Джон Гришем - Пора убивать Страница 65

- Ты начал что-то про банки...

- А мне показалось, мы клеймили позором Бакли. Я наслаждался этим!

- Тебе не стоило бы превращаться в критикана, Стэн. Приобрести эту привычку весьма нетрудно, а вот избавиться от нее почти невозможно. Она обкрадывает твою душу.

- Какой ужас! Простишь ли ты меня когда-нибудь?

- Так как насчет займа?

- О, договорились. Но зачем он тебе?

- А это имеет какое-то значение?

- Не понимаю, что ты хочешь этим сказать.

- Слушай, Стэн, единственное, о чем тебе стоит беспокоиться, - это смогу ли я вернуть деньги через девяносто дней или нет.

- Хорошо. Ты сможешь вернуть деньги через девяносто дней?

- Отличный вопрос, Стэн! Да, смогу.

Эткавэйдж улыбнулся:

- Хейли выжал из тебя все соки, а?

Джейк улыбнулся в ответ.

- Да, - признался он. - Трудно собраться с мыслями о чем-то другом. До суда еще чуть больше трех недель, и мне не хотелось бы в это время заниматься посторонними вещами.

- Сколько ты на этом деле заработаешь?

- Девятьсот минус десять тысяч долларов.

- Девятьсот!

- Да, ведь он не смог заложить землю, ты помнишь?

- Недорого же ты берешь.

- Конечно, если бы ты дал Карлу Ли денег под землю, мне не пришлось бы сейчас говорить с тобой о займе.

- Я все же предпочел бы ссудить именно тебе.

- Отлично. Когда я смогу получить чек?

- Да ты, похоже, в отчаянии?

- Просто знаю, сколько времени требуется вашим комиссиям по займам, аудиторам, вице-президентам, такому-то и такому-то, и в конце концов где-нибудь через месяц вице-президент этакий поставит свою подпись на нужном документе, если кассир скажет ему, что в кассе есть наличность, а дома у самого вице-президента нет разлада с женой. Уж я-то знаю методы вашей работы.

Эткавэйдж бросил взгляд на часы:

- В три часа дня тебя устроит?

- Да.

- Под твою ответственность?

Джейк вытер губы и перегнулся через стол. Голос его звучал абсолютно спокойно:

- Мой дом заложен и перезаложен, и у тебя закладная на мой автомобиль, если помнишь. Я могу выписать тебе закладную только на свою единственную дочь, но, если ты вздумаешь лишить меня права выкупа, я убью тебя. Какая ответственность, какие гарантии тебе еще нужны?

- Извини меня за этот вопрос.

- Когда я получу чек?

- В три часа.

Появившийся откуда-то Клод вновь наполнил их стаканы чаем.

- Еще пять минут, - громогласно объявил он.

- Восемь, - требовательно сказал Джейк.

- Послушайте, мистер Шишка, - с ухмылкой обратился к нему Клод, здесь вам не зал суда, а ваш снимок в газете не стоит и двух центов. Я сказал - пять.

- Пусть так. Однако ребрышки у меня были жестковаты.

- То-то я вижу, что на тарелке ничего не осталось.

- Стоят они столько, что поневоле съешь все.

- Они обойдутся вам еще дороже, если станете жаловаться.

- Мы уходим, - предупредительно сказал Эткавэйдж, вставая и бросая на стол доллар.

Во второй половине дня в воскресенье семейство Хейли так же разместилось за столиком с зонтом, в стороне от неистовства под баскетбольным щитом. Уже установилась летняя жара, и липкий, влажный воздух стелился по самой земле, пробираясь даже в тень. Пока дети вместе с отцом в поте лица трудились над жареным цыпленком, Гвен отмахивалась от надоедливых мух. Торопливо поев, ребята побежали к качелям, которые Оззи установил совсем недавно для детишек своих подопечных.

- Что с тобой делали в Уитфилде? - поинтересовалась Гвен.

- Ничего особенного. Задавали какие-то вопросы, брали анализы. В общем, чушь всякая.

- А содержали как?

- В наручниках. И стены обиты пробкой.

- Ты смеешься? Тебя посадили в комнату с пробковыми стенами? - Гвен это развеселило настолько, что она даже негромко хихикнула.

- Ну еще бы. Они следили за мной, как будто я был каким-то редким животным. Говорили, что я знаменитость. Мои охранники твердили, что очень гордятся мной. Один был бельм, другой - черным. Я, мол, сделал доброе дело, и они надеются, что я выкарабкаюсь. Они относились ко мне хорошо.

- Что сказали врачи?

- До суда они ничего не скажут, а на суде заявят, что я в полном порядке.

- Откуда ты знаешь, что они заявят?

- Джейк мне объяснил. До сих пор он не ошибался.

- Он нашел для тебя доктора?

- Да, выкопал где-то какого-то чокнутого пьяницу. Уверяет меня, что он психиатр. Я говорил с ним пару раз в кабинете Оззи.

- И что же он?

- Джейк уверяет, что он будет говорить то, что нам нужно.

