Лариса Соболева - Петля Афродиты Страница 8

Механически Надежда Алексеевна достала айфон и, якобы рассматривая на дисплее надпись – кто ей звонит, притом щурясь, сфотографировала парочку на фоне подъезда и старушек. Запечатлела просто так, вдруг пригодится. Возможно, Надежде Алексеевне даже не придется унижаться перед этой выдрой, например, предъявит фото мужу: мол, давай, дружок, выбирай между нами.

Парочка прошла мимо, а она, идя к старушенциям, оглядывалась, играя для бабуль, будто любуется молодыми людьми, одновременно тайком снимая их. Очень кстати парень обнял девицу за плечи! Должно быть, Валера «приятно» удивится. Так ему и надо, старому козлу. Приложив айфон к уху, Надежда Алексеевна заговорила, имитируя диалог:

– Да, здесь. Подхожу к дому…

Мысль быстра, но уловима даже таким истерзанным сознанием, как у нее. Почему не допустить, что Валера прекрасно знаком с обоими молодыми людьми? А если это молодожены и у них есть общие дела с мужем? Но, пардон, а поцелуй? Чужих жен с такой неповторимой нежностью не целуют. Кто же разъяснит? Жить в неведении невозможно.

– Добрый день, – поздоровалась она со старушками и, улыбнувшись через силу, кивнула в сторону молодых людей. – Какая красивая пара.

Бабки покривили синеватые губы, дескать, а нам не нравится… Так вот же идеальные информаторы! Торчать целыми днями на скамейке – это традиция престарелых особ, у которых времени полно, а тратить его некуда. Да они про всех знают абсолютно все, разведки мира отдыхают по сравнению с дворовыми бабульками. Надежда Алексеевна провокационно произнесла с легкой завистью:

– Наверное, недавно поженились…

– Не угадали, – фыркнула дородная бабуля, одетая в тряпки из секонд-хенда.

– Не угадала? – подняла брови Надежда.

– Девчонка поселилась здесь года полтора назад…

– Квартиру ей купил один богатый дядька… – подхватила вторая, худющая, как щепка. Но у этой старухи материальная база покруче, на ней болтался дорогой махровый халат на три размера больше, на ногах – шерстяные носки и (о, боже!) резиновые калоши. Карнавал, да и только.

– Папик, – подсказала первая со знанием дела.

– Ага, – кивнула вторая. – Он самый. Так называют любовников молодые девки.

Первая бабуля округлила глаза, оказывается, она не все знала:

– Откуда ты взяла, что купил ей? Может, себе купил, а она просто живет на его жилплощади.

– А я платежки видала! – выставила контраргумент подружка в халате. – Все на ее имя. И машину он купил ей, она ж не работает, а деньги есть – откуда, м? Не догадываешься? Так вот этот папашка бывает у Инны два-три раза в неделю.

– Чаще, – уточнила первая. – Иногда так каждый день заезжает, а то и утречком. Перед рабочим днем… Понимаете?

– Инна? – заинтересовалась Надя. – Это…

– Имя у нее такое, – пояснила первая бабка.

– Этот самый папашка только что от нее вышел, – несло вторую. – Ночевал, видать, у Инны.

Безусловно, Валера ночует у Инны, но когда жена в отъезде. Сегодняшнюю ночь он провел дома, старушки этого не знают.

– Что вы говорите, – искусственно изумилась Надежда. – Подождите! Вы сказали – только что. Но только что она была с тем красивым парнем. Они что, оба… ночевали у нее?

– Уж не знаю, не знаю, – заиграла бесцветными бровками вторая, давая понять, что незнакомка попала в точку.

– Да будет тебе чушь нести! – осадила бабку первая. – Молодой приходит сюда один-два раза в неделю, когда старого не бывает…

– А где ж этот молодой был-то сейчас? – изумилась вторая.

– Не знаю! – огрызнулась первая. – Может, в подъезде ждал.

– Один для тела, второй для денег, – заявила вторая, отказавшись от спора, и, по мнению Надежды Алексеевны, попала в точку. – А вы к кому?

– К Авраменко, – ляпнула первое, что пришло в голову. – Ой, вы знаете, я пока с вами говорила, забыла код…

– Но здесь Авраменков нет, – сказала вторая старушка.

– То есть? – разыграла удивление Надя. – Улица Карамзина, 117…

– Но это Карамзина, 111 «Б», – рассмеялась первая старушенция. – Вы не туда попали.

– О боже! – вскинулась Надежда. – Я же опаздываю… Извините и… спасибо за беседу.

В салоне автомобиля она упала на сиденье, закрыла глаза и долго полулежала без движений. Мысли… их было так много… Некоторые назойливо лезли на первый план, например, «один для тела, другой для денег». Сейчас этот формат отношений довольно-таки распространен, но девочка…

– Молодец, однако, – проговорила Надежда, вставляя ключ в зажигание. – Предприимчивая крошка, выдрала у папашки квартиру, машину, шмотки, без сомнения, тоже он покупает. Родной дочери, значит, – ни квартиры, ни машины, а шлюхе – пожалуйста. Ладно, миленькая, ты у меня пятый угол искать будешь. И ты, дорогой, попляшешь.

