Хуан Мадрид - Прощай, принцесса Страница 6

Проблемы начались, когда я заметил у своей подруги первые признаки беременности. Сначала я безумно обрадовался и сказал, что теперь мы непременно поженимся. Но, к моему изумлению, она вдруг начала мямлить и бормотать что-то невразумительное про то, что брак не входит в ее планы — нам ведь и так неплохо?! Все это продолжалось до того вечера, когда, уступив моим настойчивым просьбам объясниться, она призналась, что не уверена в том, кто на самом деле является отцом ее ребенка. Эта новость словно обухом ударила меня по голове. Мы поссорились. Сколько мужчин перебывало в ее постели за время моих отлучек — двое, трое?.. Но она не признавалась, она вообще не хотела об этом говорить и твердо стояла на своем. Я называл имена: «Это Драпер, Хуанита?» — «Нет, и прекрати задавать вопросы, Тони, не мучай меня, я спать хочу!» — «Тогда я уверен — это Виседо!» — «Кто такой Виседо?» — «Да тот… который часто приходил, страховой агент». — «Да я даже не знаю, что его зовут Виседо», — отвечала она.

В то утро я собрал свои вещи и ушел — перестал появляться в «Пузырьках». Формально мы наши отношения не порывали, впрочем, в вечной любви друг другу тоже никогда не клялись. Через несколько месяцев я вернулся в этот бар, превратившись в «хорошего друга» — эвфемизм, за которым таились плохо скрываемая нежность и приятные воспоминания.

В тот же год родился Сильверио. Он рос шаловливым и озорным мальчишкой, за которым присматривали Каталина и другие девушки из бара. Иногда, когда разгульная ночь затягивалась и утро заставало меня в «Пузырьках», я видел, как он пулей летит в школу, и каждый раз вглядывался в его облик с тайной надеждой не найти ни малейшего с собой сходства. Но мне никогда не удавалось побороть сомнения — по той простой причине, что я мало уделяю внимания собственной внешности и весьма смутно представляю себе, как на самом деле выгляжу. Иногда, бреясь перед зеркалом, я бросаю мимолетный взгляд на свое отражение, вижу лицо моего отца и испытываю шок.

Хрипловатый женский голос прервал мои невеселые размышления: — Эй, ты что там, ворон считаешь посреди улицы?

Я тотчас поднял голову. С балкона мне улыбалась Хуанита.

— Я давно наблюдаю за тобой, — сказала она. — Ты уже как минимум минут пятнадцать пялишься на дверь.

— А мне так нравится.

— Подожди, сейчас спущусь и открою.

Я позволил ей поцеловать меня в губы. Она со всеми здоровалась подобным образом. Быстрый и нежный поцелуй. Это было чем-то вроде ее фирменного знака в общении с мужчинами.

Ей, по моим прикидкам, уже исполнилось сорок восемь, но она, без сомнения, оставалась самой красивой женщиной из всех, кого я знал, какой бы расы и возраста они ни были.

Она провела кончиками пальцев по моей щеке и сказала:

— Ну наконец-то мы имеем счастье лицезреть тебя, Тони. Если я не позвоню, ты ведь ни за что не зайдешь. Забываешь старых друзей…

— Я был очень занят. Я что, рано пришел?

— Каталина еще не закончила готовить паэлью. Может, хочешь пока выпить пива?

В баре было тихо и пусто, огни притушены, а в воздухе стоял запах моющих средств. Хуанита подхватила меня под локоть и подвела к табурету. Потом встала с другой стороны барной стойки и начала наливать пиво в две глиняные кружки.

Это был очень хороший бар, сейчас таких уже не открывают. Стойка из темного полированного дерева с цинковой столешницей, украшенной орнаментом. В глубине за стойкой до самого потолка высились полки, сделанные из того же дерева. Там стояли бутылки. Подставками для полок служили старые холодильники фирмы Siemens, выпущенные в Германии больше шестидесяти лет назад и до сих пор довольно сносно работающие.

Я подождал, пока Хуанита закончит возиться с пивом, потом поднял свою кружку и произнес:

— За тебя, Хуанита.

— Нет. За нас, Тони.

Мы выпили. Хуанита так долго наливала пиво, потому что делала это по-настоящему хорошо — как и положено. Сначала она позволяла кружке наполниться до краев легкой пеной, потом ждала, пока та осядет, затем снова принималась доливать пиво, раз за разом, добиваясь, чтобы пена, став плотной и густой, поднялась на два пальца над глиняным краем. В этот самый момент кружку и следовало осушить. Пиво, которое без лишних хитростей наливают в обычный стеклянный стакан в других барах, даже близко не сравнится с божественным напитком в глиняной посуде, что подают в «Золотых пузырьках».

