Керен Певзнер - Смерть саксофониста Страница 6

– Кофе есть? Налей большую чашку.

– И какая это чашка за сегодня?

– Не спрашивай, – Лина обреченно махнула рукой. – Мне как в четыре утра позвонили, так я и не сплю, собираю информацию.

– И много насобирала, подруга?

– Представь себе! Не соберу – не выживу… – она, не спрашивая, достала пахитоску и закурила. Я поморщилась.

Сделав глубокую затяжку, Лина продолжила:

– Никакой это не приступ, не инфаркт и не инсульт. Мужика попросту отравили. И сделали это на глазах у всех на свадьбе. Полиция все бутылки на его столе опечатала.

На кухню, где мы сидели, заглянула Дашка:

– Мам, мы вот тут будем жить, – она ткнула пальцем в карту.

– Познакомься, это моя дочь Дарья. На следующей неделе едет в Лондон и поэтому ни о чем другом думать не может.

– Здравствуйте, – вежливо поздоровалась моя дочь. – Мама, ты скоро?

– Не знаю, доча. Ты иди к себе, мне с Линой поговорить надо…

Дашка вышла, а я спросила свою гостью:

– Что еще тебе известно?

– Счастье, когда Руби почувствовал себя плохо и упал, один из гостей оказался врачом. Правда, он все равно умер… Сначала все подумали, что перепил. Но врач подозвал охранника и принялся делать искусственное дыхание.

– А скорая?

– Что скорая? Скорая приехала, когда уже было поздно. И тогда они вызвали полицию.

– Зачем?

– А затем, что доктор вывернул Руби нижнюю губу и заглянул под веки. И сказал, что это отравление.

– Ничего себе…

Я была в шоке. Только вчера, несколько часов назад, Руби Вольф был живой, здоровый и полон жизни. А теперь…

– Знаешь, Валерия, его жена не хотела вызывать полицию. Она всем твердила, что Руби слишком много выпил, у него не выдержало сердце! И что она его предупреждала!.. – Лина вздохнула и, повысив голос, зло добавила: «А этот гад, Сашка Беговой, решил заняться своей основной деятельностью. Он начал всех фотографировать!»

– Ну, это его работа… – замялась я.

Пауза возникла потому, что и я, и Лина – мы обе поняли, что и она, в сущности, занимается тем же самым – второй древнейшей профессией, да еще и меня просит ей помочь.

Лина с силой вдавила окурок в блюдце:

– В принципе, я такая же гиена, как и он! – рявкнула она, словно прочитала мои мысли. – Чего не сделаешь ради хорошего репортажа! Меня только утешает, что «секьюрити» отобрали у него фотоаппарат и засветили пленку.

– Удар судьбы, – пробормотала я. Правда, я сама не понимала, к чему относится моя реплика – к смерти Руби или к потерянным кадрам Бегового.

– Откуда тебе стало известно, что Вольфа отравили? – спросила я Лину.

– У меня есть осведомители. Да-да, не удивляйся. Иногда билетерша или официантка могут дать очень ценную информацию, из которой получается яркая статья, а тебя почтительно величают профессионалом. Так что еще придется раскошелиться.

– Успела завербовать прямо на свадьбе?

– А почему бы и нет? – ответила Лина вопросом на вопрос. – Вот и пригодилась моя расторопность. Жаль только, что я узнала об этом не сразу. До приезда полиции никого не выпускали и не разрешали звонить. И меня вполне могут обогнать. Поэтому я прошу тебя, одевайся и давай поедем к Вольфам.

Чего мне не хотелось сейчас больше всего, так это ехать в убитую горем семью.

Но тут снова зазвонил телефон.

– Валерия, здравствуйте, это Борнштейн беспокоит…

Вместо ответа я закричала в трубку.

– Михаэль, я знаю, вы насчет Вольфа звоните. Приезжайте ко мне. Пожалуйста… – меня совершенно не радовала перспектива отвечать одной на его нудные вопросы. Вот попала – из огня да в полымя! Ну, ничего, пусть Линка тоже отдувается. Не все же мне одной…

Как ни странно, следователь по особо важным делам и мой хороший знакомый спорить не стал. Коротко произнес: «Еду» – и повесил трубку.

– Вот так! – я обернулась к Лине и развела руками. – Кончаем отсебятину и махровый дилетантизм. Сейчас здесь будет следователь.

Перспектива увидеть настоящего сыщика за работой Лину вдохновила. Она закурила очередную сигаретку и откинулась на спинку стула. Разговор о поездке к Вольфам больше не возникал.

Михаэль Борнштейн появился через четверть часа. Представив его Лине, я усадила гостя за стол и налила ему кофе.

