Алексей Погорелый - Клетка Страница 6

— Когда ее убили, Богдан? — спросил Кулиш.

— А, ну да, — Золин подошел к письменному столу и открыл папку с документами. — Ее отравили эфиром в промежутке между девятнадцатью и двадцатью часами вчерашнего дня. Зарубили около десяти. Плюс-минус полчаса.

— А под утро привезли тело в бомжатник, — продолжил Кулиш. — Почему не утопить труп в море или закопать где-нибудь?

— Ты давно на море был? — спросил Золин.

— А что?

— Эти суки, — неожиданно зло произнес эксперт, — все пляжи перегородили, хер проедешь. Частная собственность, мать их!

Михаил с удивлением посмотрел на Кулиша. Тот усмехнулся:

— Не обращай внимания. Борис у нас заядлый рыбак, а капиталисты все побережье выкупили. Теперь ему за пятьдесят километров от города приходится ездить.

— Так там и пирсов нет! — разошелся эксперт. — Приходиться по пояс в воду лезть, а сейчас уже холодно. Ненавижу!

— Извините, — послышался от двери дрожащий мужской голос. — Нас вызывали.

— Проходите сюда, — позвал майор.

В зал вошел мужчина в сером пальто. На бледном, нервном лице испуганно бегают глаза, не зная, на чем остановится. Он поддерживал за локоть средних лет женщину, которая постоянно подносила к лицу синий клетчатый платок.

— Вы знаете этого человека? — майор откинул простынь.

Михаил обратил внимание, как резко заострился нос на мертвом лице девушки, щеки ввалились внутрь, четко очерчивая скулы. Лицо как будто сжалось, появились синяки вокруг глаз, побелели губы. Черные волосы и яркое освещение еще больше подчеркивали уродливость смерти. Чуть ниже шеи, бугром торчал сшитый черными нитками продольный шрам.

— Машенька! — дико закричала женщина и бросилась к телу. — Машенька! Доченька моя! — женщина обхватила голову трупа руками и начала ее целовать. Мужчина неподвижно стоял, из глаз катились крупные слезы. Кулиш обнял за плечи женщину и с силой отодвинул ее от тела.

— Ну, все, все, — утешительно говорил майор, — ей уже не поможешь, успокойтесь. — Кулиш подвел плачущую мать к мужчине и прислонил к его груди. Потом развернул их и повел к выходу из морга.

***

— Вы на машине? — спросил Кулиш, выйдя из подземелья морга во двор управления.

— Да, вон наша серая «Шкода», — ответил мужчина.

— Давайте ключи, вас отвезут домой. И нам надо будет осмотреть комнату девочки.

Кулиш и Золин поехали на «Мерседесе», а Миша сел за руль старенькой «Шкоды». Баталов узнал у мужчины адрес, и темными улочками проехал к Железнодорожному мосту. Всю дорогу с заднего сиденья слышалось сдавленное всхлипыванье. Через пятнадцать минут «Шкода» заехала в тихий микрорайон из пятиэтажных домов. Рядом припарковался Кулеш. Медэксперт остался в «Мерседесе», а сыщики с родителями поднялись в грязном, вонючем лифте на пятый этаж блочного дома. В квартире Кулиш сразу прошел в указанную комнату и стал рыться в ящике стола, вещевом шкафу, кровати. Простучал паркет на наличие тайников. Миша уселся за компьютер. Пароль для доступа к документам не был установлен — девочка ничего не скрывала от родителей. Михаил прошелся по интеренет-закладкам, проверил почтовый ящик и сообщения в социальных сетях. Потом просмотрел документы, папки с музыкой, фильмами, играми. Бегло пробежал глазами дневник.

Кулиш ничего криминального не нашел. Миша сделал вывод, что жертва была ничем не примечательной, молодой девушкой с обычными подростковыми интересами и проблемами. Только большая подборка видео с выступлением гимнасток, говорила о главном увлечении жертвы.

После обыска Кулиш приступил к опросу родителей, аккуратно записывал информацию в блокнот: «Мария Вячеславовна Гречко, пятнадцать лет, училась в «10-А» классе 82-й школы …». Кулиш записал имя классной руководительницы, тренера по художественной гимнастике, имена и телефоны подруг. С мальчиками Маша не дружила, вредных привычек не имела, училась хорошо, занималась спортом, врагов не имела, была хорошей и доброй девочкой.

— Наконец-то, — выдохнул с облегчением майор, выйдя на темную, прохладную улицу. — Терпеть не могу эти слезы. Теперь можно и выпить, только заскочим на пару минут в одно место.

Электронные часы на приборной панели показывали двадцать два тридцать. «Мерседес» быстро доехал по скоростной дороге до центра города. Слабо разбавляя туман, белым светом горели уличные фонари и неоновые витрины дорогих магазинов. Майор, уверенно ведя автомобиль одной рукой, спустился по узким улочкам к порту. Внизу, у моря, туман был еще гуще. Кулиш снизил скорость. «Мерседес» медленно плыл, раздвигая черным корпусом белый, плотный воздух.

