Антон Леонтьев - Миф страны эдельвейсов Страница 68

Мишель задрожала от нетерпения. Еще бы, она помнила, что тот, кто купил изумруд, не жалел денег. Намекалось вообще-то, что загадочный некто – то ли русский олигарх, то ли китайский мультимиллионер, но теперь оказывается, что им был ее покойный муж. Он ведь был в курсе, что молодая жена обожает драгоценности. Прекрасно, изумрудное ожерелье станет венцом ее коллекции!

Вдова отодрала обертку и распаковала посылку. Перед ней находился небольшой ящичек из слоновой кости. Крошечный ключик был вставлен в замочную скважину, оставалось только повернуть его – и она станет владелицей одного из самих дорогих ожерелий! Не исключено, что при плохом раскладе придется его продать, но выручка позволит ей жить припеваючи многие годы. Нет, все же Карл-Отто был хорошим супругом, и Мишель должна быть ему хотя бы чуточку благодарна... Пусть она его ни капельки и не любила...

Женщина повернула ключик, ее наманикюренные пальцы прикоснулись к крышке. Мишель потянула ее вверх и... прогремел мощный взрыв.

Когда прибывшая на место команда спасателей вошла в будуар Мишель, то обнаружила полный хаос. От тела вдовы практически ничего не осталось.

Наталья

О смерти Мишель Наташа и Сашá услышали по радио, когда подъезжали к Цюриху. Полиция исходила из того, что какой-то умалишенный прислал вдове миллиардера мощную бомбу в посылке, сдетонировавшую в тот момент, когда Мишель открыла ее. Мишель разорвало в клочья, а будуар и прилегающие к нему апартаменты были разрушены.

Женщины направились по адресу, где, как им стало известно, проживала какое-то время София Вазьен. Но ее имя больше не значилось на табличке.

– Она могла переехать, – предположила Сашá. – Или, что тоже не исключено, умереть.

Дверь подъезда открылась, вышла пожилая дама, закутанная в меховое боа. В руках у особы с фиолетовыми волосами была крошечная собачонка.

– Мадам, – обратилась к ней с чарующей улыбкой Сашá. – Не могли бы вы помочь нам? Мы – племянницы Софии Вазьен.

– Неужели? – холодно процедила особа, окинув Наташу и Сашá подозрительным взглядом. Наташа порадовалась, что они сняли головные платки до того, как отправились к дому.

– Мы приехали из... Новой Зеландии, – продолжила Сашá. – Мы очень давно не видели тетушку Софию, а теперь выясняется, что она больше не живет здесь. Не известно ли вам, что с ней стряслось?

– Хороши же племянницы, если не ведаете, что происходит с родной теткой! – фыркнула мадам.

– Она нам не родная, а двоюродная, по линии отца, – продолжала вдохновенно врать Сашá. – Из-за ссоры нашего папы и тети Софии около двадцати лет назад мы не имели возможности видеть ее долгие годы. Но теперь папочка умер, и мы хотели бы помириться с тетушкой.

Дама несколько смягчилась и заметила:

– Да, родственные связи – штука сложная. Я сама не разговариваю со своей младшей сестрой уже четырнадцатый год. Но во всем исключительно ее вина!

Опасаясь, что дама углубится в воспоминания, в разговор вступила Наташа:

– Но вы ведь знаете, что произошло с нею?

– Вынуждена сообщить вам печальное известие, – сказала соседка, – София тяжело больна. Она уже около года находится в доме для престарелых. Я все хочу навестить ее, однако подобные заведения навевают на меня страх и уныние.

– А в каком именно доме престарелых? – Сашá не дала ей возможности углубиться в описание собственных переживаний, и через минуту, получив от дамы адрес, женщины распрощались с ней.

Дом престарелых «У матушки Дорис», гордо именуемый «центром социальной реабилитации», располагался в тихом идиллическом районе Цюриха и был, как сразу поняла Наташа, весьма дорогим заведением.

Они вошли в холл большого современного здания, где их встретила приветливая медсестра. Узнав о цели их визита («Мы хотим посетить нашу милую тетушку Софию»), она воскликнула:

– О, как хорошо, что наконец кто-то решил навестить бедняжку! С тех пор, как мадам Вазьен оказалась у нас, она живет в полной изоляции. Однако мадам ничего не говорила о своих племянницах...

– Мы – двоюродные, по отцовской линии, – быстро вставила Сашá, прибегнув к уже опробованной выдумке. – Тетушка будет чрезвычайно рада видеть нас. Мы только что прибыли в Швейцарию из Новой Зеландии и узнали шокирующую новость – тетя оказалась в вашем заведении!

Медсестра кивнула и стала объяснять:

– Мадам Вазьен – очень сложный пациент. Она страдает полиартритом и диабетом, что, увы, сказывается на ее характере: частые и беспричинные вспышки раздражения, постоянные колкие замечания, даже ругательства. Ей доставляет особое удовольствие шпынять других наших подопечных, и если бы не щедрый спонсор, который обеспечивает пребывание у нас вашей тети, то мы давно были бы вынуждены попросить ее покинуть наш центр.

