Сергей ГОРОДНИКОВ - РУССКАЯ РУЛЕТКА Страница 8

– … Мы все сейчас двойные-тройные агенты. Пойми, чудило, у нас теперь самая настоящая борьба за выживание. Социал-дарвинизм. Слышал такое? …

– Дай подумать, – вставил я, чтобы хоть как-то остановить его. – У меня уже мозги набекрень.

Он хлопнул меня по плечу и перешёл на спокойный и уверенный деловой тон.

– Хорошо. Я тебе позвоню вечером. Скажем… – он на мгновение сосредоточился, что-то припоминая, – скажем, в половине восьмого. Идёт?

– Замётано, – кивнул я, используя тот язык, которым он со мной говорил. Мне надо было скорее вернуться домой и выспаться.

Он повернулся и зашагал обратно. Я же остался стоять, глядя в тёмную и таинственную чащу леса, единственного свидетеля того, что я услышал и должен был обдумать. Я глубоко вдыхал хрустально-прозрачный воздух, насыщенный запахами увядающих листьев, чудесными запахами. Как редко на них обращаешь внимание.

Машина заурчала и быстро подкатила ко мне. Открыв дверцу, я плюхнулся на заднее сидение, и она тут же рванулась вперёд, развернулась на скользком асфальте и понеслась в обратном направлении. Краем глаза я успел заметить, что подъездной дорогой за лесом, не включая фар, выехал джип. Джип стал догонять нас. Через заднее стекло казалось, в нём скрываются опасные безликие преступники, и это внушало тревогу. Он пристроился в полусотне метрах, следуя за нашей машиной мрачной тенью. Я отвернулся к Ивану.

– Вижу, – сказал он с напряжённым спокойствием, точно происходящее не было для него неожиданностью. – Проверяют меня на вшивость. – Он злобно хохотнул. – Сейчас в обморок упаду!

Он протянул руку к бардачку, вынул оттуда револьвер и положил оружие возле бедра. Наверное, именно тогда я решил, мне придётся помогать ему. Но прежде требовалось прояснить один вопрос.

– Какие у тебя с ней отношения?

Собственные слова прозвучали как-то неестественно. В зеркальце мне было видно его лицо. Не отвлекаясь от дороги, он чуть повернул голову в мою сторону.

– Ты что, не понял, о чём я предупредил? Она не порхающий мотылёк. Дважды побывала замужем, а это о многом говорит. Но я с ней не спал. Хотя, наверное, мог бы, если б захотел.

Я заметил, что джип отстал; расслабился и расположился удобней.

– А Оксана? Как будто ревнует к ней.

– Ты здорово ошибаешься. – Тема ему явно не нравилась. – Я же не расспрашиваю о твоей личной жизни.

– А я и не скрываю. Моя личная жизнь в тупике и застое. Так они подруги?

– В некотором роде, – равнодушно, не сразу ответил он.

Разговор был исчерпан и больше не возобновлялся. Мы всё высказали каждый другому, и необходимость быть вместе постепенно начинала тяготить меня. Закрыв глаза, я погрузился в свистопляску мыслей, образов, от которых в конце концов слабо закружилась голова. Сдерживая подступающую тошноту, я приподнял веки и тупо уставился в крепкую шею Ивана. Я был не в силах оторвать от неё взора.

У выезда на Можайское шоссе он сбросил скорость, подкатил к автобусной остановке. Достав из деловой сумки бумажник, он вынул и протянул мне несколько крупных банкнот.

– Прости, старик, но мне придётся делать большой крюк. А я тоже хотел бы немного поспать.

– Ладно, – сказал я, приободряясь и забирая деньги. – Поймаю такси или попутку.

Я вышел на мостовую, а он сразу отъехал. Через минуту огней его «БМВ» уже не было видно.

Вернувшись домой, я принял тёплый душ и завалился в постель с таким наслаждением, какого давно не испытывал. Нежно обняв подушку, успел только подумать, что скоро рассвет и надо б задёрнуть штору…

4

Чудилось, я на четвереньках выбираюсь из трясины и мне не за что ухватиться. Наконец, осознал, меня не отпускал тяжёлый сон, а спальню заливает дневной свет. Быстро проясняющиеся воспоминания о ночных приключениях и разговорах не доставляли радости, и, переваривая их в голове, оставаясь в полудрёме, я с чистой совестью валяться ещё с полчаса. Легко было думать только о Вике, хотя вспоминал о ней без особых чувств, рассудительно оценивая мелочи общения и поступков. В её повадках и словах угадывалось сдерживаемое, дремлющее сладострастие. Оно, как джин в бутылке, ждало своего часа, готовое вырваться на волю и, пусть временно, творить самые невероятные безумства. Многообещающая барышня, забыть её нелегко, впрочем, забывать и не хотелось. Высказывания Ивана о ней, представлялись намеренно несправедливыми и подозрительными.

С такими мыслями я усилием воли заставил себя отбросить одеяло, подняться. Растёр пальцами виски, отыскал ногами тапочки и прошлёпал в ванную комнату. Лохматый тип в белых трусах и свободной майке приблизился к зеркалу над раковиной, и его заспанное недовольное лицо мне совсем не понравилось. Только получасовой бег по парку и тихим переулкам, затем горячий и холодный душ заставили меня изменить мнение об этом субъекте в лучшую сторону. Он начинал мне казаться привлекательным. Выбритое электробритвой лицо, обрамлённое ровно постриженными каштановыми волосами, вполне могло быть увековечено на обложке крутого детектива.