Она завела мотор и отправилась домой. Да, домой, в родное гнездо, а работа… Да к черту работу, к черту деловые встречи, бумаги, подписи, подчиненных, шефов – это сейчас ерунда. Надежде Алексеевне необходима пауза, чтобы хорошо все обдумать и принять правильное решение. Решение, которое не вернется к ней бумерангом.

4

Снова она…

– Зайдешь или подождешь в машине? – спросила Сати, остановившись во дворе, но не глуша мотор.

Константину нравилась ее манера говорить и не смотреть на собеседника, словно она разговаривает с вассалом, не достойным ее царственных очей. Улыбаясь, он рассматривал идеальный профиль с абсолютно прямой линией носа, плотно сомкнутые губы, приподнятый аккуратный подбородок и длинную шею. Не услышав ответа, Сати повернула к нему лицо, и Константин кивнул:

– Зайду. Пить хочется…

– Хорошо. Но сначала, будь добр, поставь машину в гараж. Да, и не забудь вызвать такси.

Выйдя из машины, она направилась к особняку, а Константин пересел на место водителя и наблюдал за ней. Сати плавно поднялась по ступенькам, зашла в дом, ни разу не взглянув в его сторону. Любая другая женщина раз десять оглянулась бы, пока шла к дому, и чего-нибудь изобразила лицом, давая понять, как неравнодушна к нему. А Сати будто забыла про Костю, будто там, в доме, есть нечто гораздо более важное. Он заметил: когда она определяет цель, то четко следует к ней, не размениваясь на мелочи. Выходит, Константин мелочь, раз ей не до него? Не очень приятная мысль, он как раз хотел бы иного отношения к своей замечательной персоне со стороны Сати. Красота, конечно, страшная сила, но тогда, когда полна безразличия. Вздохнув, Константин вставил ключ в зажигание.

– Леся! – тем временем звала Сати, снимая пальто в прихожей.

– Здесь я! – прибежала домработница, экономка и сторожиха в одном лице, полнотелая, румяная, немногим старше самой Сати. Хозяйка не становилась на одну ступень с прислугой, в то же время предпочитая уважительное отношение, тем самым рассчитывая на беспрекословное подчинение.

– Принесите что-нибудь попить Константину. Он сейчас поставит машину и придет.

– А что именно? – спросила Леся. – Спиртное или…

– Или.

– Я компот сварила. Взвар. Без сахара.

– Отлично. – Бросив на столик под зеркалом перчатки, Сати осведомилась: – Где Элла?

– В мансарде, где ж еще!

– Вы проверили окна?

– А то! Оставила форточку открытой. Одну… ту, что высоко… и балкон заперла на ключ.

– Как она?

– Да хорошо. Никаких психов с капризами, покушала, про художника мне рассказывала… про этого… испанца…

– Эль Греко?

– Ага, – обрадовалась Леся, всплеснув пухлыми руками. – Никак не запомню. Еще смеялась… даже пела наверху. Я бы позвонила, если б что.

Сбросив туфли, Сати босиком поднялась на третий этаж, тихонько открыла дверь и заглянула в просторное помещение под крышей. Элла сидела на полу к ней спиной, собранные в хвост на затылке волосы цвета темного пепла доставали до пола, при каждом движении пряди вздрагивали.

Мансарда не разделена на комнаты, однако третий этаж имеет свой коридор и туалет с умывальником. Сама комната прямоугольная, из мебели – два дивана и кресла у стен, есть рабочий стол у окна и столик-бар на колесах, но вместо закусок и бутылок на его полках краски, карандаши, кисти. Под потолком матовый квадрат вместо люстры, дающий вечерами рассеянный свет, одинокий торшер – у двери, его переносят, если надо. Все. Нет ни занавесок, ни ковров, ни украшательств, да и уюта как такового тоже нет – слишком скупой интерьер. Впрочем, украшением можно назвать ассиметрично расположенные по стенам разной величины окна, которые создавали иллюзию огромного пространства, особенно когда комнату пересекали солнечные лучи.

Вокруг Эллы лежали листы бумаги, ярко раскрашенные красками и цветными карандашами. Она рассматривала свои рисунки, какой-то откладывала, брала другой, что-то сравнивала.

– Ну чего ты там застряла? – вдруг спросила.

Но не обернулась. Элла почувствовала Сати, узнала ее каким-то внутренним зрением. Такое часто случается с ней, поэтому не удивляло. Сати присела на пол рядом с Эллой и взяла один из рисунков, затем второй. Возможно, многие не поймут изображений, возможно, назовут их абстракционизмом, кубизмом, модернизмом или еще каким – измом, но в этих кричащих красках теплился некий тайный смысл. Во всяком случае, они воспринимались Сати на эмоциональном уровне.