Феликс Рябов - Двойная смерть Страница 6

— Я тоже сначала удивилась… А потом, кажется, поняла. Они, хоть под пьянку резвились, но и о деле не забывали. Такая обида — начальству похороны испортили — это же отличный повод…

— Денег на заведение повесить?

— Конечно. Если бы они все с асфальтом сравняли и Розенталя грохнули, с кого бы они потом неустойку требовали? То-то смотрю шеф в последнее время такой грустный ходит, и на работе все реже появляется.

— Изыскивает резервы?

— Да, кажется… Но бюро под откос катится. Пора мне другую работу искать.

— Да уж, это точно. Ты не думала, что если твой шеф денег не найдет, друзья и близкие опять банкет устроят? Двумя гранатами они тогда не ограничатся.

— Хватит пугать, мне и так страшно. Почему вы думаете, что все так будет?

— А почему нет? Нашли, кто шутку со Сташенко разыграл?

— Нет, хотя очень старались.

— Ну вот, получается, шеф твой крайний. Кстати, как он выглядит?

— Розенталь? Ну, ему где-то лет сорок пять, высокий, волосы черные, брови сросшиеся, взгляд такой… как у дешевых артистов, когда они дьявола хотят изобразить.

— Типа сумасшедшего ученого из мультиков?

Света улыбнулась:

— Да, что-то есть… Раньше это меньше было заметно, но после того, как ему крышкой гроба заехали… Иногда молчит целыми днями, а время от времени его какие-то идеи посещают — вот, недавно сказал, что собирается на подводную рыбалку. Поручил мне узнать, сколько стоит акваланг. Ну не идиот ли?.. У нас три года здание не ремонтировали, на зарплату денег нет, а ему нужен акваланг… Хотя он всегда со странностями был.

— Слушай, по-моему я его где-то встречал. У него шрама на лице нет?

— Как раз есть. На левой щеке у него такой странный шрам — не знаю откуда, он вообще о себе никогда не рассказывал. Почему-то мне кажется, что его чем-то таким разодрало… может быть, длинным осколком стекла… Когда просто лицо поцарапано, следы другие бывают.

— Извилистые, да?

— Точно, а у него шрам прямой совсем. Я всегда удивлялась, но спросить, конечно, неудобно — он вообще не тот человек, с которым можно так просто поговорить. Только по делу и коротко совсем.

— Да, бывают такие люди… Слушай, а как получилось, что не нашли того, кто выпотрошил Сташенко? Искали же хорошо?

— Да они просто достали. В день похорон, естественно, все, кто смог, по домам разбежались. День дома сижу, второй — уже стала по объявлениям газетным звонить — все, думаю, накрылась работа. И тут звонит мне секретарша Розенталя. „Ты, — говорит, — почему сегодня не пришла? Я просто обалдела. А она: „Розенталь сказал, что у нас некоторое недоразумение произошло, но этот не повод прогуливать. Приходи завтра“. Вот так, недоразумение.

Ну, я прихожу на следующий день утром, как обычно… Там опять все те же лица. Я как этих уродов из казино увидела — мне аж плохо стало. А они всех в тот самый зал согнали и часа четыре допрашивали — кто покойника к похоронам одевал, кто после этого в зал мог зайти, у кого ключи были — обо всем.

— Подожди… Тут может быть много интересных деталей. Прежде всего: чтобы казенщику внутренности выпустить, нужна была какая-то медицинская подготовка? Слышала, наверное, что у Джека-Потрошителся точно было медицинское образование — он проституток так профессионально резал…

— Нет, образование для этого не обязательно. Я же сказала, что ему до этого медэксперты вскрытие сделали, они пули доставали. А тот, кто его выпотрошил, просто задрал ему одежду, разрезал швы, которыми полость зашили, вытащил все наружу… Ну и штуку эту отрезал и в рот засунул, извращенец. Диплом врача для этого не нужен.

— Скорее, нервы нужны железные. Или привычка к покойникам.

— Ну, такая привычка есть, в общем-то, у всех, кто в бюро работает. Хотя если подумать… Я, помню, как-то обедала вместе с экспертами, и они вспоминали, как в молодости в институте прикалывались, на практике в прозекторской… Тут, наверное, ты прав. Врачу это проще было сделать. Получается, это мог сделать или врач, или…

— Или отморозок полный. И любой из вашей конторы тоже смог бы…

— Да, наверное, многие… Тем более что платил Розенталь плохо. Все обещал повышение, да как-то у него, понимаешь, не получалось: обстоятельства такие. Хотя сам он жил неплохо. У него мерс был шестистотый (после этого случая он его продал), мы любовницу его раз видели — на ней такая шуба была — девчонки наши позеленели, как покойник двухнедельный… А на зарплату нормальную у него никогда денег не было. Теперь об этом и говорить нечего.