Яичница, индийский кофе и несколько бутербродов с российским сыром, который к своему удивлению обнаружил в холодильнике, подкрепили меня, и мои мысли обратились к предстоящим делам. Придвинув ближе телефонный аппарат, я набрал номер и, назвавшись, предупредил развязную девицу, что подъеду через полчаса. Не дожидаясь, пока она доложит об этом своему хозяину, я положил трубку и поставил регулятор громкости звонка на минимум. Когда уже был в прихожей, в спальне раздался приглушённый трезвон и чуть слышно затарахтел второй аппарат на кухне. Делая вид, что не обращаю на них внимания, я надел лёгкий свитер, выправил перед зеркалом воротник рубашки и в стенном шкафу отобрал тёмно-серый плащ, тот, который был поновее. Проверив ключи в кармане, вышел на лестничную площадку и мягко закрыл дверь.

Последнее время замок подводил, что-то в нём сломалось. Достаточно было сильно рвануть ручку на себя, и дверь открывалась. В сотый раз я клятвенно пообещал себе, сегодня же заменю паршивца таким, который будет надёжным и верным, как сторожевая собака. По привычке я спустился со своего третьего этажа лестницей. Внизу, против открытых створок лифта возился худой электрик в старой джинсовой куртке и застиранных тёмных брюках. Растрёпанные волосы его были с проседью. Русский работяга, каких легион. Снимая отвинченный щиток с кнопками, он остановил меня просьбой:

– Кусачки не подадите?

Измазанным пальцем он показал на раскрытый сундучок, в котором лежали инструменты и разный электротехнический хлам. Я выбрал небольшие кусачки, подал ему.

– К вечеру будете пользоваться, – заверил он меня. – Лифт не такой уж старый. В других домах только и делаем, что чиним. А где запчасти взять? Торгаши заводы скупили. Что им, лифты, что ли, нужны? Не страна, а жульё на жулье, да такие дураки, как я.

Мне нечего было возразить, и я промолчал, направился дальше. Открывая дверь подъезда, слышал, как он сплюнул в сердцах.

Голубой «шевроле» я купил по случаю, очень дёшево; у него барахлило сцепление. Но почти в стоимость мне обошёлся ремонт. Знакомый механик сработал на совесть. Уверял, что перебрал и отрегулировал всё, что нужно, и машина не подведёт, если к ней относиться по-человечески. Я старался следовать его совету, и «шевроле» пока, действительно, не подводил.

На этот раз я ехал к офису возле Садового кольца на встречу с чистопородным армянином. Из тех, кто голодные и плохо одетые приезжают в Россию, а через год-два уже владеют квартирами, дачами, ходят в кожаных куртках и белых носках, обзаводятся золотыми зубами и своим бизнесом, под которых они, как правило, понимают какие-нибудь воровские афёры. «Шевроле» катил в плотном хороводе других машин, а мысли, никуда не спеша и не суетясь, выплясывали в своём кругу. Мне почему-то вспомнилось, как ещё до горбачёвской перестройки знакомый грузин, весьма неглупый и интеллигентный, уверял меня, что абхазцы воры по природе своей. Они-де впитывают склонность к воровству с молоком матери. Если абхазец не украдёт чего-нибудь в течение дня, хоть чайную ложку из столовой, он не может заснуть, ему мнится, друзья и соседи не считают его мужчиной, у него падает потенция, способность к деторождению. И бороться с этой склонность, всё равно, что объявлять им геноцид, со всеми вытекающими последствиями и реакцией мировой общественности. Из всего этого мой знакомый грузин делал весьма пессимистический вывод: мы вынуждены закрывать глаза на пороки абхазцев и даже поощрять их ради размножения данного народа в соответствии с коммунистическими идеалами.

Я не мог забыть эту хитрую философскую систему, и она помогла мне довольно безболезненно разобраться в проблеме суверенитетов кавказских народов. В сущности, чего хотят, к примеру, чеченцы? Только тот, кто читает свидетельства истории с закрытыми глазами, не заметит, что они всегда были абреками, по суди – разбойниками. Лев Толстой писал об этом всю жизнь, такое впечатление о них сложилось у него после пребывания на Кавказе. Чего же они хотят сейчас? Чтобы им дали возможность быть самими собой и перестали насиловать их природу. Они совершенно искренне считают разбой узаконенным способом своего существования. А государство, с их точки зрения, не должно мешать им собираться в шайки, шнырять по России, грабить, убивать, а потом скрываться с добычей в границах неприкосновенного для России суверенитета. Кто утверждает, что Чечня – это гнездо будущих террористов, вроде Ливии, тот не прав. Чеченцы никогда не были террористами, к терроризму у них нет склонности. Они просто хотят быть абреками, и никакая цивилизация им не нужна, чихать они на неё хотели с высокой мечети. И текущее развитие чеченских событий замечательно подтверждает то, что я понял уже давно.