Дмитрий Серков - Корпорация «Коррупция» Страница 64

– А по губернатору-то ты зачем прошлась? Юрий Алексеевич тебя и так терпеть не может, громы и молнии мечет, грозится теперь за клевету привлечь. Его-то зачем в общую кучу?!

– Я только правду написала. Ни в чем его не обвиняла. Да и он как глава края несет ответственность за все происходящее.

Борис посмотрел на нее так, что Алена без слов поняла: сейчас точно считает ее безмозглой барби. Ей было б лучше помолчать немного, подождать, когда пар выйдет, а не вставать в позу, не доказывать свою правоту.

– Ты меня со всех сторон подставила. – Тяжело вздохнув, он долил себе виски и в два глотка осушил стакан. – Получается, что при таких нарушениях в крае я работы своей не делаю. Не соответствую занимаемой должности, не справляюсь. Гнать меня тогда в шею надо. А с другой стороны… я ж после истории с генералом Бирюком долго старался тебе в глазах шефа имидж положительный создать, лучшие характеристики давал, исключительные способности описывал. Из кожи вон лез, чтобы он дал согласие на предоставление эксклюзивной информации. Без этого тебя бы на пушечный выстрел к администрации не подпустили… А ты за один присест взяла и все испохабила!

Штурмин покачал головой, в последний раз смерил Соболеву взглядом и, подхватив пальто, направился к выходу. Прочитав в ее глазах немой вопрос, ответил:

– Извини, у меня работа! – Затем остановился на секунду в дверях и небрежно бросил. – Надеюсь, ты больше не совершишь подобных ошибок.

Дверь за ним с силой захлопнулась, а Алена бессильно сползла по стене на пол, руками обняв колени. Плечи ее тряслись в безмолвном рыдании. Без сомнений: не на такой эффект от статьи она рассчитывала.

Не сказать, что Алена Соболева совсем забыла о его существовании, но последнее время упоминания о нем ее нисколько не пугали. С недавних пор – точнее с тех самых, как молодая журналистка сблизились с советником – фигура этого человека потеряла в ее глазах всяческую одиозность.

Она буквально столкнулись с ним в дверях Академии развития предпринимательства, презентующей новый проект интеграции малого бизнеса в туристическую отрасль края.

Презентация показалась ей откровенно никакакой – переливание из пустого в порожнее и декларирование давно набивших оскомину лозунгов, а вот встреча, скорее даже несколько произнесенных фраз, оставили определенный осадок.

Выглядел Моисеев много хуже – время не пощадило его, оставив неизгладимый отпечаток: осунулся, похудел, ссутулился, и пошитый некогда на заказ пиджак мешком висел на костлявых плечах. В уставших глазах угас жизненный огонек, пропал присущий им ранее блеск. Соболева про себя удовлетворенно улыбнулась, подумав, что видно передел в теневом бизнесе обрел нешуточные масштабы. А может, Роберт просто подсел на какую-то сильную дурь.

– Ааа, Алена, – его лицо исказила гримаса ненависти, – свет нашей желтопрессной жизни! Рад видеть!

Предпочтя не реагировать на издевку, Соболева сохранила полное самообладание.

– Не могу ответить взаимностью.

– Пока это тебе позволительно…

Они стояли в проходе, и людское течение плавно обмывало их со всех сторон.

– Я все еще лелею надежду на интервью. – Алена лучезарно улыбнулась, прекрасно понимая, что ее благополучие – соль на открытую рану человека, совсем недавно жаждавшего кровавой мести.

– Обязательно! – Моисеев по-шакальи ощерил пасть, – скоро время придет…

– Я буду ждать, – ее поведение было средним между иронией и флиртом.

– Не долго осталось. Скоро все разрешиться. И всем воздастся… за все. И тебе, и покровителю твоему… Думаешь, Штурмин всесилен?.. Отнюдь… Тогда и побеседуем…

Смачно сплюнув ей под ноги, некогда известнейший бизнесмен Южноморска размашистой походкой направился в сторону своего автомобиля, оставив журналистку пребывать в недоумении.

«Тогда и побеседуем!» Звучало устрашающе, как злобное предзнаменование грядущего. Не то, чтобы Соболева поверила ему, но в проявлении своей ненависти даже не к ней, а ко всему окружающему Моисеев выглядел весьма убедительным.