- Он должен быть действительно хорошим специалистом.

- Составил бы неплохую компанию ребятам из Уитфилда.

- Откуда он сам?

- По-моему, из Джексона. Он не производит впечатления человека, уверенного в своих силах. Ведет себя так, будто я собираюсь прикончить и его. Клянусь, оба раза, что мы с ним разговаривали, он был пьян. Задавал мне такие вопросы, которые никто из присутствовавших не мог понять. Записывал что-то, как профессор. Говорил, что надеется помочь мне. Я потом спросил о нем Джейка. Джейк велел не беспокоиться, сказал, что на суде тот будет трезвым. Но по-моему, Джейк и сам неспокоен.

- Тогда зачем же нам его использовать?

- Потому что он не требует платы. Кому-то там что-то должен. Настоящий психиатр потребует тысячу за то, чтобы освидетельствовать меня, и другую тысячу за то, чтобы дать показания в суде. Это еще считается недорого. Но и об этом я даже думать не могу.

Улыбка сошла с лица Гвен, теперь она смотрела в сторону.

- Нам нужны деньги дома, - проронила она, не глядя на мужа.

- Сколько?

- Пару сотен на продукты и оплату счетов.

- А сколько у тебя есть?

- Меньше пятидесяти.

- Подумаем, что можно сделать.

Она посмотрела на него с удивлением:

- Что это значит? Ты хочешь сказать, что сможешь раздобыть денег здесь, в тюрьме?

Карл Ли поднял брови, погрозил жене пальцем. Не ее это дело - задавать ему такие вопросы. Брюки все-таки носит он, хоть и в камере. Он по-прежнему глава семьи.

- Прости, - прошептала Гвен.

Глава 24

Приникнув глазом к трещинке в одном из витражей своей церкви, преподобный Эйджи с удовлетворением наблюдал за тем, как во двор один за другим въезжают блестящие "кадиллаки" и "линкольны". Сегодня, в воскресенье, он назначил на пять часов заседание церковного совета: нужно обсудить ситуацию с делом Хейли, выработать стратегию действий на последние три недели, оставшиеся до суда, нужно подготовиться к приезду адвокатов ассоциации. Еженедельные сборы пожертвований приносили ощутимые результаты: всего на сегодняшний день в округе было собрано более семи тысяч долларов, и почти шесть из них преподобный отец поместил на специальный счет Фонда защиты Карла Ли Хейли. Семье Хейли не было передано ничего. Эйджи ждал указаний ассоциации, сам он считал, что все деньги должны идти непосредственно в фонд. Семью, если уж она будет голодать, могут покормить сестры в церкви. Наличные потребуются на другие дела.

Совет обсуждал новые способы поднять сборы. Не так-то просто заставить небогатых в общем-то людей расстаться с деньгами, но поскольку в их памяти пока еще свежи все события, сейчас самое время попробовать чуть надавить на прихожан, порастрясти их кошельки. Сделать это позже будет просто невозможно.

Члены совета договорились встретиться на следующий день в Клэнтоне, в церкви Спрингдэйл. Люди из ассоциации должны были прибыть в город к утру. Никакой прессы - заседание будет чисто рабочим.

Норману Рейнфилду был тридцать один год, и он считался признанным гением в уголовном праве. Прославился он еще десять лет назад, когда стал самым молодым выпускником Гарвардской юридической школы, получив диплом в двадцать один год. Он наотрез отказался от исключительно выгодного предложения влиться в состав сотрудников одной из самых престижных на Уолл-стрит юридических фирм, которая к тому же принадлежала его отцу и деду. Вместо этого он выбрал карьеру адвоката Ассоциации борцов за гражданские права черного населения и все свое время тратил на то, чтобы без устали спасать от смертной казни черных жителей Юга. В своем деле он был высококлассным специалистом, и не его вина в том, что успеха, несмотря на весь свой талант, он добивался редко. Большинство тех черных южан, равно как и большинство тех белых южан, которым грозила смерть в газовой камере, заслуживали такой смерти. Однако Рейнфилд и его команда защитников работали не совсем впустую: даже когда они проигрывали, они умудрялись значительно продлить пребывание своего подзащитного на этом свете путем бесконечных протестов, жалоб и апелляций. Четверо из его клиентов были казнены - кто в газовой камере, кто на электрическом стуле, кто при помощи смертельного укола, - и Рейнфилд считал, что это уж чересчур. Все четыре раза он наблюдал за тем, как они умирают, и после каждой казни в нем крепло стремление в нарушение всех законов и любой этики послать ко всем чертям суд и его почтенного председателя, порвать в клочья любой мандат и вообще сделать что угодно, лишь бы остановить это узаконенное убийство одним человеком другого. Незаконные же убийства, те, которые с таким мастерством и жестокостью совершались его подопечными, Нормана не интересовали. Не его это было дело - размышлять о таких убийствах, вот он и не думал о них. Зато против убийств разрешенных, убийств, так сказать, официальных он направлял весь свой профессиональный талант, все благородное негодование своей праведной души.