Александра Маринина - Благие намерения Страница 60

– Томочка, – в комнату заглянула мать и застыла, увидев сборы. – Что случилось? Папа так кричал… Я на кухне посуду мыла, так не разобрала ничего, только слышу – вы друг на друга кричите. Что произошло?

– Папа выгнал меня из дома, – сообщила Тамара, укладывая в сумку теплую байковую пижаму.

– Ка-ак?! – ахнула Зинаида Васильевна, опускаясь на стоящий у самой двери стул. – За что?

– За Григория. Папа запретил мне даже думать о нем, не то что замуж за него выходить. И еще он назвал его педерастом и вором.

– А ты?

– А я сказала, что Григорий очень хороший и я его люблю.

– А он?

– Он сказал, что если я посмею пойти против его отцовской воли, то я ему больше не дочь. И если я посмею уйти к Григорию, то могу считать, что у меня больше нет родителей.

– А ты?

– Как видишь, я собираюсь пойти против вашей воли. Пока поживу у Любаши, а через три месяца уеду в Горький и выйду замуж.

– А он?

– Ну что – он? Что – он? – Тамара сердито запихнула в сумку плотно набитую косметичку с туалетными принадлежностями. – Он считает себя правым. Сидит и смотрит футбол. На этом свете же не существует ни одного правильного мнения, кроме его собственного. Избаловала его Бабаня, царствие ей небесное, ни в чем не перечила, всегда подчеркивала его правоту, вот он и живет такой всегда и во всем правый. Еще и Любаша добавила, тоже никогда с вами не спорила, всегда шла у вас на поводу. А вы и рады. Думаете, Любочка у вас правильная дочка выросла, послушная, а я – урод. Мало того, что некрасивая, так еще и строптивая, и непослушная, и мнение собственное имею, и наглость имею о нем заявлять, да не просто заявлять, а отстаивать. Давить надо таких, как я. А если давить вовремя не получилось, то хотя бы из дома выгнать, тоже неплохо.

Она повертела в руках книгу с закладкой и прикинула, влезет ли она в сумку. Похоже, что уже не влезет. Жалко бросать на середине, но, с другой стороны, когда ей читать? С Любашей всегда найдется о чем поговорить, да и с детьми в свободное время надо повозиться. А книг и у Любы дома много, у них с Родиком хорошая библиотека, еще от Евгения Христофоровича осталась.

– Томочка, ну что ты такое говоришь, – залепетала Зинаида Васильевна, – никто тебя из дома не выгоняет…

– Да? Ты пойди спроси у папы, он тебе ответит.

– Но он же не всерьез, он так просто сказал, для красного словца…

– А я – всерьез. Я не позволю оскорблять человека, которого люблю, и называть его вором и педерастом. И я не хочу жить под одной крышей с людьми, которые позволяют себе такое поведение. Это понятно?

– Томочка, но он действительно похож на этого… на педераста… И потом, по-моему, он все-таки еврей.

– Мама!!! – завопила Тамара. – Ну хоть ты-то! Господи, ну почему же ты такая курица безмозглая!

Она схватила сумку и выбежала в прихожую одеваться. Натягивая зимние сапоги, она слишком резко рванула вверх молнию, в которую попал край длинной шерстяной юбки. Молния застряла, и Тамара, чертыхаясь, принялась вытаскивать ткань. Краем глаза она видела, что мать вышла из ее комнаты и вошла в гостиную, где сидел отец. Сначала донесся ее робкий голос, а потом загремел бас Головина:

– И пусть убирается на все четыре стороны! Она мне больше не дочь! Слышать о ней больше не желаю! И тебе запрещаю с ней видеться!

«Ну вот и все, – с неожиданным спокойствием, но все-таки с горечью подумала Тамара. Молния наконец оказалась застегнутой, оставалось только надеть пальто и обмотать сверху длинный вязаный шарф. – Наступила полная ясность. У меня больше нет родительского дома. Ладно, будем жить дальше».

Оказавшись на улице, она нашла в кошельке монетку и позвонила из автомата Любе. Никто не ответил. Ну конечно, суббота, они, наверное, всей семьей гуляют. Или в гости к Кларе Степановне поехали. После того как в прошлом году умерла Софья Ильинична, а маленького Колю родители забрали к себе, Клара стала остро чувствовать свое одиночество и требовала, чтобы сын непременно приезжал к ней по выходным с внуками, и это при том, что она постоянно приезжала к Романовым и имела возможность видеться с Николашей.

Тамара медленно дошла до кинотеатра, рядом с которым располагалась стоянка такси. В былые времена здесь всегда стояла очередь, а машины подъезжали крайне редко, теперь же, после повышения цен на такси в два раза, на стоянке не было ни одного человека, зато томились водители четырех таксомоторов с призывно горящими зелеными огоньками за лобовым стеклом. Тамара бросила сумку на заднее сиденье, сама уселась впереди.

– В гостиницу «Белград».

– Сделаем! – радостно отозвался таксист и завел двигатель. – Не возражаете, если я закурю?