– Валерия, передо мной список гостей, присутствовавших на свадьбе, Михаэль достал из кейса несколько страниц и положил их перед собой. – И, конечно, первое, что я вижу, это вашу фамилию.

– А список что, не по алфавиту составлен? – невинно спросила я. Неужели-таки я первая?

– Не паясничайте, – остановил он меня, – вы прекрасно понимаете, о чем идет речь. В нашем городе ничто не может произойти без вашего участия. Вас как магнитом тянет на место преступления.

– Это судьба… – ответила я ему и шмыгнула носом.

– Хорошо, теперь давайте по делу, – когда Михаэль излил на меня все свое раздражение, он внезапно успокоился и заговорил будничным тоном. – Что вы можете рассказать о том, как это все произошло?

– Откуда она знает? – вместо меня ответила Лина. – Ее же не было, когда Руби умер.

– А вы где были, уважаемая?

– А я еще раньше уехала.

– Тогда откуда вы знаете о смерти Вольфа и о том, что госпожи Вишневской там уже не было?

– Мне позвонила официантка и рассказала, – понимая, что потом последуют вопросы об официантке, Лина продала свою осведомительницу с потрохами. Борнштейн тщательно все записал и, обратившись ко мне, спросил:

– Вы можете рассказать, как все было?

– Как вам сказать, Михаэль… – я задумалась. – Если бы я знала, что произойдет в тот момент, я бы, конечно же, вертела головой по сторонам, чтобы ничего не упустить. А так… – я пожала плечами. – Мы с Линой стояли вот тут, около эстрады, и разговаривали об общих знакомых. Заиграла музыка. Гершвин, по-моему, и я еще подумала, что сегодня эта мелодия уже звучала, и в первый раз исполнение было гораздо лучше.

– Очень интересно… А почему вы так решили?

– Там идет такое небольшое вступление. Та-тата-та-та… – пропела я, а потом вступает саксофон. Так вот, на этот раз саксофон не вступил, и я удивилась, как это можно играть «Рапсодию в стиле блюз» без сольной партии.

– Да, действительно, – согласился со мной Михаэль, – некрасиво.

– Этим музыкантам только деньги заработать, – встряла Лина. – А то, что их музыка уши резать будет, никого не касается.

– Лина, ну, что ты… – мне не понравилась ее реплика, но я поняла, что она переживает из-за того, что не владеет инициативой.

– С музыкантами я еще пообщаюсь, а вот от вас обеих мне точно нужно узнать, с точностью до минуты, кто где был и что происходило.

– Когда мы с Денисом уходили, Руби еле держался на ногах, – вспомнила я. – Еще подумала: когда он успел так нализаться?

– Что? – не понял следователь.

– Это русский жаргон, обозначающий, что Руби выпил сверх меры.

– Как он выглядел?

– Шатался, лицо потемнело, нес всякую чепуху заплетающимся языком.

– В котором часу вы ушли?

– Без двадцати двенадцать, примерно через полчаса после его выступления… К тому времени его уже отравили?! – догадка озарила меня, и я ахнула.

– Да, Валерия. Руби не был пьян. То есть он пил, но совсем немного, и того количества алкоголя, что был обнаружен в крови, недостаточно для потери координации движений.

– Боже мой! – ужаснулась Лина. – Мы-то думали, что он пьян…

– Мы проверили все бутылки и бокалы на его столе. Нигде нет и следов яда. Остается только одно: он выпил из чужого бокала, и этот бокал ему поднес убийца. Но кто? – Михаэль обвел нас глазами. – Поэтому мои работники опрашивают всех, кто был на свадьбе. Может быть, кто-то видел, что Вольф пил у чужого стола? Ведь многие бокалы к тому времени перекочевали в мойку… Михаэль покачал головой. – Вообще-то все выглядит странно. Ротовая полость у него синюшная и изъязвленная. А это указывает на то, что Вольф яд выпил. Но обнаружен этот чертов яд только в крови. А в желудке нет. Выходит, не выпил? – Михаэль встал и засунул руки в карманы форменных брюк. – Какая-то инъекция тропического алкалоида…

И тут я почему-то вспомнила, как Руби, закончив играть, поморщился и облизал губы.

– Саксофон! – закричала я. Лина с Михаэлем уставились на меня, как на полоумную. – Мундштук!

Чтобы меня не перебили, я принялась быстро излагать свою версию:

– Я видела Руби перед тем, как он полез на сцену. Он не был пьян. Просто лицо раскраснелось. Но это могло было быть и от жары, и от возбуждения. Он легко вскочил на эстраду. И когда играл, не сделал ни одной ошибки. Значит, все было в порядке. А вот когда закончил, то ясно было видно, что у него болят губы – он морщился и дотрагивался до них. Я еще подумала: это оттого, что с непривычки или мундштук чужой. Но это был яд! категорически закончила я.