Террорист из «Гринго» - Александр Мокроусов Страница 67

– У меня просто было некоторое время, вот я и решил приобщиться к вашей культуре.

Пауза. Сэр Реджинальд молчит очень долгие две, три секунды.

– Мистер Романов, на вас есть микрофон, нас кто-то слушает? Если так, кашляните.

– Не переживайте, нас никто не слушает, я могу обоснованно надеяться, что сумел оторваться от людей «Гринго», хотя, даже если и нет, теперь это уже не важно.

– Мистер Романов, вы понимаете ответственность, которую вы на себя берете, отказываясь посвятить нас в свои планы?

– Всецело. Я полностью осознаю все, что я делаю. Так вообще очень часто бывает.

Смотрю на часы. 17:19. Через минуту все начнется, уж не знаю, насколько тут громкие сигнализации, но то, что о переполохе уже через пару минут станет известно всем вокруг – это наверняка.

– Простите, сэр Реджинальд, я еще не смотрел на королевских воронов, а замок скоро закроется. Всего доброго.

Оставляю наушники на табурете, белые капельки отчетливо видны на черной толстовке.

Через минуту мне нужно сидеть на первой от Белой башни скамье, напротив Места казни, спиной к Тауэрскому лугу и лицом к казармам Ватерлоо. Мне обещали, что на скамейку заранее прольют воду, поэтому нужное мне место гарантированно будет свободно.

Выхожу из магазина, надвинув кепку и даже натянув на голову капюшон. Мне уже совершенно не нужно прятаться, но отказываться от выполнения так долго обдумываемого плана даже мне тяжело, да еще и ветер, все-таки октябрь в Лондоне не самый ласковый.

Еще в примерочной я освободил телефон от футболки и замотал в нее пластиковую упаковку сувенирного бриллианта. Отправляю комок в ближайшую урну.

Ровно в 17:20 сажусь на нужную мне скамейку. Насколько я знаю план, от того, узнает ли меня подросток с Кохинуром или нет ничего не зависит. Скорее он вообще не увидит меня. Водители хороших, быстрых машин могут столкнуться с проблемой тоннельного зрения. На большой скорости наши глаза перестают воспринимать область периферического зрения. Взгляд будто бы концентрируется на том, что находится непосредственно перед водителем, словно он въехал в тоннель с серыми стенами. Это всего лишь защита нашего организма, он, даже без нашей команды, концентрируется на наиболее важной информации, отсекая все второстепенные вводные. Точно так же произойдет с подростком, который через несколько минут будет бежать мимо меня. Он не увидит ничего, кроме каменной кладки под ногами. И бриллиант он выбросит на расстоянии плюс минус сотни метров от меня. Мне просто нужно внимательно смотреть и ловить блеск.

И вот тут все и началось.

Глава 28

Ограбление музея это наверняка очень шумное мероприятие. Нужно разбить кучу стеклянных витрин, при этом начинают визжать сирены, с металлическим лязгом откуда-то сверху падают тяжелые железные решетки, начинают моргать лампы, непременно красного, в крайнем случае оранжевого цвета.

Именно так представлял себе начало ограбления я. Картина в моем воображении дополнялась бегающими в беспорядке йоминами-бивитерами, теряющими на бегу свои неуклюжие мягкие цилиндры. Солдаты в красных мундирах бегали бы, стараясь одновременно удержать ружья и высокие медвежьи шапки. Все это в мерцании сирен и под вой сигнализаций. Красота.

На самом деле я понял, что все началось в тот момент, когда все закончилось.

Не было никаких сирен, беготни и переполоха. Хотя нет, бег как раз был. Мимо меня пронесся парень, мальчишка лет тринадцати, в ярко зеленой болоньевой куртке. Именно шуршание материала, мальчишка интенсивно работал согнутыми в локтях руками, отвлекло меня от созерцания фантазийной картины ограбления. Из-за этого, приближающегося ко мне шуршания, я вскинул голову и заметил, как пробегая мимо меня мальчишка выпустил из правой ладони какой-то сверкающий голыш.

Черт возьми, да ведь все уже началось. Вернее, все уже закончилось. Я чуть было не прозевал свое участие в самом громком преступлении, ну или подвиге, за триста пятьдесят лет. Когда там, по словам Пателя, Тауэр был ограблен полковником Бладом?

А вот и охрана засуетилась. Ну да, за несколько веков спокойствия опыт видно поутратился.

Из дверей хранилища выбегают, выезжают на колясках и выпрыгивают на костылях подростки, вперемешку со стариками в форме йоменов. Причем охранники то хватают кого-то из подростков за руки, то отталкивают, чтобы схватить кого-то другого. А вот и солдаты. От правого крыла дома Ватерлоо к сокровищнице бежит дюжина военных, причем кто-то действительно, словно подсмотрев мои фантазии, придерживает высокую черную шапку рукой, а кто-то уже и потерял ее на бегу.

Не буду дальше смотреть этот спектакль. Мне пора в знакомую кабинку.

Поднимаюсь, совершенно непроизвольно потягиваюсь, делаю пару шагов, наклоняюсь и подбираю правой рукой пару камешков. Один, серый, гладкий, чуть поменьше, подкидываю и ловко ловлю той же рукой, в которой зажат и второй камень. Пол секунды рассматриваю маленький гладкий серый камешек и бросаю его куда-то за спину, на газон. Второй камень, тот который чуть больше, чуть острее и намного холоднее, зажат между пальцев. На него я не смотрю, опускаю руку, ни в коем случае не в карман, просто вниз, и иду в сторону дома Ватерлоо, но не к левому крылу, куда уже бегут какие-то черно-белые полицейские, а в правое, туда где магазин и туалет. Надеюсь, на записях видеокамер. Которыми утыкан весь внутренний двор, будет четко видно, что я поднял простой камушек, выбросил его и, ничего не кладя в карманы, сумку или даже рот, просто пошел по своим делам.

Как только вхожу в здание у меня прям руки начинают чесаться, так мне хочется взглянуть на Кохинур, прижатый средним пальцем к ладони. Но я понимаю, что уже через какой-то час все записи всех камер наблюдения будут пристально изучены и лучше я буду тем человеком, который просто спас имидж королевы, чем тем, кто принимал непосредственное участие в ограблении. А еще я понимаю, что вероятно уже сейчас единственный известный мне выход из замка перекрыт и торопиться некуда, но мне очень хочется пробежать этот десяток метров до кабинки, чтобы поскорее спрятать бесценный камень. Но я просто иду, спокойно, даже заинтересованно разглядывая витрину сувенирной лавки, спокойно вхожу в туалет, захожу в кабинку, не ту, в которой провел целый час, а в обычную работающую кабинку, приподнимаю крышку бачка унитаза и бросаю бесценный камень в воду. Достаю из кармана стеклянный эрзац и, с небольшим усилием, проталкиваю его в широкое горлышко бутылки. Возвращаю воду в сумку и выхожу из туалета.

При моем росте даже обычная походка, когда я никуда намеренно не спешу, чуть быстрее чем средняя