Медсестра проводила посетительниц на второй этаж, где располагались комнаты люкс. По пути Наташа заметила пожилых людей – кто-то сидел в холле и читал газеты, другие просто смотрели в большие окна, выходившие на ухоженный сад с прудом, некоторые тихо беседовали, вспоминая молодость.

– А кто столь щедрый спонсор, что оплачивает у вас пребывание тетушки? – спросила как бы между прочим Сашá. – Ее второй муж?

– Нет, что вы, – засмеялась медсестра. – Ее нахождение здесь оплачивает бывший работодатель, холдинг Веллерсхофов. Вы ведь, наверное, слышали о смерти старого графа и убийстве его вдовы? Ужасная трагедия!

Женщины оказались перед деревянной дверью бледно-розового цвета.

– Тетушка наверняка откажется нас видеть, но мы все равно хотели бы поговорить с ней, – сказала Сашá.

– Понимаю, подобные капризы вполне в ее духе, – усмехнулась медсестра. – Мадам Вазьен по причине своих многочисленных заболеваний прикована к постели. У нас много пациентов, которые не могут сами передвигаться, однако они все равно принимают деятельное участие в жизни нашего центра. У нас имеется отличная библиотека, кинозал и даже компьютеры с выходом в Интернет. Но ваша тетя не желает ни с кем общаться, а если и вступает с кем-то в разговор, то немедленно вспыхивают ссоры и склоки.

Медсестра постучала в дверь, и тотчас из комнаты раздался сварливый старческий голос:

– Убирайтесь прочь! Не желаю вашего дрянного ужина! Кормите такой гадостью своих старых ублюдков, но не меня!

– Вот видите, – многозначительно вздохнула медсестра, открывая дверь. Затем, изобразив на лице приветливую улыбку обратилась к даме, лежавшей на кровати: – К вам посетители, дорогая моя.

– Я же сказала, чтобы ты больше не смела называть меня так! – крикнула пациентка.

От прежней Софии Вазьен, чье изображение нашлось в Интернете, остались только ярко-рыжие волосы, наверняка крашеные, спадавшие на толстые плечи. Женщина значительно прибавила в весе и сильно постарела, но это точно была та же особа, что и на фотографии.

– Ваши племянницы, – провозгласила медсестра и поспешно вышла из комнаты, так что подушка, ловко пущенная Софией, шмякнулась в створку двери.

– Какие, к лешему, племянницы? – завопила пожилая женщина. – У меня никогда не было никаких племянниц. Наверняка приперлись к моей соседке, глупой курице Эдите. Она вечно воркует о своих племянницах и племянниках. Я же считаю, что родственные узы – самое мерзкое, что может быть в человеческой жизни!

Наташа увидела перед собой больную и полностью отчаявшуюся даму. Ей даже стало жаль Софию, несмотря на то, что та сыграла весьма незавидную роль в судьбе мамы и ее собственной.

– Сигареты есть? – грубо спросила София. – А то лахудры медсестры запрещают курить в своем чертовом курятнике. Тоже мне, центр социальной реабилитации! Сюда молодые да шустрые спихивают своих родителей, дедов с бабками и прочих родственников, вот и весь сказ. Так есть сигареты или нет?

– Мы не курим, – ответила Сашá.

София выдала тираду витиеватых ругательств и вздохнула:

– Ну а сладости имеются? Платишь за пребывание, как за отпуск в пятизвездочном отеле, а сервис, как в захудалом третьеразрядном сарае.

– Но у вас же диабет, – возразила Наташа. – Вам наверняка нельзя сладкое.

– Жизнь вообще игра со смертельным исходом, – заявила София. – Я знаю, долго мне не протянуть. Или меня доконают болезни, или я решу, по примеру чокнутых американских школьников, устроить резню. Хорошо было бы взять автомат и перестрелять всех – и тупых стариков, и наглых медсестер.

София говорила об ужасных вещах с легкостью.

– Ну что вылупились? Соверши я убийство, меня отправили бы в тюрьму, а там уж точно повеселее, чем здесь, в так называемом «центре социальной реабилитации»! – рявкнула та. Затем, приподняв газету, лежавшую у нее на одеяле, спросила: – Читали? Карл-Отто фон Веллерсхоф сдох. Я ведь у него работала. Впрочем, он мужик был нормальный. А вот его дочка, эта тварь Корнелия... Кстати, по радио сообщили, что от молодой вдовы нашли только несколько зубов и берцовую кость. Вот, начался дележ наследства! Они же, четверо детишек графа, ненавидели Мишель. Наверняка идея отправить мачеху на тот свет при помощи «небольшого сюрприза» пришла в голову Корнелии. О, я ее, гадину, отлично изучила за те годы, что работала на нее! Она меня сюда и пристроила. В качестве благодарности. Она сама ждет не дождется, когда же я наконец сдохну.