пытаться ничего менять в угоду отцу и маме.

– Ты чего-то боишься? – Он сразу заметил, что с Тамарой что-то не так.

– Боюсь, – честно сказала она. – Мои родители – люди старого воспитания, они не приемлют сегодняшние вкусы, особенно такие, как у нас с тобой. Они всю жизнь критикуют мои наряды и прически, но я привыкла и не обращаю внимания. А вот если они начнут открыто критиковать тебя, боюсь, сцена может выйти не слишком приятной. Мне очень не хочется, чтобы мама или отец тебя чем-нибудь обидели.

– А ты не бойся, – лучезарно улыбнулся Григорий. – Художника легко обидеть, это правда. Но у тебя в гостях я буду не художником, а мужчиной, который твердо намерен на тебе жениться, и как бы меня ни обижали, на мое намерение это повлиять не может. Спасибо, что предупредила меня, я буду готов к самому неприятному. Я же понимаю, что через это все равно придется пройти, если мы с тобой хотим быть вместе. Мы же хотим?

– Хотим, – убежденно ответила Тамара.

Ей вдруг стало легко и спокойно.

Вопреки опасениям, званый обед прошел весьма мирно. Мама Зина больше молчала и исполняла роль добросовестной хозяйки, приносила из кухни блюда и уносила грязную посуду, то и дело бросая исподтишка тревожные взгляды на Николая Дмитриевича, который держался расслабленно и миролюбиво, по поводу прически Григория, его перстня и шейного платка не произнес ни слова и, казалось, с большим интересом слушал гостя, вдохновенно рассказывавшего о камнях, которыми он интересовался и которые активно использовал в дизайне одежды в виде пуговиц, брошей и заколок. Особенно живо отреагировали родители на сообщение о том, что камни еще со времен Средневековья применялись в литотерапии для лечения разных болезней, например, аметист, горный хрусталь, алмаз, лазурит, малахит, лунный камень, изумруд и тигровый глаз хорошо помогают при головных болях, а аквамарин, янтарь, гранат и турмалин – при болях в суставах. При болезнях сердца рекомендуется розовый опал, авантюрин, топаз, бирюза и розовый кварц, а при ишиасе – аметист, хризолит, хризопраз, яшма, жемчуг и рубин. Зинаида Васильевна тут же заявила, что у мужа артрит, а Григорий посоветовал носить в кармане брелок или любую другую безделушку из соответствующего камня.

– Не знаю, честно говоря, где проходит граница между медициной, магией и фантазией, но некоторым моим знакомым эта наука очень помогла, – сказал Григорий. – И я своими глазами видел и убедился, что некоторым моим клиенткам определенные камни носить было противопоказано, они начинали хуже себя чувствовать, и жизнь шла наперекосяк. Что здесь закономерно, а что случайно – судить не берусь.

Руки Тамары Григорий не просил – они еще по дороге с вокзала условились, что это будет лишним и надуманным, сам Головин о предстоящем замужестве дочери тоже ни словом не обмолвился, и Тамара сочла это добрым знаком: отец не хочет смущать гостя и старается сделать его первое пребывание в доме максимально комфортным.

Обед закончился, и Григорий собрался уходить. Тамара вышла на лестницу проводить его и договориться о следующей встрече.

– Я бы ушла вместе с тобой, – извиняющимся тоном сказала она, – но надо все убрать и помыть посуду, мама и так все сама сделала…

– Я понимаю, – он поцеловал ее и слегка дернул за нос. – Я буду ждать в гостинице. Когда сможешь – приходи.

Тамара вернулась в квартиру и застала отца сидящим в кресле перед включенным телевизором.

– И за это ничтожество ты собираешься выходить замуж? – спросил он, не отрываясь от экрана, по которому бегали за мячом футболисты.

Сердце у нее упало. Выходит, отец только притворялся радушным хозяином, на самом деле Григорий ему не понравился. Ну что ж, война – значит, война. Сдаваться Тамара не собиралась.

