Джон Гришем - Пора убивать Страница 64

- Вы самая высокооплачиваемая секретарша в городе, Этель. Я повысил вам жалованье всего три месяца назад.

- Но не о своих. Выслушайте меня. Денег, лежащих на вашем счете в банке, не хватит на оплату текущих расходов за этот месяц. Июнь заканчивается, а нам нужно заплатить в общей сложности одну тысячу семьсот долларов.

Прикрыв глаза, Джейк наморщил лоб.

- Посмотрите на эти счета. - Она помахала ворохом бумажек. - На целых четыре тысячи. Чем мне по ним платить?

- А сколько в банке?

- В пятницу было тысяча девятьсот долларов. За сегодняшнее утро никаких поступлений.

- Никаких?

- Ни цента.

- А как же дело Лайфорда? Мой гонорар составил три тысячи.

Этель покачала головой:

- Мистер Брайгенс, его дело еще не закрыто. Мистер Лайфорд пока не подписал документ о передаче имущества. Вы должны получить деньги только после продажи его дома. Разговор об этом был три недели назад, помните?

- Не помню. А Бак Бритт? Это еще тысяча.

- Банк вернул его чек ввиду отсутствия на счете мистера Бритта денег. Чек лежит на вашем столе уже две недели. Она остановилась, чтобы сделать глубокий вдох.

- Вы прекратили прием клиентов, мистер Брайгенс. Вы не отвечаете на телефонные звонки и...

- Не читайте мне лекций, Этель!

- И вы отстаете во всех своих делах на целый месяц!

- Хватит!

- Все это началось с дела Хейли. Вы только о нем и думаете. Вы им просто одержимы. Так мы долго не протянем.

- Мы! Сколько раз я опаздывал с выплатой жалованья, Этель? Много я вам еще должен? А?

- Есть кое-что.

- Но не больше, чем обычно, ведь так?

- Да, а что вы скажете в следующем месяце? До суда еще четыре недели.

- Замолчите, Этель. Просто замолчите. Если вам так уж трудно, можете уволиться. Если вы не можете держать рот закрытым, то считайте, что я сам вас уволил.

- А вам бы хотелось от меня избавиться, правда?

- Меня это совершенно не волнует.

Этель была волевой женщиной. Четырнадцать лет работы с Люсьеном закалили бы кого угодно, но ведь она ко всему прочему была еще и женщиной; при этих словах Джейка ее верхняя губа задрожала, в уголках глаз показались слезы. Она опустила голову.

- Извините меня, - прошептала Этель. - Я просто очень волнуюсь.

- Из-за чего?

- Боюсь за себя и за Бада.

- Что такое с Бадом?

- Он очень болен.

- Мне это известно.

- У него все время скачет давление, особенно после телефонных звонков. За последние пять лет он перенес несколько инсультов и инфаркт. Он живет в постоянном страхе, мы оба боимся.

- И много этих телефонных звонков?

- Было несколько. Нам угрожали поджечь дом, а один раз - даже взорвать. Все время нам говорят, что знают о каждом нашем шаге, и еще добавляют, что если Хейли оправдают, то они сожгут дом или подложат динамит, пока мы будем спать. Было два звонка с угрозой просто убить нас. Никакая работа этого не стоит.

- Может, вам действительно стоит уволиться?

- И голодать? Бад не работает вот уже десять лет, вы же знаете. А чем я еще могу заняться?

- Послушайте, Этель, мне тоже угрожают. Но я не отношусь к этому так серьезно, как вы. Я пообещал Карле, что брошу дело Хейли в случае мало-мальски серьезной опасности. Это должно успокоить и вас с Бадом. В угрозы я не верю. Мало ли в мире идиотов!

- Вот это-то меня и беспокоит. Такому идиоту может взбрести в голову что угодно.

- Ну нельзя же так! Я попрошу Оззи, чтобы он повнимательнее следил за вашим домом.

- Вы я вправду это сделаете?

- Конечно. Ведь за моим они поглядывают. Поверьте мне, Этель, вам не о чем волноваться. Скорее всего это развлекаются какие-то панки.

Она вытерла слезы.

- Простите меня за то, что разревелась перед вами, и за то, что в последнее время была слишком раздражительной.

"Сорок лет ты была раздражительной, а не последнее время", - подумал Джейк и ответил:

- Все в порядке, Этель.

- А как быть с этим? - Она вновь взмахнула счетами.

- Я достану деньги. Беспокоиться не о чем.

Уилли Хастингс закончил свою вторую смену в десять вечера, зарегистрировал время ухода на часах рядом с кабинетом Оззи и, сев за руль машины, направился к дому, где жили Хейли. Сегодня была его очередь спать на кушетке. Кто-либо из мужчин спал на кушетке Гвен каждую ночь: брат, или двоюродный брат, или друг. Хастингс приходил по средам.