Поежившись – словно озноб пробрал все тело – Алена направилась по своим делам…

Сон. Ей снился сон. Дурманящий туман девичьих грез. Волнующее ассорти из подростковых мечтаний о Золушке и волшебном принце на белом коне. Конечно, глупо, но чертовски приятно. Пусть не в жизни, но в мыслях окунуться в сказочную действительность, прикоснуться к сокровенному, оказаться в центре событий, чувствовать и видеть то, чего не может происходить в реале. Головокружительное видение с жутким неестественным финалом.

…Насквозь пропитанный солнечным светом воздух благоухал терпким ароматом жасмина и приторным запахом трав, наполнялся шуршащими порывами ветра, шелестом березового листа и переливчатым звоном колоколов. На краю зеленого луга, на самой опушке березовой рощи, там где возвышался рубленный храм, увенчанный потемневшей от времени деревянной маковкой с таким же деревянным крестом, толпился народ. Люд самый разный – и богатый, и бедняк, и бабы, и мужики – но обязательно чистый и опрятный, с прямыми спинами и благостными лицами. Кто-то неуверенно топтался в сторонке, переминаясь с ноги на ногу, кто-то вступал в дискуссии и даже спорил, но чинно, размеренно, с достоинством. Без пены у рта и рукоприкладства.

Стоило только звонарю на звоннице успокоиться, как на свой лад его мелодию подхватили соловьи, звонкоголосым пением извещая округу, что сегодня день великих свершений. Сегодня Свадьба! И радость наполняла сердца, разливалась по округе, вселяла единение в души. Сегодня объединяются не только Он и Она, сегодня мир становится цельным, в нем больше нет места насилию и лжи, а только любовь и преданность. Потому и стоит люд возле церкви, потому не чураются баре челяди.

И трель соловьиную подхватывали звери дикие, вышедшие из чащи на опушку, дабы поприветствовать влюбленных. Каждый на свой манер: и волк серый, и медведь косматый, и лисица рыжая, и много еще кто, но обязательно с почтением и поклоном.

Вот неспешно вышел на свет Божий из храма батюшка. Высокий, бледнолицый, с седой бородой лопатой, с проникновенным взглядом, в черной просторной рясе, с толстыми мясистыми пальцами, сцепленными на необъятном животе. Большой наперсный крест с фигурой Спасителя, инкрустированный самоцветами, заискрился на солнце, своим величием заставив собравшихся сощуриться.

Не сходя с крыльца, священник воззрился вдаль, и его примеру последовали другие.

Ну, где же? Ну, когда?!

На противоположной стороне луга, где травы не было видно от охры цветущих одуванчиков, а светлая березовая роща уступала место темному бурелому хвойного леса, там, под голубым небосводом поднимая клубы пыли, показались всадники. По мере их приближения становились различимы задорный свист и гиканье, стук копыт и конское ржание, скрип упряжи и бряцание рессор повозки. Впереди на вороном жеребце с роскошной гривой восседал жених, убранный в блестящую, с иголочки, кольчугу, без шлема, в кожаных сапогах со шпорами. Открытый взор, волевое лицо, тонкие губы с застывшей на них полуулыбкой. Светлые вихры, свободно развивающиеся по ветру.

Неуемная сила и православная кротость сочетались в нем.

Следом, едва за лошадиным крупом, по правую и левую руку на паре гнедых скакали два копейца, облаченные в красные кафтаны с собольей оторочкой, с лихо заломленными на затылке шапками, с короткими мечами на поясах. За ними, не нарушая строя, под улюлюканье старого кучера катился экипаж, запряженный русской тройкой, в котором на укрытых персидскими коврами диванах в бесчисленной пышности юбок утопала невеста – венец невинности и порока. Накрепко утянутый корсет выгодно подчеркивал осиную талию и высокую грудь, худые голые плечи накрывала белая песцовая шаль, а спадающая ниц фата скрывала лицо молодой счастливицы от пытливого взора.

Только завидев ее, Алена испытала необычайную легкость в теле и ясность ума, почти слилась с ее душой, смотрела на мир ее глазами, думала ее мыслями.

Сзади на приступках, крепко держась на ухабах, стояли два золотокудрых ангелочка – мальчики-пажи лет двенадцати в кремовых камзолах и заваленных набок картузах, в гольфах и полусапожках.

От величия процессии толпа ахнула и расступилась.

– Тпрууу! – зычно крикнул кучер, останавливая экипаж возле самой лестницы, лихо скатился наземь и, покорно склонив голову, не смея взглянуть на ослепительную красоту невесты, почти физически ощущаемую даже сквозь непроницаемую фату, протянул руку, помогая спуститься.