Дмитрий Серков - Корпорация «Коррупция» Страница 65

Священник одобрительно кивнул, задумчиво огладил бороду и, ни слова не говоря, скрылся в полумраке церкви. Следом за ним, нежно держась за руки, по лестнице поднялись молодые, потом мальчики-пажи, несущие на лиловых подушечках обручальные кольца: золотое и серебряное. Золотое – символ солнечного света, дарующего жизнь всему сущему, силе и энергии которого уподобляется муж в брачном союзе. Серебряное – суть луны, светила меньшего, но вечного, хранящего ночной покой, сияющего отраженным солнечным светом. Затем прошли копейцы, снявшие шапки и оставившие копья возле коней, а за ними уже медленно и неуверенно, осеняя себя крестом, шествовала и вся праздная публика.

В знак того, что таинство свершается пред лицом Создателя, по Его Помыслу и в Его присутствии, как и положено, венчанию предшествовало обручение. Оставив жениха и невесту пред святыми дверями храма, священник чинно прошествовал в алтарь, символизируя всем своим видом лик Всевышнего.

Под низким дубовым потолком храма разнеслось громоподобное благословение:

– Во Имя Отца, и Сына, и Святого Духа…

Последовательно осенив себя троекратно крестным знамением, сначала жених, а затем невеста приняли из рук священника восковые свечи, миролюбиво потрескивающие плавящимся воском и отбрасывающие на стены дрожащие тени, знаменующие ту любовь, которую они отныне должны питать друг к другу и которая должна быть пламенна и чиста.

Стоящий в тени диакон возгласил:

– Миром Господу помолимся. О свышнем мире и спасении душ наших Господу помолимся…

Следуя его призыву, прихожане храма, склонив головы и вперив очи в пол, зашевелили губами, читая сокровенные слова молитвы, воздавая дань почтения Творцу, очищая помыслы и души. Людская масса заполняла все свободное пространство, бесформенной кляксой расползалась по отшлифованному тысячами ног дощатому полу, терялась в темных углах и, обступая со всех сторон молодых, скромно не доползала до алтаря. Словно набегающая волна разбивалась о неприступный утес – глыбоподобную фигуру священника, простершего длань над застывшими перед ним тщедушными фигурами жениха и невесты, испытывающими благоговейный трепет.

Не буднично перебирая слова, а истово читая молитвы, священник благословлял рождение детей для продолжения рода человеческого, на любое дело благое, просил Господа исполнить любое прошение жениха и невесты, относящееся к их спасению. И шепот окружающих вторил ему, увеличивал силу воззваний к Всевышнему, укреплял дух и веру.

Кольца, лежащие по правую сторону святого престола, точно перед лицом Самого Господа Иисуса Христа, символизировали не просто дань жениха невесте, а выражали взаимную любовь и единение в вере, вечный союз между ними.

– Обручается раб Божий … рабе Божией … во имя Отца, и Сына, и Святого Духа…

Алена не слышала имен, но чувствовала, что они необычайно близки. Тайком поглядывая из-под фаты на безупречный профиль суженого, испытывала сладостное возбуждение от происходящего Таинства. Он – только мой. И в радости и в горе. А я – его.

Целиком и полностью принадлежу только ему. Сказочному принцу. И на любовном ложе, и на смертном одре.

Освещая крестным знамением молодых, святой отец протянул обручальные кольца.

Больше нет ее или его. С сего момента перед Богом и людьми они – неделимое целое!

И снова батюшка воззвал к Господу. И повинуясь ему, люди воздели глаза к небу, скрытому за сводами церкви. Дабы Всевышний Сам осенил положение колец благословением небесным и послал Ангела хранителя и руководителя в новой жизни молодых.

Никогда ранее Алене Соболевой не было так легко и благостно, как сейчас. Стремясь воспарить ввысь над молящимися людьми, над старенькой церковью, сиротливо притулившейся на окраине утопающего в изумрудной зелени луга, над широкими полями и дремучими лесами, она готова была разделить небесную лазурь с птицами и разгонять пушистые облака ладонями. Она видела все то глазами невесты, то извне, точно сторонний наблюдатель, не принимающий участия в происходящем. И от череды сменяющихся ракурсов, от переполнявших душу эмоций молодой непорочной девушки кружилась голова.

Окончив обручение, Он и Она, держа в руках зажженные свечи, вошли в таинство венчания. Следуя за священником с кадилом, раскуривающим фимиам, торжественно вышли на середину храма, встали на разостланный на полу молочно-белый плат перед аналоем, на котором уже были уложены крест, Евангелие и венцы.

