Сергей Рокотов - Конец авантюристки Страница 6

- Мой тайник! Мой тайник! Где он? Где он?

- Папа, папа, что с тобой? - стала тормошить его Нина.

Она долго расталкивала его, и когда он окончательно пришел в себя, то неожиданно расхохотался.

- Богатство, говорит, у них! Ну шельма!

- Да что тебе далась эта Клава с её словами?

- Да потому что она дура набитая! - заорал Остерман и сильно закашлялся, при этом вставная челюсть у него вывалилась.

Нина дала ему снотворного, и он быстро начал засыпать.

- Ты знаешь, Ниночка, - бубнил старик сквозь сон. - Ты знаешь, я оч-чень богат... Оч-чень...

И захрапел.

После того разговора здоровье отца стало быстро ухудшаться. Он порой впадал в свершенный маразм, говорил нелепые вещи, иногда бранился площадной руганью.

Однажды Нина Владимировна увидела странную сцену. Она вошла в комнату и обнаружила отца, стоявшего на четвереньках около своего неподъемного дивана и вцепившегося своими старческими пальцами в этот диван, словно он хотел сдвинуть его с места. Он весь напрягся, тяжело дышал, хрипел.

- Пап, что с тобой? Ты что?! - испугалась Нина. Отец вздрогнул и поднялся на ноги.

- Таблетка вот завалилась..., - он какими-то мутными глазами поглядел на неё и добавил со вздохом: - Устал я, однако, от жизни, дочка...

В ноябре 1968 года старик позвонил дочери и попросил её срочно приехать к нему. Как раз в это время ему стало гораздо лучше, он пролежал месяц в больнице, потом поехал отдыхать в санаторий "Узкое" и вернулся домой посвежевшим. Даже стал принимать у себя аспирантов и коллег. Стал следить за собой, перестал говорить гадости Клаве. А у Нины Владимировны в то время как раз заболел Кирюша, ему было тогда четыре годика. Она сказала, что никак не сможет приехать.

- Ты можешь об этом сильно пожалеть! - злобно заявил старик и бросил трубку.

Только через несколько дней, когда высокая температура у Кирюши спала, Нина позвонила отцу. Подошла Клава.

- Плох он, Нина. Не встает уже второй день.

... - Ты кто такая? - спросил старик, когда Нина приехала к нему.

- Я Нина, твоя дочь.

- Врешь. Нина тут уже была. И я все ей рассказал. Она все знает, и я могу помирать спокойно. Мой тайник в надежных руках.

... - Послушай, - спросила Клаву Нина, выйдя из комнаты отца. - А он тебе ничего сегодня не говорил?

Нине показалось, что какая-то странная тень пробежала по простому круглому лицу Клавы.

- Он который год все это говорит, я уж привыкши, - Клава при этих словах упорно не глядела в глаза Нине.

- Я спрашиваю, сегодня он ничего не говорил?

- Да ничего не говорил, отцепись ты от меня! - вдруг грубо оборвала её Клава. - Одно и то же твердит - гегемоны, пролетары... Найдите себе благородных, дерьмо вывозить отсюда. Я уж сама старуха, у меня дома сын некормленый, неухоженный. А я тут днюю и ночую уже третий день.

... Из кабинета старика тут раздался не то крик, не то хрип. Нина и Клава вбежали в кабинет. Старик валялся на полу возле дивана и скреб ногтями обивку. Они подняли его, уложили на диван.

- О, это ты, Нина! - обрадовался старик, теперь он узнал дочь. - Как хорошо, что я тебе все рассказал. Теперь я могу умереть спокойно. А ты выйди отсюда! - скомандовал он Клаве. - Просто вон, и все! Пошла вон, я кому говорю!

Клава опять поглядела на Нину очень странным взглядом и, нимало не обидевшись на старика, медленно вышла из комнаты.

- Пап, ты мне ничего не рассказал, ты что-то перепутал, - попыталась внушить ему Нина. Ей почему-то вдруг стало вериться в слова отца про его богатство.

- Как это так, ничего не рассказал? - Старик обвел комнату блаженным взглядом. - В этой комнате на миллионы долларов побрякушек всяких. И ещё рукописи Пушкина, письма Екатерины Второй... Картинки я покупал в молодости в Голландии, есть тут у меня штук пять... Нищий художник малевал - Ван Гог его фамилия, может, слыхала? - торжествующе улыбался Остерман.

- Так где же все это? - с волнением спросила Нина.

- Как где? Здесь! Я же тебе все рассказал.

- Нина, тебя к телефону! - закричала Клава.

- Да погоди ты! До чего же некстати! Кто звонит-то?

- Владислав звонит, чтой-то плохо там опять с мальчонкой...

Нина бросилась к телефону.

- У Кирюши опять поднялась температура, - сообщил Владик.

- Я приеду, скоро приеду, скоро, - отвечала Нина в каком-то отчаянии.

