Керен Певзнер - Ее последний круиз Страница 7

– Не сомневайтесь, призы великолепны! Наша фирма никогда не экономит ни на рекламе, ни на качестве продукции. И, уверяю вас, призы будут отличного качества!

– Что получат девушки, занявшие второе и третье места?

Выражение лица председательствующего изменилось:

– К сожалению, условия конкурса таковы, что все, я повторяю, все, получит только победительница! Будет определена еще и дублерша, но ей не достанется ничего. Только в случае отказа победительницы, или выяснения особых обстоятельств, по которым ее невозможно допустить к рекламе нашей продукции, все призы, а также контракт с фирмой переходят к дублерше.

– Круто! – зашелестели в зале.

Для девушек эта новость оказалась неожиданной. Они стали переглядываться, на лице Гальи застыло удивленное выражение. Она опомнилась, встряхнула кудряшками и уставилась на Гарвица. Яэль что-то жарко зашептала на ухо Ширли, а Мири обвела зал победным взлядом.

Только Шарон не изменила позы. Она продолжала улыбаться по голливудскому стандарту, глядя прямо перед собой. По ее лицу невозможно было узнать, обеспокоена она этим сообщением или нет.

– Тю-тю! – свистнул сидящий рядом со мной Глинский. – Ни тебе «Мисс очарование», ни «Мисс зрительских симпатий». Как в марафоне.

– В каком марафоне? – очнулась я.

– Как в старом фильме с Джейн Фондой «Загнанных лошадей пристреливают», – ответил он и навел свою лейку на Мири. – Посмотрите, Валерия, как хороша! Ничуть не сомневается, что выиграет.

– Ну, если выиграет, значит, повезет девочке, – мягко заметила я.

Тем временем пресс-конференция продолжалась. Девушки выступали, и на вопрос, каковы ваша планы на будущее, отвечали, что любят мороженое и мечтают работать в компании «Шуман и сыновья». Ни одна ни слова не сказала о том, куда денется в случае проигрыша.

Господин Шуман, сидел, сложив пухлые руки на животе, и хмурился. Ему явно не нравилось, куда свернула пресс-конференция, но он не знал, как ее прекратить. Он выбивал пальцами дробь и теребил свой галстук. От этого занятия его оторвал вопрос Глинского:

– Господин Шуман, не кажется ли вам, что такие условия конкурса представляют вас в невыгодном свете? Разве это хорошо: все одной и ничего остальным? Они же все красавицы! Каковы критерии правильности оценки?

Шуман расцепил свои пальцы и встал:

– Кто выиграет – решит жюри, составленное из представителей нашего руководства. Это коммерческое мероприятие, призванное улучшить имидж фирмы и обновить рекламу. Вы же не обижаетесь, когда из несколько претендентов на рабочее место выигрывает один, а другие не получают ничего? А в данном случае все девушки, невзирая на то, выиграли они или нет, получили прекрасную экскурсию, несколько нарядов, макияж. Что в этом плохого?

– Это цинично! – выкрикнула дама-корреспондент женского журнала.

Элиэзер Гарвиц попытался спасти ситуацию:

– Господа, господа, не надо. У нас устав, мероприятие было подготовлено и согласовано…

Но ему не дали договорить. Журналисты встали, и выхватывая сотовые телефоны, поспешили вон из зала. Девушки поднялись тоже. Гарвиц в микрофон объявил о закрытии пресс-конференции, но его уже никто не слушал.

В коридоре я наткнулась на Костю Блюма. Тот захлопнул крышечку своего сотового, и подмигнул мне:

– Ну, как вам этот балаган, дорогая?

Пожав плечами, я направилась к своей каюте. Блюм не отставал.

– Это скандал, Лера! Его распишут как пульку. Бедные несчастные девушки, жестокий и скупой хозяин. Публика любит такие темы.

– А, собственно говоря, что произошло? – я была раздражена необходимостью защищать честь фирмы. Не зря же они платили мне зарплату. Или собирались платить. – Это нормальный выбор. Никто их силком не тянул, золотых гор не обещал. Выиграет девушка – получит работу. Не выиграет – не пропадет. Они молодые и здоровые. Найдут себе дело по душе.

– О! – Костя поднял вверх указательный палец. – Наш дорогой айсберг Шуман – большой поклонник женской красоты! Говорят, однажды в Техасе он зашел в ночной клуб и запал на одну Лолиточку. Та сорвала с него неплохой куш, а когда у него кончились наличные, то потребовала кредитную карточку. Шуман отказался, и загремел в полицейский участок за «особо циничное оскорбление лица женского пола».

– Зачем вы мне это все рассказываете? – я попыталась остановить поток костиных сальностей.