– Курите. И мне дайте, пожалуйста, сигарету, – попросила Тамара.

Водитель протянул ей мягкую белую с красным рисунком пачку «Явы» и коробок спичек. Тамара прикурила и с наслаждением сделала первую затяжку.

– У вас что-то случилось? – сочувственным тоном спросил водитель.

– С чего вы взяли?

– Такая интересная женщина – и одна тащит тяжелую сумку. Да к вам должна очередь из поклонников стоять, они драться должны за право поднести вам сумку до машины. А вы одна.

– А меня из дома выгнали, – со спокойной улыбкой сообщила Тамара.

– Кто?! Муж?

– Отец. Пришлось собрать вещи и ехать к сестре.

– А сестра живет в гостинице? – с явным недоверием спросил таксист.

– Нет, в гостинице живет будущий муж. Видите, я вам все рассказала, ничего не утаила.

Но водитель был расположен побеседовать о чужих неприятностях более подробно.

– Вы же сказали, что переезжаете к сестре. А теперь выходит, к жениху.

– Сестры дома нет, я ей позвонила. Придется подождать, пока она появится. Вот я и собираюсь пережидать в гостинице. Еще вопросы есть?

Он понял, что пассажирка к длинным разговорам не склонна, и умолк.

В гостинице Тамара благополучно миновала швейцара, который без пропуска никому входить не позволял. Вероятно, увидев похожую на иностранку даму с багажом, выходящую из такси, он решил, что она имеет полное право здесь поселиться. Тамара не стала подниматься на этаж, где был номер Григория, она позвонила ему от стойки администратора и расположилась в холле. Через несколько минут он появился рядом с ней.

– Все так плохо? – спросил он, указывая глазами на стоящую у ее ног дорожную сумку.

– Хуже некуда, – вздохнула Тамара. – Отец мне запретил выходить за тебя замуж.

– А ты? Послушалась?

– Еще чего! – фыркнула она совсем по-детски. – Пришлось из дома уйти. Поживу пока у сестры, а в начале марта приеду к тебе.

– А может быть, не стоит ждать начала марта? Давай я увезу тебя прямо сегодня. Сдам билет на завтра и возьму два на сегодня, а?

– Не получится, Гришенька, у меня работа. Я обещала доработать до 6 марта, за это время они постараются найти мне замену.

– Н-да, работа, – задумчиво повторил он. – С этим ничего не поделаешь. Но хотя бы приехать ко мне в Горький на пару дней ты сможешь?

– Конечно. Только не обещаю, что это будет суббота или воскресенье, у меня же скользящий график.

– Так это и хорошо! Мне и не надо, чтобы это было в выходные, мне надо, чтобы ЗАГС был открыт. Ты приедешь как можно скорее, мы подадим заявление, а поскольку все самые изысканные свадебные платья в городе шьются у меня, заведующая ЗАГСом меня отлично знает и назначит дату регистрации, когда тебе удобно. И не будем ждать марта, давай поженимся как можно скорее.

– Давай, – согласилась Тамара. – И давай сегодня вместе поедем к моей сестре. Я хочу вас познакомить.

– Она не похожа на твоего отца?

– Она чудесная! Моя Любаня – самая лучшая сестра на свете, добрая, светлая, умная, и я ее обожаю!

– А ее муж? Ты говорила, он работает в милиции и твой отец его уважает. Ты уверена, что он не такой, как твой отец, и нормально меня воспримет?

– Кто? Родька-то? Да он совершенно нормальный мужик, вот увидишь. Они оба очень хорошие. И дети у них замечательные.

Григорий отнес Тамарину сумку к себе в номер, и они отправились гулять. Периодически Тамара звонила сестре, и когда Люба наконец ответила, они вернулись в гостиницу, забрали сумку, сели в такси и поехали к Романовым.

День, который начался так неудачно, закончился весело и радостно. Григорий сразу понравился Любе, быстро нашел общий язык с Родиславом, а пятилетняя Леля не слезала с колен гостя, что для всех означало только одно: этот человек – добрый и хороший, в нем нет злобы и зависти, которые девчушка непременно почувствовала бы и начала капризничать и прятаться. Она не капризничала и не убегала от Григория, и все были счастливы за Тамару, которая наконец нашла своего мужчину.

Тамара отвела племянницу в детский сад и вернулась домой – теперь ее домом стала квартира Романовых. Она по-прежнему не любила заниматься теми хозяйственными делами, которые считала необязательными и «мещанскими», но ей очень хотелось помочь Любе и сделать что-нибудь полезное, поэтому она переоделась в спортивные брюки и футболку и взялась гладить скатерти и салфетки, постиранные накануне. Тамара искренне не понимала, почему нельзя сдавать белье и прочие вещи в прачечную, где и постирают, и накрахмалят, если уж так приспичило, и погладят, и все Любины доводы о том, что к белью не должны прикасаться чужие руки, которые все равно все сделают не так, оставались для старшей сестры пустым звуком.