Тайна синих озер - Андрей Анатольевич Посняков Страница 7

Максим поднялся с койки, натянул трико. Пробежаться, что ли? Нет, лучше Горького почитать, вдруг вопрос по нему на экзамене попадется? Там по Горькому много…

Так, вот и хрестоматия, на столе, как раз на нужной странице открыта. Пролетарский писатель Алексей Максимович Горький родился… уехал… Капри… «На дне»…

А Колька Федотов? А Ванька Мошников?

…изображение сурового быта рабочего класса…

Колька — темная лошадка. Ни с кем особо не дружит, все время сам по себе, наособицу. Рыбалку любит — да и в кружок недолго ходил. Мог украсть? Кто его знает…

…в романе «Жизнь Клима Самгина» великий пролетарский писатель описывает…

Мошников? По мелочи хулиганит, и дружки у него такие же. Мог и этот… Но только если что плохо лежит. Но чтобы забраться да замки ломать — пожалуй, нет.

…встречался с Владимиром Ильичем… вред богостроительства в литературе…

— Макс! — снаружи послышался звонкий голос сестренки Кати. — Макс, ты проснулся уже?

— Занимаюсь, — он отложил книжку, распахнул дверь.

Катя немедленно заглянула внутрь:

— Ого — хрестоматия!

— А ты думала!

— Есть будешь? Я глазунью приготовлю. Мама на работе уже — у них там отчет какой-то.

— Глазунью, говоришь? Ну, давай.

Щурясь от солнца, Максим невольно залюбовался сестрой: высокая, стройная, с распущенными по плечам волнами светлых спутанных со сна волос, она выглядела чуть старше своих четырнадцати лет и уже притягивала взгляды парней. Конечно, приятно иметь такую красавицу-сестру, однако за девкой глаз да глаз нужен!

А как ей шло синее ситцевое платье! Вот вроде бы и простое, и чуть маловато уже…

— Ты что смотришь-то? Не нравится глазунья, могу омлет.

— Нет, уж лучше глазунью.

— Как скажешь. Ну и бардак тут у тебя! И как ты только тут что-то находишь?

— Да легко! — юноша усмехнулся и показал сестренке язык. — Бардак, говоришь? А у тебя на голове — «колдунья»! Прическа, конечно, модная, не спорю, но ходить в таком виде по улицам в нашем городке не рекомендуется.

— Вот дурак-то! — без всякой обиды рассмеялась Катя. — А еще взрослый… почти. Косу-то я заплету, а вот ты когда порядок наведешь в сарайке?

— Да я…

— А! Сам не знаешь. То-то! Ну, жду на завтрак. Читай свою хрестоматию.

Рано повзрослела сестренка… Теперь по попе не шлепнешь! Да и с сараем вишь как утерла!

Усевшись на койку, Максим бросил беглый взгляд на свое летнее обиталище и вздохнул. Чего тут только не было! Накопилось за много лет. Велосипедные колеса, ржавые рамы, неисправный насос (все руки не доходили починить), старые часы-ходики, радиолампы, еще какие-то детали, пачка старых журналов для радиолюбителей, заигранные до полной невозможности грампластинки, даже довоенный патефон со сломанной иглой и много чего прочего. Что-то — действительно нужное, а что-то — откровенный хлам, который, однако, рука не поднималась выкинуть. А вдруг да сгодится? Выкинуть-то легко, а потом обыщешься!

Максим покачал головой: ишь ты — бардак. Кому бардак, а кому — так надо. Все вещи — на своих местах, что понадобится — всегда отыскать можно. Хотя сестрица иногда приникала в сарай и даже в отсутствие брата что-то брала — обычно журналы или открытки… Вот и вчера, верно, заглядывала — вон, чемодан не так лежит, он должен строго у стеночки стоять, а не так вот…

Пнул чемодан ногой — тот быстро переместился на свое место. Максим опять завалился на койку и, закинув руки за голову, уставился в потолок. На губах его блуждала немного глупая, но счастливая улыбка. Лежал он, вчерашний день вспоминал, озеро. Лидию Борисовну… Лиду. Как там у Ярослава Смелякова? «Хорошая девочка Лида»…

Как они вчера целовалсь! Даже представить невозможно, чтобы вот так… А может, ничего и не было? Показалось все, приснилось? И Лида приснилась, и желтое бикини в горошек, как у Бриджит Бардо, и бесстыдно-темная ямочка пупка. И волнующе-упругая грудь, и все, что там дальше было…

Ах, как сладостно защемило сердце! Лида, Лида… Было ли все это? Было! И, очень даже возможно, будет еще…

Так, верно, не зря про Лидию Борисовну всякое болтали… И пусть! И что? Действительно — и что? Что дальше-то? Можно ли назвать это любовью? Вряд ли. Да точно — нет. Скорее влечение… к очень красивой девушке, да.

Макс пытался разобраться в себе. С одной стороны, ему, как комсомольцу и советскому человеку, должно быть стыдно, однако вот незадача, никакого стыда он почему-то не испытывал, мало того — мечтал повторить! Да и на его отношение к юной учительнице-практикантке случившееся никак не повлияло, разве что в лучшую сторону.

Ах, Лида. Лида… Так Смелякова и не вспомнил, только одну строчку. Надо у Катьки спросить — как все девчонки, она в толстую тетрадку записывает и стихи, и модные песни типа «Бабушка, научи меня танцевать чарльстон».

— Макс! Глазунья готова, — донесся с крыльца голос сестры. — Есть иди. А я потом в школу.

— Так каникулы же вроде начались? — выйдя из сарайки, Максим недоумевающее моргал глазами.

Катя подбоченилась — уже успела заплести косу:

— А учебники сдать? Да и Христина Федоровна просила с цветами в классе помочь.

Христина Федоровна была классным руководителем седьмого «А», где учились Катерина и Женька. Преподаватель математики — женщина строгая, но душевная.

— Вот поедим, и пойду. А ты учи!

— Да как-нибудь без сопливых…

Оставив брата готовиться к экзаменам, Катя аккуратно перевязала оставшиеся учебники бечевкой и зашагала в школу, намереваясь еще заглянуть к Женьке — та жила как раз по пути, рядом с колодцем.

В Озерске с недавних пор стало две школы. Одна — новая, светлая и просторная, построенная два года назад по типовому проекту для городских школ, и вторая — старая, деревянная, бывшая земская гимназия. Старая школа располагалась невдалеке от новой, на вершине крутого холма, поросшего высокими соснами и осиной. В этом учебном году в старом здании еще учились несколько классов начальной школы. Но уже с сентября их должны были перевести в новую школу, старую же передать на баланс Тянского гороно, для устройства в ней летнего трудового лагеря. Там же, в старом здании, пока находился и школьный музей.

На углу Пролетарской и Советской девушка остановилась отдохнуть у книжного магазина, где кроме книг продавались всякие школьно-канцелярские товары. Магазин оказался закрыт, хотя,