Она бросилась в кабинет. Отец уже лежал без сознания, только хрипел и стонал. Она вызвала "Скорую". Отца увезли в больницу. Покидая дом, как потом выяснилось, навсегда, отец в дверях на какое-то мгновение очнулся и прошептал из последних сил: - Помни, Нина, что я тебе сказал. Там на все поколения Остерманов хватит... - И повис на руках у санитаров.

Нина стала говорить с Клавой о домашних делах и вновь заметила, что та отводит взгляд.

"Он ей все рассказал, приняв её за меня", - поняла Нина. Она забрала у оскорбленной и раздосадованной Клавы ключ от квартиры и поехала домой, а затем в больницу к отцу.

Владимир Владимирович Остерман прожил ещё в беспамятстве несколько дней и, как по заказу, скончался именно седьмого ноября, ровно через двадцать восемь лет после своей незабвенной Маруси.

В тот же день Нина поехала к нему на улицу Горького. Подошла к двери и ахнула... Дверь была взломана... Большой тяжелый диван в кабинете отца был сдвинут, а под ним в полу под паркетинами было довольно большое углубление. До взлома оно было под металлической крышкой, которая валялась рядом.

"Вот тебе и Клава", - покачала головой Нина Владимировна и позвонила в милицию.

Преступление было раскрыто моментально. Клава и её сын, двадцатипятилетний оболтус Митя были арестованы.

Для отвода глаз из квартиры было похищено несколько старых шуб и шапок и пара изъеденных молью костюмов Остермана.

- Я, я влез, не отрицаю, - говорил рыжий Митя. - Мать навела сказала, сокровища там у старика. Тайник, мол, у него под диваном. Я сам взломал дверь, отодвинул диван, нашел тайник - все подтверждаю. Ну а что там, в этом тайнике-то было? Шкатулка, а в ней пачка денег, тех, дореформенных. Пять тысяч рублей - ну, пятьсот, значит, по-новому. И ни хрена больше там не было, гадом буду. Я ещё сдуру прихватил для виду шубы эти, да шапки. Ну, мамаша, удружила, обогатила меня... Сдурел старик и ляпнул ей про тайник этот, а она уши развесила.

Митя был так глуп и нелеп, что не поверить ему было трудно. Старуха Клава подтверждала все, что он говорит.

- Я, я, дура жадная, сволочь. Ничего окромя хорошего от покойника не видела, царство ему небесное. Польстилась на богатства. В грех он ввел меня, я сроду чужого не брала... Ой, дура я старая...

Митя и его мать были осуждены по 144-й статье - кража со взломом. Митя получил пять лет, а мать - два года. Через год её освободили за примерное поведение. Митя отсидел свой срок до конца.

Так и закончилась тогда, в 1968 году история с тайником Остермана и его мнимыми сокровищами...

А теперь, спустя двадцать пять лет, Нина Владимировна почему-то снова вспомнила про нее...

"Почему он говорил о картинах Ван Гога, о рукописях Пушкина, о письмах Екатерины Второй?" - думала она. - "Ну, сокровища ладно, это могли быть старческие иллюзии, но про это-то он не мог придумать."

Через года два-три после этих событий к Нине Владимировне явилась Клава, спившаяся, опустившаяся, грязная. Попросила взаймы двадцать пять рублей. Просила прощения за свою подлость. Нина Владимировна поморщилась и дала. Естественно, отдавать Клава не стала, исчезла с концами. А ещё через пять лет пришел её сын Митя, ещё более оборванный и грязный, сообщил, что мать давно умерла и тоже попросил взаймы, якобы на то, чтобы материну могилу привести в порядок. Нина Владимировна пожалела сына своей старой домработницы и дала ему пятьдесят рублей без отдачи. Он безумно обрадовался и обещал как-то отработать. "Вы не глядите, что я такой, у меня руки-то золотые, я все могу - и по слесарному, и по-плотницки, и по автомобильному делу. Щас вот папаше моего дружка будем дом поправлять, у него свой дом в деревне Жучки, хорош был дом, но крыша прохудилась, фундамент осел. Старик обещал мне заплатить..."

... И сейчас, ворочаясь в постели, Нина Владимировна неожиданно была поражена внезапно возникшей мыслью. Деревня Жучки... Тогда ещё она усмехнулась нелепому названию деревни с ударением на первом слоге. А теперь... Ведь именно в Жучках Кирилл нашел Вику...

Нина Владимировна покопалась в старых бумажках и нашла телефон Клавы. Набрала номер. Подошел мужчина.

- Алло, это Митя?

- Кому Митя, кому Дмитрий Иванович, - пробасил злой пропитой голос.

- Я Нина Владимировна Остерман, ваша мама работала у нас домработницей.

- Помню, как же? От вас все и беды наши...

- Скажите, Митя, по какому шоссе была та деревня Жучки, где жил ваш товарищ?

- По Минскому, - машинально ответил нетрезвый Митя и вдруг осекся и злобно переспросил: - А что? Что это вам до моего товарища?

- Спрашиваю, значит нужно. Вы не можете припомнить, по какой улице он жил?