Неизвестно откуда взявшийся хор запел в унисон:

– Слава Тебе, Боже наш, слава Тебе…

Хотелось ущипнуть себя, чтобы почувствовать реальность происходящего, но страшно было проснуться и в мгновение все потерять. Нет уж, пусть сладостные грезы продолжаются…

И вот он момент истины! Глас священника вопрошал жениха:

– Имеешь ли ты искреннее и непринужденное желание и твердое намерение быть мужем невесты, которую видишь здесь перед собой?

– Имею, отче, – ни один мускул не дрогнул на мужественном лице, ни секунды не потребовалось на размышление.

– Не связан ли ты обещанием другой невесте?

– Нет, не связан!

Затем священник обратился к девушке:

– Имеешь ли ты искреннее и непринужденное желание и твердое намерение быть женою человека, которого видишь перед собою?

– Имею, честный отче, – у Алены не было никаких сомнений, только радость от вершащегося, но голос предательски дрогнул.

– Не связана ли обещанием другому жениху?

– Нет, не связана.

И тут она услышала свистящий шепот, шедший из ниоткуда, точно зародившийся глубоко в подсознании: не свое ты место заняла! Чужое! Резкий порыв ветра распахнул створы окон, ворвался в храм, сквозняком просвистел по полу и, оттолкнув дверь, вырвался наружу. Голубое небо вмиг потемнело, налилось свинцом, нависло тяжелым покровом и разразилось ливнем. Ропот пронесся среди прихожан, напуганных резкой переменой погоды. Ударил гром, покачнув бревенчатые стены храма. Скрипнул крест, вздрогнули лики святых, заколебалось, затрепетало пламя свечей. Неведомая сила подхватила Алену, точно пушинку, скомкала, сжала в кулак и выбросила бестелесную оболочку из тела, из храма, на улицу к простолюдинам и лошадям, под холодные капли проливного дождя.

Испугано ахнули прихожане. Ужас от происходящего сковал Соболевой душу. И только священник взывал к Всевышнему, продолжая венчание:

– Благословено Царство…

После краткой ектеньи о благостоянии душевном и телесном жениха и невесты священник произнес три молитвы:

– Боже Пречистый и всея твари Содетелю…

– Благословен еси, Господи Боже наш…

– Боже Святый, создавый от персти человека…

Алена Соболева одиноко стояла в грязи, под дождем, не в силах сдвинуться с места, а в голове нервно пульсировало: Чужое место! Не твое! Прекрасно понимая, что должна обязательно вернуться в тело невесты – иначе случится непоправимое – не могла ступить и шага. Недавние яркие краски померкли, явь стала мрачной, под гнетом непогоды звери разбежались, а птицы разлетелись в поисках укрытия. Кучер и прочие служки попрятались в укромных местах. Лошади на привязи нервно топтались на месте, замешивая грязь.

Усиливающийся ветер, гулко завывая в вышине, нещадно пригибал деревья и кустарники, стелил по земле сочные травы. Будто из разверзшихся небес хлестали вниз потоки воды.

То был уже не дождь, а водопад, быстрый и стремительный, образующий не лужи, а озера.

Молния разрубила небо надвое. Раз! Другой! В третий раз угодила точно в купол с крестом, но вопреки ожиданиям, не зажгла иссушенное временем дерево, а с шипением захлебнулась в нем. Следом ударили оглушительные раскаты грома. Каждый последующий вдвое, а то и втрое превосходящий предыдущие.

Ничего живого вокруг, и только она, омываемая тугими струями дождя, обездвиженная перед порогом храма. Лишенная тела, не чувствовавшая ни холода, ни влаги. Все ощущения – только внутри, в душе. Необъяснимая тьма, боль и пустота.

Затрудняясь сказать, когда все закончилось, просто открыв глаза, Алена вновь увидела свет и услышала звуки. Сначала тихие, затем все громче и разнообразнее. Вновь воссиявшее солнце дразнило солнечными зайчиками, в нос ударил запах хвои и влажной травы. Разреженным после грозы воздухом дышалось легко и сладостно.

Кучер растеряно перетаптывался с ноги на ногу, будто проверяя сбрую, а на самом деле опасливо косился на вход в церковь. На глаза накатились слезы, а дыхание сбивалось резкими вздохами. Его экипаж был укрыт черным бархатом с серебряной тесьмой.