– Он не ничтожество. Григорий – умный, добрый и во всех отношениях достойный человек.

Она старалась сохранять спокойствие, но голос предательски звенел, выдавая напряжение, готовое выплеснуться криком.

– Он – ничтожество, – отец по-прежнему не поворачивался к ней, но было видно, что за происходящим на экране он не следит. – Одна его прическа чего стоит. Где ты видела, чтобы мужик в его возрасте носил женскую прическу?! Он что, педераст? У него перстень на руке! У него платок на шее! А эти его бредни насчет камней и их целебного воздействия? Это же уму непостижимо! Может, он еще и в бога верит? Может, он вообще какой-нибудь сектант! Ты где откопала это чудовище?! На какой помойке ты его нашла?! Да я больше чем уверен, что он шьет на дому и не платит налоги, он мало того что педераст, так еще и вор, который обманывает государство! По нему Уголовный кодекс плачет! Ты что, слепая? Ты ничего не видишь, не понимаешь? Я не допущу, чтобы моя дочь привела в дом уголовника, который в любой момент может сесть в тюрьму. Или ты надеешься, что я буду его отмазывать и вытаскивать?

Только не кричать, только не повышать голос, надо сосредоточиться и постараться найти правильные слова, которые успокоят отца.

– Его не нужно отмазывать и вытаскивать. Григорий – честный и очень порядочный человек, он ни копейки не украл у государства. Он настоящий мастер, его знает и уважает весь город, к нему огромная очередь на пошив, у него одеваются все самые известные люди в Горьком, и актеры, и певцы, и партийные и советские руководители и их жены. И он нормальный мужчина, можешь мне поверить. Да, он необычно выглядит, у него необычная прическа, он носит не галстуки, а шейные платки, но, папа, пойми, если бы он был таким, как все, если бы у него был такой вкус, как у всех, он не стал бы самым лучшим мастером в своем городе. Одинаковых много, а выдающихся – единицы, они потому и становятся выдающимися, что отличаются от других.

Николай Дмитриевич наконец повернулся к дочери лицом.

– Я запрещаю тебе встречаться с ним. Ни о каком замужестве не может быть и речи. Забудь его и выбрось из головы. Лучше оставайся старой девой, чем женой такого выродка.

Тамара чувствовала, что терпения и сил хватит только на несколько секунд, и эти оставшиеся секунды надо было использовать по максимуму.

– Папа, я тебя очень прошу не оскорблять Григория. Еще раз повторяю: он умный, честный и достойный человек, я его люблю и хочу выйти за него замуж.

– А я тебе еще раз повторяю: забудь об этом! – заорал Головин. – Я не потерплю в своем доме вора и педераста! Если ты пойдешь против моей воли, ты мне больше не дочь! Убирайся к своему портному и живи как хочешь! Но имей в виду: если ты уйдешь к нему, у тебя больше не будет родителей.

– Значит, не будет! – выкрикнула в ответ Тамара, выскочила из гостиной, хлопнув дверью, и убежала в свою комнату.

Достав из шкафа большую сумку, с которой она обычно ездила в командировки и на экскурсии, Тамара начала торопливо складывать самое необходимое, с чем можно пару дней перекантоваться у Любы. Потом, когда минуют выходные и отец уйдет на службу, она придет сюда и соберет в чемодан остальные вещи. С каким удовольствием она бы бросила все и уехала вместе с Григорием в Горький прямо завтра же вечером! Но нельзя, на работе она предупредила, что будет работать до 6 марта, и трудовая книжка в «Чародейке» лежит, и заявление об уходе она еще не написала. Сейчас начало декабря, ей нужно прожить в Москве еще три месяца. Ничего, она поживет у сестры, заодно и с детьми поможет.

– Томочка, – в комнату заглянула мать и застыла, увидев сборы. – Что случилось? Папа так кричал… Я на кухне посуду мыла, так не разобрала ничего, только слышу – вы друг на друга кричите. Что произошло?