— Ага, то есть все-таки правильно братки сделали, что не гробанули его окончательно? Что-то он им все-таки отдал. Шестисотый мерс тысяч сто стоит.

— Да… по-моему, он даже квартиру продал.

— А где же он теперь живет? У любовницы?

— У него дом загородный — кстати, с ним какая-то очень старая история связана, и говорят, продавать он его ни за что не согласился… Сам Розенталь из очень древней семьи. Кажется, этот дом еще в девятнадцатом веке принадлежал какому-то его родственнику — что-то вроде пра-пра-прадедушки по материнской линии. Этот дедушка разбогател неким странным образом… А Розенталь, как на похоронном бизнесе приподнялся, купил развалины с парком в память о дедушке, собирался их реставрировать. Жалко, подробностей не знаю, так любопытно было… Нинка мне обещала после работы рассказать, и вдруг, в тот же день, упала неудачно в подвале… Там ручки от ящиков железные торчат, она о них виском ударилась — и все. Осталась я без подруги. И о родословной шефа тоже некому теперь рассказать… А интересно было.

— Что за Нинка?

— Она лаборанткой у нас работала. Что-то она такое слышала про шефа… С ним имел дело какой-то ученый… Профессор-историк, по моему. Этот профессор писал книгу о самых удачливых мошенниках девятнадцатого века, и кажется, там целая глава про прадедушку Розенталя намечалась.

— Елки, буквально наша тема… Как этого профессора звали?

— Я не помню, хотя Нинка вроде говорила… Шолохов… или Шелест… Нет, не помню.

— Ну ладно. А что, говоришь, с Ниной этой случилось?

— Так глупо вышло — она, наверное, поскользнулась в подвале, и ударилась виском о ручку ящика с телом. Ее только к вечеру нашли. Тогда к нам покойника привезли, грузчики спустились в подвал, смотрят — Нинка лежит, мертвая. Милиция приезжала — несчастный случай. Пол в подвале был мокрый, в то утро механики приходили, профилактику в холодильниках делали, и, видимо, разлили что-то. Так и получилось.

— Угу. Странно все-таки. Как раз хотела тебе что-то рассказать… Ваш разговор никто не мог подслушать? Вы где сидели?

— Не помню… Кажется, на втором этаже, в вестибюле.

— А, это там ты в пальмах пряталась?

— Не совсем там — пальмы на галерее, но оттуда, конечно, все было бы слышно. Я не придала тогда этому значения — что в этом секретного? Хотя теперь… Но раньше я смерть Нины с нашим разговором как-то не связывала. С тобой говорить страшно…

— А что это за галерея на втором этаже? Что там находится?

— Там? Двери в кабинеты Розенталя и его заместителя, потом идут кладовки, в них лаборанты всякие мелочи хранят… Ты, думаешь, кто-то услышал и Нинку…?

— Доказать что-нибудь сейчас уже трудно. Но ты сама-то веришь в такое совпадение?

Света долго молчала.

— Уже нет… Черт знает что. У тебя талант внушать гадости всякие. Никогда бы о таких вещах не думала, а тебя слушаю — на все начинаю смотреть иначе. Скоро будет казаться, что вокруг — одни бандиты, убийцы. Маньяки.

— Да, это я умею. Расскажи про Нину. Она замужем была?

— Нет.

— А мужик у нее был?

— Не знаю… Скорее всего нет. Хотя она несколько раз в компании упоминала „Славик, Славик“. Рассказывала, что он все время в командировках, за границей. Врала, я думаю. Ни разу ее никто с мужиком не видел.

— А почему? Страшная была?

— Нет, что ты… Красивая. Высокая, натуральная блондинка. Глаза черные. И такая улыбка… все падали.

— Но почему же тогда?..

— Ей женщины нравились.

— Вот оно как. А ты откуда знаешь?

— Ну… знаю. Чего привязался?

— Ладно… Так что там у этих, из казино не сложилось? Почему они не смогли узнать, кто похороны испакостил? Все повесили на Розенталя и успокоились?

— Да нет, мучили нас недели две. Сначала, конечно, спрашивали, кто из посторонних был в тот день в здании… Но это же глупо. На похороны куча народа съехалась, разве могли мы всех знать?

Потом перешли к тому, где хранили труп и кто его видел последним… ммм… в приличном виде. Тут было уже проще. К похоронам его готовили утром, часов в восемь. Есть у нас такие Сережа с Леной — их специально предупредили, чтобы были на работе с утра. Они рассказали, что достали Сташенко из холодильника, положили на каталку и на грузовом лифте повезли наверх — на втором этаже, рядом с залами, есть специальные помещения. Они твердо стояли на том, что труп тогда был в полном порядке. И сами они тоже ничего такого с ним не делали.