Дидье Дененкс - Детектив Франции 7 Страница 59

В 19 часов 30 минут Маттео неожиданно встал и начал голосить. Он подошел к стене и стал биться об нее головой. Подскочившие к нему трое следователей с трудом удерживали его, и к ним на помощь явился дежурный. Неожиданно тело Маттео обмякло, ослабело, и он бесшумно опустился на пол. Майор Лавернь вытер пот со лба. Он сделал дежурному знак остаться в комнате, а сам со своими коллегами удалился. Они сделали это без всякого умысла, так как не знали, что дежурный жандарм Паскаль Альбертон, швейцарец по происхождению, говорил по-итальянски.

Когда Маттео пришел в себя, он заговорил на своем родном языке. Он сказал, что хочет пить, и, к его удивлению, жандарм протянул ему стакан вина. Впервые за последние дни лицо его осветилось подобием улыбки. Дежурный помог ему встать на ноги и придвинул ему стул.

— Ты хочешь спать, приятель? Хочешь, я принесу тебе одеяло? — спросил он его по-итальянски.

— Нет. Присядь, дружок.

Дежурный сел, предложил Маттео сигарету, и они молча закурили. Внезапно по лицу Маттео потекли крупные слезы. Дежурный сказал ему по-итальянски:

— Ты не виноват, это был лишь несчастный случай.

И Маттео повторил:

— Да, несчастный случай.

Дежурный спросил:

— Случай как в первый раз? — Дежурный говорил очень нежным голосом. — А что ты сделал с фотоаппаратом? Ты бросил его в канал?

— Да, в канал, — повторил Маттео.

Дежурный сказал ему, что сходит за шефом, чтобы Маттео смог повторить это ему. Маттео молча закрыл глаза.

На следующее утро в сторону небольшого канала протяженностью в пять километров, связывающего Бо и Рон, направились пять водолазов. Первая группа из трех человек была высажена из грузовика при въезде в Бо на грунтовой дороге, идущей вдоль канала. Пока водолазы натягивали комбинезоны, грузовик доставил вторую группу в место слияния канала с Роном. Водолазы должны были идти навстречу друг другу, исследуя каждый сантиметр дна. К счастью, канал не превышал пяти метров в ширину и трех метров в глубину, дно было илистым и канал еще не зарос камышом, сдерживаемым гранитными берегами. Несмотря на то что солнце в этот день было затянуто облаками, камни на глубине одного метра сверкали как бриллианты.

За полтора часа каждая группа продвинулась на полтора километра, но без видимых результатов. Грузовик, в котором сидел майор Лавернь, медленно ехал по берегу канала, наблюдая за водолазами второй группы. Неожиданно один из них появился над водой, откинув маску на лоб, сдвинул в сторону резиновый наконечник, и что-то крикнул, сильно размахивая руками.

Это был двадцатичетырехлетний парень, Патрик Ламарк, получивший удостоверение водолаза четыре месяца назад. Отыскать на дне канала фотоаппарат или любой другой предмет было для него обычным делом, доставлявшим ему видимое удовольствие. В нем просыпался охотничий инстинкт, щекотавший ему нервы. При виде блестящего предмета он устремлялся к нему с бьющимся сердцем, но быстро разочаровывался: до сих пор это были лишь консервные банки или бутылки. Неожиданно он заметил перед собой огромную темную массу, напоминающую груду антрацита. Это оказалась черная машина, и Патрик попытался заглянуть внутрь нее, пытаясь обнаружить тело водителя. Тела в кабине не оказалось, но водолаз не сомневался, что оно должно быть где-нибудь поблизости, так как течения практически не было. Поэтому он и вынырнул на поверхность, чтобы сообщить о своей находке.

Подъемный кран на гусеничных колесах прибыл из Арля только в шесть часов вечера.

Когда водолазы закончили натягивать трос вокруг каркаса машины, была уже ночь. Машина, как фантом, появилась над водой. Когда она была доставлена на берег, сержант Мэзерак, начальник участка в Сен-Реми, прибывший на место, осветил ее большим электрическим фонарем.

Около десяти дней тайна Альпийского канала не сходила с первых страниц газет, пока жандармерия не нашла владельца автомашины, которым оказался некий коммерсант из Бокэра, господин Габриэль, шесть месяцев назад переехавший в Динан. Однажды вечером в декабре 1964 г. господин Габриэль был на банкете в одном из ресторанов в окрестностях Сен-Реми. В полночь он сел в машину, чтобы вернуться в Бокэр, и «вы, конечно, понимаете, в каком я был состоянии». При выезде из деревни Бо вместо того, чтобы повернуть направо на автостраду номер пятьсот семьдесят, он свернул на грунтовую дорогу, идущую вдоль канала. Место здесь болотистое, и из-за спустившегося тумана видимость была очень плохой. Проехав около двух километров, он начал осознавать, что тут что-то не так, что на автостраде не может быть таких выбоин, следовательно, он ошибся. Он развернулся и… нырнул в воду.