– Просто он строит из себя хозяина-барина. Да он уже смотрит на девушек, как на свой личный гарем! И если победительница будет ломаться, тут же подберет новую. Здесь не Америка, помешанная на феминизме! И если я не прав, зачем ему формулировочка: «При выяснении непредвиденных обстоятельств»? Это какие-такие обстоятельства? Спидом заболеет?

– Нет, сыпь на губах выскочит. Больно будет мороженое лизать, ответила я и скрылась в своей каюте.

До начала конкурса оставалось около двух часов. Отдохнуть мне так и не удалось. Как заведенная, я бегала из одной каюты в другую, проверяла, все ли в порядке у конкурсанток, раздавала наряды, советовала насчет макияжа и туфель, звала Адольфа, приглашала визажиста, и еще Бог знает кого. Если бы я знала, сколько разных разностей свалится мне на голову, сто раз подумала бы, прежде чем соглашаться на такую кратковременную работу.

Потом все перешли в большую комнату, рядом с залом, ставшую примерочной на время конкурса. Там уже были установлены три больших зеркала и разложены веера с номерами. Эти веера девушки должны были держать на подиуме.

Элиэзер забежал ко мне примерно минут за двадцать до начала.

– Валерия, у вас уже все готово? Пересчитайте девушек – скоро начинаем, – и только я его видела.

Девушек оказалось семь. Пропала Мири. Только минуту назад я видела ее, наносящую последний штрих на алые губы, и как в воду канула.

– Кто видел Мири? – спросила я.

– Да чтоб она совсем пропала! – в сердцах сказала Линда и отвернулась.

Я выскочила из примерочной и понеслась по длинному коридору к каюте Мири.

На стук никто не отозвался. Побродив еще немного и постучав в другие каюты, я решила вернуться назад через другой выход, надеясь встретить Мири по дороге.

В самом конце коридора меня привлек какой-то шум. Понимая, что подслушивать нехорошо, но ничего не делая, чтобы не поддаться соблазну, я подошла к двери каюты и прислушалась.

Голос Мири я узнала сразу, несмотря на противные визгливые нотки. Она кричала:

– Ты, ты обещал! Обещал, что я буду «лицом фирмы»! И от жены уйти, и… и… – ее голос захлебнулся в рыданиях. Ей никто не отвечал, и она, плача, продолжала. – Я поссорилась с другом ради тебя, у нас уже свадьба намечалась! А ты пришел с этой рыжей, и теперь она глядит победительницей! Я убью ее! Я твоей жене все расскажу! Я открою все твои грязные делишки!…

Ей отвечал тихий придавленный голос:

– Только попробуй! Я не для того столько денег вложил в эту операцию, чтобы какая-то истеричка все разрушила. Не мешай, сделаешь все как надо и не останешься без награды. Но не зарывайся. Знай свое место, девушка…

Отойдя немного от двери, я глянула на номер каюты. Все понятно, это была каюта Шумана.

Я спешно отошла и правильно сделала. Дверь распахнулась и стукнулась о противоположную стену. Не заметив меня, оттуда выскочила Мири, закрывая лицо руками, побежала, нелепо ковыляя на высоких каблуках, уже полностью одетая для конкурса.

Мне пришлось дать спринтерский рывок, чтобы по другому коридору добежать до примерочной и встретить Мири там. Увидев ее зареванное лицо, я тут же послала девушку умываться и пресекла участливые распросы остальных.

Часы пробили восемь и мы, дружной стайкой, под звуки торжественного марша, вошли в зал.

Зал был украшен гирляндами шариков, свитых в арку. Вокруг сцены стояли вафельные стаканчики в рост человека. Туда вполне можно было засунуть любую девушку. Столики жюри украшали запотевшие хромированные термосы для мороженого.

Музыканты прекратили играть, слово взял Элиэзер Гарвиц. Он понес обычную бодягу о том, как приятно всех видеть в зале, какая замечательная фирма «Шуман и сыновья», что краше наших девушек нет на свете и прочее, и прочее.

Наконец, объявил первый конкурс. Девушки, изящно пройдясь по сцене, подходили к маленьким столикам и крутили ручки морожениц. Потом подходили к судьям и перекладывали мороженое в термосы. Жюри оценивало изящество и манеры.

Я во все глаза смотрела на Мири. Покрасневший носик она спрятала под светлой пудрой. Один раз поскользнулась и чуть не залепила мороженым в глаз пожилому судье, сидящему справа от Шумана.

Линда крутила ручку мороженницы, как истая голландка – невозмутимо и напористо. Эфиопка Рики наклонила голову влево, прислушиваясь к звукам, доносящимся из-под крышки. Яэль и Катя переглядывались и хихикали.