— Ладно, милый, расскажи теперь, как у тебя дела-то? — спросила она. — Все так же работаешь на Драпера?

— Да, на него, но иногда берусь еще за кое-какие дела. Выживаю, как все нормальные люди. А Драпер все еще наведывается сюда?

— Конечно, он же хозяин, и ему нравится это демонстрировать. Но он приходит все реже и реже. Похоже, его жена совсем больна.

— Его жена вечно болеет, сколько я о ней слышу.

Хуанита улыбнулась. Драпер не раз объяснялся ей в любви. Но теперь мне было безразлично, спал он с Хуанитой или нет.

— А ты?

— Что я?

— Как у тебя с девушками обстоит дело?

— Даже и не знаю, что ответить на твой вопрос — хорошо или плохо у меня обстоит дело с девушками. Проблема в том, что у меня нет девушки. Это как — плохо или хорошо? — Я смотрел на нее в упор. — У тебя что-то случилось?

— Нет, ничего не случилось… То есть, кажется, случилось, но не у меня. Я хотела поговорить о Сильверио. С ним что-то странное происходит в последнее время, я волнуюсь.

— Что-то странное… Ты о чем?

— Ну… странное… Не знаю, как объяснить… Он часто не ночует дома, пропадает где-то, а когда я его спрашиваю, где он шатался, уходит от ответа, увиливает всячески, причем с таким видом, будто я ему противна.

— Хуанита, а ты не преувеличиваешь? Парню семнадцать лет, так? А в эти годы…

— Восемнадцать.

— Да ладно, небольшая разница — семнадцать или восемнадцать. В этом возрасте юноши часто становятся странными, потому что превращаются в молодых мужчин. Это ведь совершенно нормально!

Я старался говорить убедительно, но в голове против моего желания мелькали картины из далекого прошлого, когда мне самому было восемнадцать лет. Ни в одном из воспоминаний не было ничего хорошего.

— Ему придется остаться на второй год на втором курсе, чтобы получить среднее образование. У него хвосты по пяти предметам. Он совсем распустился — не хочет заниматься дальше, не хочет вообще ничего делать, кроме как… Ладно уж, скажу! Кроме как шляться по кварталу с местной шпаной. Он как-то пришел с разукрашенной физиономией, будто его избили, понимаешь? Я сказала: до чего ты докатился! Я говорила очень серьезно, и он сознался, что занимается боксом.

— Боксом? — прервал я ее взволнованный рассказ.

— Да, так он сказал. И что он будет зарабатывать кучу денег, что он уже удачно провел несколько боев. В другой раз он принес мне двадцать пять тысяч песет и сказал, что получил их за какие-то там бои. Я спросила: «Где ты взял такую огромную сумму?» А он в ответ: не твое, мол, дело. Мой Сильверио стыдится, что я занимаюсь этим… в смысле, баром. Представь себе, с тех пор как был еще совсем маленьким, он постоянно твердил, что заберет меня из этого места. Что достанет денег, чтобы мы с Каталиной жили как королевы. Я объясняю ему, что эта работа не так плоха, как кажется, что управлять баром совсем не то же самое, что быть хозяйкой публичного дома, но он не слушает. И я очень волнуюсь, Тони. Поэтому я попросила тебя приехать, может, ты сумеешь разобраться в том, что происходит с моим мальчиком. Мне казалось, молодой человек, которому едва исполнилось восемнадцать, не может зарабатывать деньги боксом. Нужно ведь быть профессионалом, быть членом федерации, или нет? А мой малыш еще только любитель.

— В какую секцию он ходит?

— Он говорил, но я не помню точно. Кажется, она находится на улице Капитана Айи. У меня в комнате записан адрес, я позже тебе дам.

— В любом случае боксер не может зарабатывать деньги, пока не наберет достаточное количество подтвержденных федерацией боев в качестве любителя и не станет профессиональным спортсменом. Сдается мне, он что-то темнит, Хуанита.

— Не знаю. Сильверио может быть кем угодно, только не лжецом. Почему бы тебе не поговорить с ним, Тони? Он так тебя уважает!

Я опрокинул в себя остатки пива.

— Ладно.

Каталина Великая откинула штору и воскликнула, распахнув объятия:

— А ну иди сюда! Ну и здоров ты стал! Поцелуй меня!

Каталина была выше меня почти на голову и весила килограммов девяносто, но при этом совершенно не выглядела толстой. Прежде чем я успел ответить, она прижала меня к груди с такой силой, что я не мог ответить ни слова. И добавила:

— Значит, не заходишь к нам теперь, да? Что ты за гнусный тип? Дай-ка я на тебя погляжу Хуанита уже рассказала тебе о мальчишке? Этот парень заставляет нас волноваться, Тони. Нам кажется, что он связался с дурной компанией, понимаешь?!