Матти Йоенсуу - Служащий криминальной полиции Страница 6

Лейф-Густав Леннберг умер в вытрезвителе, тридцатипятилетний складской рабочий, родственники которого подняли скандал, утверждая, что он скончался от побоев в полиции. Случаи смерти в вытрезвителе вопреки бытовавшему мнению расследовались особенно тщательно, и потому Хярьконен и Харьюнпя внимательно следили за этим делом. На ягодице покойника обнаружили длинный кровоподтек, который могла оставить полицейская дубинка. Синяк, однако, не мог послужить причиной смерти, а откуда он взялся, Хярьконен установить не сумел. Помимо этого подтека, не выявилось ничего подтверждающего обвинение, хотя и были проведены дополнительные расследования, что, естественно, не вызвало радости у полицейских, которые вели дело. Оно, однако, беспокоило их, особенно Хярьконена, во время дежурства которого все и произошло.

— Брось! Воспаление поджелудочной железы? — В голосе Харьюнпя тоже послышался оттенок удовлетворения.

— Да-а, самое настоящее воспаление... Да и сразу это похоже было скорее на какую-то внутреннюю болезнь. Здравый смысл подсказывал, что другого и быть не могло. Вечно какая-нибудь дребедень лишает человека покоя. — Эта фраза была произнесена капризным тоном бывалого человека, пытающегося показать, что он осведомлен больше других.

— Вот дьявольщина, подумать только, если б, к примеру, у него была отбита печень или что-то в этом роде. Как тогда объяснишь, били ли его официальные лица до вытрезвителя или кто-то из алкашей невзначай наступил на него, когда он находился в каталажке в скотском состоянии? Господи помилуй. Как бы тогда? — Произнося это, Хярьконен распалялся все больше. Возможность того, что печень была повреждена еще до вытрезвителя, выглядела так привлекательно, что он уже планировал дальнейшее расследование дела.

— Да, пришлось бы покопаться... Ты действительно с самого начала считал... смерть от алкоголя или что-то в этом роде, — заметил Харьюнпя и, не удержавшись, улыбнулся. У Быка-Убивца была привычка в начале беседы или спора поочередно принимать точку зрения каждого из присутствующих, и таким образом он всегда оказывался прав. На этот раз Хярьконену действительно приятно было услышать такое от Харьюнпя. Он зажал кончик сигары в губах, чтобы не обжечь пальцев. Быстрыми затяжками наполнил воздух комнаты синим дымом, желая, видимо, все выжать из окурка. Еще раз взглянув на сигару, он только после этого отправил окурок в пепельницу.

— Да. Скоротечное воспаление поджелудочной железы, и... не вышло дела о покушении на жизнь. Завтра выпьем по этому поводу кофейку, я угощаю. Да, послушай, звонила какая-то Вилланен или Вилунен. Ты просил? Я назначил ей время. Она придет в понедельник в половине десятого.

— Вилланен? Какая... ах, да. Это мать той девчонки, что выбросилась из окна, — тихо произнес Харьюнпя. Ему вдруг стало не по себе. Эта женщина своими глазами видела, как покончила с собой ее шестнадцатилетняя дочь, выбросившись с седьмого этажа во двор в тот момент, когда мать возвращалась из магазина. Женщина была сломлена духовно. Харьюнпя сопровождал ее для опознания и выполнения других положенных формальностей. Он все время откладывал вызов этой женщины в отдел. — Хм. Да. Ну что ж, нужно потихоньку трогаться, — сказал он изменившимся голосом. — Да, скажи, ты будешь дома на случай, если что произойдет?

— У нас намечена сауна... но все равно звони, никуда не денешься. Буду дома. Хотя после бани не очень-то тянет на прогулку, хочется просто поваляться, понежиться. Хе-хе. Но ты уж постарайся отделаться от дерьмовых дел. Поножовщину квалифицируй естественной смертью, а все остальное передавай в районные участки, хе-хе. — Хярьконен был в игривом настроении. Тому была причина: ему не предстояло шестнадцать часов дежурства.

В тот момент, когда Харьюнпя нагнулся, чтобы поднять с пола свой чемоданчик, в двери появился Тауно Коттонен.

— Господин Харьюнпя. Смерть подстерегает вас, — произнес он нарочито серьезным голосом и растянул слово «смерть», так что оно прозвучало очень мрачно. Вид же у него был презабавный: он стоял на пороге — живот торчком, покачиваясь на ногах, как на качалке. Склонив голову набок и скривив рот, Коттонен ждал реакции Харьюнпя. А Харьюнпя раздумывал. Он попытался дать подходящий ответ, но не смог, ибо природная сдержанность мешала паясничать кроме как дома. И все же он удачно отреагировал, придав голосу естественно-удивленное выражение:

— Да ну? И что же, она ждет персонально меня или блуждает здесь поблизости?