Но спать при включенном свете было невозможно. Тони отказывалась и близко подходить к своей кроватке до тех пор, пока в доме не включат все огни. А вдруг где-нибудь в темноте ее поджидают те мужчины? Ведь сколько раз она видела, как они подползают по полу к ее постели, а когда их что-нибудь спугнет, они тут же прячутся по шкафам. За своим окном она слышала их голоса, она видела их налитые кровью глаза, следящие за тем, как она готовится лечь спать. И у себя над головой Тони слышала шум, будто кто-то ходил по чердаку в ковбойских сапогах, которыми они пинали ее. Тони знала, что они там, наверху, что они дожидаются, пока внизу все уснут. А уж тогда они спустятся сюда и снова утащат ее в жуткие заросли. Раз в неделю ее мать и самый старший из братьев поднимались по приставной лестнице на чердак, чтобы осмотреть его, держа на всякий случай в руках, кроме фонарика, еще и пистолет.

В доме не должно было быть ни одной неосвещенной комнаты, когда девочка отправлялась в постель. Однажды ночью, когда Тони лежала без сна рядом с Гвен, свет в коридоре вдруг погас. Объятая ужасом, Тони закричала и кричала до тех пор, пока брат Гвен не добрался на машине до открытой ночь напролет мелочной лавки и не привез лампочку.

Тони спала с матерью, которая крепко сжимала ее в объятиях, пока обступавшие девочку злые демоны не растворялись в ночи. Поначалу Гвен тоже никак не могла привыкнуть к свету, но по прошествии пяти недель стала хотя бы дремать. Маленькое тельце дочери рядом с ней даже во сне билось и дергалось.

Уилли пожелал мальчикам спокойной ночи и склонился, чтобы поцеловать Тони. Он показал ей свое оружие и пообещал не спать всю ночь. Пройдя по дому, проверил дверцы всех шкафов. Только после этого Тони немного успокоилась, легла рядом с матерью и уставилась взглядом в потолок. Из глаз девочки текли слезы.

Около полуночи Уилли снял ботинки и вытянулся на кушетке. Расстегнув ремень, положил на пол револьвер. Он уже засыпал, когда до его слуха донесся жуткий вопль. Это был звенящий от ужаса, пронзительный крик ребенка, которого подвергли какой-то пытке. Подхватив свой револьвер, Уилли бросился в спальню. Тони сидела на постели лицом к стене, стрясаемая криком и дрожью. Она увидела их в окне - они поджидали ее! Гвен прижала ее к себе. У спинки кровати стояли мальчики, беспомощно глядя на сестру. Карл Ли-младший приблизился к окну, но никого там не увидел. За прошедшие пять недель подобное случалось не впервые, и братья уже поняли, что сделать они могут немного.

Гвен успокаивала Тони, нежно опустив ее головку на подушку:

- Все в порядке, малышка, с тобой мамочка и дядя Уилли. Никому до тебя не добраться, моя девочка. Все хорошо.

Тони захотела, чтобы дядя Уилли уселся с револьвером пол окном, а мальчики легли спать на полу вокруг ее кровати. Они беспрекословно подчинились. В тишине раздалось несколько жалобных стонов девочки. Потом стихли и они.

Уилли сидел на полу под окном, пока все наконец не заснули. Тогда он перенес мальчиков по одному в их постели, а сам вновь уселся под окном ждать рассвета.

Джейк встретился с Эткавэйджем в пятницу у Клода, чтобы пообедать. Они заказали ребрышки и шинкованную капусту. Зал набили битком, как обычно, и впервые за четыре недели в нем не было чужих, посторонних лиц. Завсегдатаи болтали и сплетничали, как в добрые старые времена. Клод был в отличной форме: напыщенный и многословный, он поторапливал своих робких и послушных клиентов, проклиная их на чем свет стоит. Он был одним из тех немногих, чья ругань и проклятия не унижают человека, а доставляют ему радость.

Эткавэйдж присутствовал на последнем слушании и в случае крайней необходимости выступил бы со свидетельскими показаниями. Но, зная о том, что банк был бы этим весьма недоволен, Джейк и не хотел вторично обращаться к другу за помощью. Всем банкирам изначально присущ какой-то инстинктивный страх перед судейскими, так что Джейк даже восхитился тем, что Эткавэйдж нашел в себе силы победить эту паранойю и прийти на слушание. Этим самым он вошел в историю как первый в округе Форд банкир, явившийся в суд - на заседание суда! - не по повестке, а сам. Джейк прямо-таки гордился своим другом.

Промчавшийся мимо них Клод на ходу свирепо бросил, что в их распоряжении ровно десять минут, так что нужно не трепать языками, а есть, есть! Покончив с последним ребрышком, Джейк вытер салфеткой рот.

- Послушай-ка, Стэн, возвращаясь к займам, мне нужны пять тысяч на девяносто дней, под мою ответственность.

- Возвращаясь? А кто же про них говорил?

- Ты начал что-то про банки...