— Глупая история, — сказал он. — К счастью, соприкосновение с водой тотчас же отрезвило меня. Я открыл дверцу и вынырнул. Потом я долго сидел на берегу как полный идиот, совершенно ошарашенный всем произошедшим. Во всяком случае, я решил никому не рассказывать об этом: ни жене, ни друзьям, ни жандармам, которые лишили бы меня водительских прав.

До полуночи я добирался до Тараскона, где остановился в маленьком отеле, высушил одежду, а утром попросил, чтобы мне ее погладили. Я позвонил жене и сказал ей, что мне срочно пришлось отправиться по делам в Ним, чтобы она не беспокоилась. Вернувшись домой, я сказал ей, что продал машину, так как она начала барахлить. Жена проглотила пилюлю, тем более что я обещал ей купить другую, с откидным верхом. Сейчас у меня «пежо», но я не вожу в пьяном виде и избегаю ездить вдоль водоемов даже трезвым. Но самое ужасное было потом, когда жандармы появились в моем доме и рассказали ей всю правду. Она не могла успокоиться целые сутки и с тех пор называет меня не иначе, как Моисей.

Маттео выспался, поел, набрался сил. Когда он предстал перед судьей Суффри, его глаза снова горели лукавым блеском. Судья объяснил ему, что вызвал его только за тем, чтобы удостовериться в его личности, и что они перейдут к сути проблемы, когда у Маттео будет адвокат.

— Но у меня нет денег на адвоката, — сказал Маттео.

— Это не будет вам ничего стоить, — сказал судья.

— Но мне не нужен адвокат, потому что я невиновен. Клянусь вам.

— Но вы признали…

— Любой другой признался бы во всех грехах в таких условиях. Даже вы.

— Садитесь, Маттео. Вы подписали свои показания. Вас будут судить на основании этих показаний, что бы вы теперь ни говорили, а если вы откажетесь от них, это только усугубит вашу вину, и я вам объясню почему. Правосудие Франции считает вас больным человеком, но если вы отречетесь от своих показаний, вас будут считать здоровым. Вы преступник, и вам грозит смертная казнь.

— Я невиновен, — сказал Маттео. — Адвокат поверит мне. Он вам все объяснит, и вы ему поверите.

— Маттео, я надеюсь, вас не били?

— Нет. Они все время повторяли одно и то же и в конечном счете вбили это вот сюда, — сказал Маттео, стукнув себя по голове кулаком.

— Вы рассказали подробности. Вы сказали, что бросили фотоаппарат в канал.

— Это они сказали, что я его бросил. Они сказали также, что я набросился на девушку, изнасиловал ее и забрал ее деньги. Я хотел спать, поэтому я на все отвечал «да», а потом подписал признание, как они просили. Если бы они мне сказали, что я убил собственную мать, я бы тоже сказал «да» и подписал, потому что я очень хотел спать.

Судья поднялся, подошел к двери и открыл ее.

— Уведите его, — сказал он охраннику.

Оставшись наедине с секретарем, он подошел к окну и постучал пальцами по стеклу. Затем он повернулся к секретарю, точившему карандаш.

— В канале так ничего и не нашли, — сказал он.

— В канале нашли «симку», — сказал секретарь.

Фарфоровый абажур в виде перевернутой тарелки слабо освещал комнату бледно-зеленым светом. Прокурор Деларю не зажег настольной лампы и даже отодвинул от стола кресло в стиле Людовика XIII: он не хотел иметь вид человека, сидящего за столом и принимающего решение.

В половине седьмого в комнату вошел Суффри. У него было усталое лицо землистого цвета, и он сутулился больше обычного.

— Как дела? — спросил судья.

— Они придут в семь часов.

— Я не об этом, — сказал судья.

Прокурор сделал рукой неопределенный жест.

— Ах, это… Я оказался не так хитер, как думал.

— Каковы результаты последних обследований?

— Отличные, — усмехнулся он. — Все играют в одну игру, в том числе и я. Жена и дети знают, что у меня рак, и я это знаю, но я делаю вид, что не знаю, а они делают вид, что не знают, что я знаю.

Суффри молча разглядывал свои руки. Через некоторое время прокурор робко добавил:

— Я вам благодарен, что вы не утешаете меня общепринятыми глупостями вроде того, что сейчас это лечится, что в одном случае из трех… и прочее… и прочее… Я устал от лжи, Суффри.