— Смерть посетила госпожу... госпожу... — Коттонен вытащил из-за спины шпаргалку и прочел фамилию. — Смерть посетила госпожу Рахикайнен и ждет тебя сейчас на своем ложе. Я имею в виду, конечно, что госпожа Рахикайнен ждет.

Харьюнпя взял извлеченную на свет бумажку и посмотрел прежде всего на адрес. Держал он ее кончиками пальцев, будто она могла принести несчастье.

— Ну, я пошел. Врач там был?

— Только что. Пожарная служба сообщила об этом. «Скорая» тоже успела побывать. Кто-то из родственников на месте. Монтонену я еще не звонил. Наверняка естественный исход — старушка ведь, — добавил Коттонен уже без всякого намека на шутку. Взявшись за подтяжки на груди, он повернулся и исчез в коридоре. Харьюнпя долго слышал его удаляющиеся вздохи. Вновь взглянув на бумажку, Харьюнпя заметил, что госпожа Эдит Агнес Рахикайнен была того же года рождения, что и Коттонен.

Харьюнпя пошел в канцелярию. Взял необходимые бланки, пишущую машинку и портфель, напоминавший медицинскую сумку. Медицинских принадлежностей в сумке, однако, не было: когда на место происшествия прибывали представители Насилия, их обычно уже не требовалось. В сумке находилось то, что нужно для работы: резиновые перчатки разового пользования, пластмассовые мешочки, пробирки, кассетный фотоаппарат, карманный магнитофон и длинный термометр, которым при необходимости измеряли температуру тела покойного. Харьюнпя собрал всю эту поклажу, взял сумку и пошел. В обычной ситуации он воспользовался бы лифтом, но мысль об ожидавших его родственниках побудила Харьюнпя направиться прямо к лестнице. В тот момент, когда дверь захлопывалась за ним, он услышал возглас Ахониуса:

— Богатой тебе приключениями ночи!

Крикни это кто-нибудь другой, Харьюнпя воспринял бы пожелание как издевку, однако Ахониус никогда не прибегал к издевкам. Видно, пожелание было всерьез.

Харьюнпя зашагал к дежурным помещениям, расположенным на другой стороне Софиянкату. Он вручил поступившее сообщение дежурному и сказал, что отправляется на место происшествия. Взяв из настенного ящичка ключи от автомобиля, он расписался за них в книге выездов и вышел с черной сумкой под мышкой. Особой спешки сейчас уже не требовалось — критическое время миновало. Однако Харьюнпя сознавал, что должен подумать и о родственниках покойницы. Кроме того, он хотел как можно скорее довести дело до конца — до официального рапорта. Тогда одним делом будет меньше, а они ведь могут и посыпаться — этого опасается каждый работник Насилия во время ночного дежурства. Только свернув на Александеринкату, Харьюнпя заметил, что взял машину, дребезжащую от старости. Как всегда, выезжая в одиночку, он намеренно забыл включить радиосвязь. Таким образом, он был недостижим для дежурного, и никто не сможет помешать ему довести дело до конца, даже если внезапно возникнет что-то срочное.

Глава 4

Лестничные пролеты благоухали жареной салакой. Запах был сильный, но ненавязчивый, — в представлении Харьюнпя почему-то возник тушеный картофель с петрушкой. Замысловатые литые чугунные перила выделялись на фоне стены, по которой взапуски бежали одна за другой коричневые белки. Дому была присуща какая-то особая прелесть, и Харьюнпя попробовал вспомнить, как называется стиль этого строения, но безуспешно. Он следил за белками, поднимаясь по лестнице, длинные ноги его перемахивали сразу через две-три ступеньки. Лифта не было. А это означало, что парням Монтонена придется карабкаться с носилками на пятый этаж, затем, позаимствовав у эквилибристов ловкости, медленно спускаться с ношей, прикрытой черным одеялом. У Харьюнпя сперло дыхание. Хотелось закурить, но ведь курение стимулирует рак легких.

Еще на лестнице Харьюнпя почувствовал, что на пятом этаже кто-то стоит. Он оторвал взгляд от цепочки белок и увидел искаженное горем лицо. Маленький человечек с испуганными глазами, высунувшись из приоткрытой двери, смотрел в сторону лестницы. Глаза у него были влажные, и Харьюнпя без труда понял, что мужчина только что плакал. На дверном щитке он прочел: «Рахикайнен». Значит, Харьюнпя прибыл по назначению к своему клиенту.

На мужчине был поплиновый плащ, в руках он мял кепку, изрезанное морщинами лицо резко сужалось книзу. Нижняя часть лица между носом и выдававшимся вперед подбородком образовывала как бы полушарие, разделенное надвое губами. Лицо, тощая шея и маленький рост мужчины делали его похожим на беспомощную, перепуганную мартышку. Харьюнпя стало стыдно за такое сравнение, однако тут не было ни иронии, ни презрения — просто это первое, что приходило в голову, особенно при взгляде на торчавшие уши. Подойдя поближе, Харьюнпя заметил, что на виске мужчины пульсирует жилка.