На тротуаре собралась стайка проституток. Ярко накрашенные, в коротких юбках и высоких сапогах, они зябко жались друг к другу, спрятавшись под крышей автобусной остановки. Майор остановил машину и подошел к газетному киоску рядом с остановкой. Открылось зарешеченное окно, на прилавок лег толстый журнал. Майор перекинулся парой фраз с невидимым продавцом, потом взял журнал и вернулся в теплый, пропахший кожей салон автомобиля. Кулиш бросил журнал в бардачок. Михаил, сидевший рядом на пассажирском кресле, успел заметить название на глянцевой обложке — «Автохаус». И еще то, что в журнале лежал плотный конверт из коричневой бумаги.

— Только шалавы дают возможность расслабиться, — закуривая, сказал майор. — Я помогаю мужикам, соскучившимся по женской любви и ласке. Что в этом плохого?

Миша молчал, смотря на пустынные, мокрые улицы.

— Разве в ППС не так было? — спросил с заднего сиденья Золин.

— Так, — спокойно ответил Миша.

Стало слышно, как тихо шуршит мощный мотор. Кулиш включил радио.

— Все женщины способны думать о двух вещах — о бабках и бейбах. — Кулиш выбросил в открытое окно тлеющий окурок. — Сначала они делают все, чтобы заиметь от тебя ребенка. А потом ставят тебя так, чтобы ты за это всю оставшуюся жизнь расплачивался. Какая любовь? — презрительно сплюнул на улицу Кулиш. — Одно вранье и мозготрах. Самая честная женщина — это проститутка.

— Я читал в интернете, — своим фирменным голосом без интонаций сказал Золин, — что психиатры внесли любовь в реестр психических заболеваний.

— А себя они не внесли в реестр? — зло сказал Миша. У него были свои причины недолюбливать врачей-психотерапевтов.

***

Кулиш высадил Михаила и Золина возле бара «Бегемот», сказал им пройти в кабинет, а сам заехал во двор этого же дома. Достал из бардачка автожурнал. Потом закрыл машину и поднялся на второй этаж в свою квартиру. В помещении было темно и тихо. Майор включил свет в коридоре, прошел приоткрытую стеклянную дверь, ведущую в кабинет. Плотные, зеленые шторы наглухо задернуты. Майор включил торшер у входа. Пространство не большого кабинета занимал диван, обитый черной кожей, на левой стене висит ковер с развешенным на нем холодным оружием, справа — книжные полки. В одной из них собрались кубки, которыми награждают победителей спортивных соревнований, блестящие статуэтки боксера, наносящего прямой правый удар, беспорядочной грудой лежат медали с полосатыми лентами. «Надо Егоровну загнать убраться в квартире», — подумал Кулиш, проведя пальцем по пыльной поверхности письменного стола. Майор наступил носком туфли на доску паркета и одновременно сдвинул в сторону книжную полку, висевшую на стене слева от стола. Открыл дверцу маленького сейфа вмурованного в стену и закинул внутрь конверт. Достал толстую пачку долларов, отсчитал пять сотенных купюр, закрыл сейф, вернул на место полку с книгами. Кулиш сел за стол в массивное кресло, скрестил руки на столешнице и лег на них небритым подбородком. Взгляд майора остановился на фотографии в деревянной рамке. Снимок делали лет десять назад. За покрытым пылью стеклом рамки было лето. Голубое, безоблачное небо, зеленый ковер сочной травы, простиравшийся до горизонта. Под пышной кроной старого, одинокого дуба стоял стройный молодой мужчина в легких брюках и светлой рубашке с коротким рукавом. Он нежно обнимал одной рукой красивую блондинку в белом, воздушном платье. Между ними, счастливо улыбаясь, прижималась к ноге молодого Кулиша милая белокурая девчушка лет десяти.

— Любовь занесли в реестр психических заболеваний, — вслух, медленно произнес майор.

***

Золин разлил водку по хрустальным рюмкам и вставил бутылку «Абсолюта» в ведерко со льдом. На столе плотно расположились тарелки с маринованными грибочками, соленьями, мясной нарезкой. Жирно блестели ломтики красной рыбы, в корзинке из лозы пах тмином черный «Бородинский» хлеб.

— За девочку Машу, — поднял рюмку Кулиш, — пусть земля ей будет пухом.

Мужчины выпили и, не закусывая, закурили. Через минуту Золин наполнил рюмки. Выпили за войска противовоздушной обороны, где медэксперт и майор вместе проходили срочную службу, потравили армейские байки. Потом вспомнили, что у Михаила первый рабочий день в отделе убийств, заодно выпили за ребят из отдела и полковника Кривоноса. Михаил сказал, что он выставляется за первый день и, соответственно, платит за ужин. Кулиш послал его к черту и потребовал у Егоровны свежую бутылку водки, убеждая всех, что эта уже скисла. Егоровна принесла дымящийся гуляш на горячее и свежую бутылку. Выпили за Егоровну. Плотно поев, Миша захотел чай с заварными пирожными, которые тут же появились на столе. Кулиш и Золин пили кофе.