Дело Марины Мнишек - Михаил Исаакович Роговой Страница 8

Выпив водки, Антипов снял пиджак, где находились его паспорт, водительские права и другие документы, и пошел во двор осмотреть машину. Во дворе услышал, что пришла милиция. Он не ожидал ее, вспомнил, что только сейчас выпил водки, и решил, что теперь не сможет доказать, что сбил человека случайно. Антипов предупредил жену, схватил початую бутылку водки, потом вскочил в грузовик и пытался на нем скрыться. Он хотел уйти от милиции и переждать где-нибудь, пока улетучится у него запах водки, после этого он намеревался явиться в милицию с повинной. Бутылку с водкой Антипов выкинул в окно кабины.

Когда Антипов увидел, что его нагоняет милицейский мотоцикл, то совсем потерял голову. Несмотря на приказ с мотоцикла, он не остановил грузовик и оказал сопротивление сотруднику милиции, когда тот проник к нему в кабину. Увидев железнодорожный переезд и закрытый шлагбаум, он подумал, что теперь уже все пропало, и принял решение разбить машину и разбиться самому.

На плодоконсервный комбинат Антипов поехал с вечера, потому что теперь сезон, когда все пригородные хозяйства сдают на комбинат яблоки, и если с вечера не занять очередь, то можно простоять на жаре весь следующий день. Принимать яблоки на плодоконсервном начинают с 7 часов утра.

Протокол мною прочитан, записано верно, в чем и расписываюсь.

Антипов.

Допросил Волынский.

ГЛАВА 4

Полковник Искаков откинулся на спинку стула и поморщился от боли. Он постарался принять удобное положение, но печень болела, хотя он не нарушал в эти дни диету. Но знал, почему она болит: он нервничал, предстоял неприятный разговор. «Неприятный» — не то слово, разговор предстоял тяжкий. Лейтенант Алексеев был и смел и умен, но какое это имело теперь значение: он нарушил закон. Полковник помнил, как Алексеев явился впервые представиться ему, их было четверо только что окончивших высшую школу МВД — Алексеев, Есенов, Волынский и Митько. Все они, в том числе и Алексеев, оказались перспективными работниками, но теперь никакие его положительные качества значения не имеют… Наверно, все так и было, как он пишет в рапорте, наверняка было: задержанный провоцировал, но он, Алексеев, не имел права, не смел сделать того, что сделал! Он, призванный стоять на страже закона, — это его долг, его работа, прямая работа, главное в его работе! — сам преступил закон, и здесь нет, не может быть никаких извиняющих обстоятельств.

Искаков достал из ящика письменного стола пузырек, вытряхнул на ладонь желтую таблетку и проглотил. Таблетка застряла в горле, пришлось налить из графина стакан воды.

Искаков запер свой кабинет и направился по длинному коридору, освещенному лампами дневного, а на самом деле фиолетового света, к Пахомову.

Он постучал в дверь и, не задерживаясь, — его ждали — открыл. Увидев полковника, Пахомов и лейтенант Алексеев поспешно встали.

— Садитесь, — разрешил полковник и прошел к покрытому синим сукном столику. Он посмотрел на продолжавшего стоять Алексеева и подумал, что за эти три дня лейтенант заметно осунулся. Искаков решил, что следует сказать только главное.

— Прошу подать рапорт с просьбой уволить из органов, — сказал он.

Алексеев не возразил.

Полковник знал, что Алексеев понимает его — иначе нельзя. Все же он спросил:

— Есть возражения?

— Нет.

Лейтенант вел себя молодцом. Но это и было самое тяжкое в разговоре, что лейтенант вел себя молодцом…

Искаков перевел взгляд на Пахомова, на его заклеенную пластырем крест-накрест скулу с выступающим сейчас желваком. О чем сейчас думал Пахомов, Искаков тоже знал — что Алексеев способный, очень способный работник, что он ведет себя молодцом, но полковнику не требовалось этого объяснять… Однако закон есть закон, и Алексеев нарушил его!

— Закон есть закон, — сказал Искаков вслух и этим объяснил все, заканчивая разговор.

— Разрешите идти?

— Погодите… — остановил Алексеева Пахомов и обратился к полковнику: — Лейтенант Алексеев сейчас выполняет ответственное задание.

Искаков не ответил.

— Может все сорваться…

— Будь по-вашему, — согласился Искаков и повернулся к Алексееву. — Подадите рапорт после завершения операции.

«Вот и весь разговор», — подумал Искаков, но легче ему не стало. Пахомов осуждает его? Искаков знал, что нет, Пахомов не осуждал, Пахомов все понимает не хуже, чем он сам. И все же…

Пахомов молчал.

— Девять часов, приглашай людей, — первым заговорил Искаков. (Он был прав и поэтому считал, что должен заговорить первым).

Пахомов стал звонить по телефону.

— Валентина Дмитриевна еще не уходила с вечера, — сказал он, кладя наконец трубку. — Я обещал ей разрешить присутствовать на разборе дежурства. Не возражаешь? Она сейчас у Волынского.

— Пусть присутствует.

Когда Валентина и Волынский вошли к Пахомову, в небольшом кабинете майора собрались уже все участники оперативной группы.

— Валентина Дмитриевна, — окликнул Есенов и показал на свободные стулья рядом.

Полковник тоже встретил приветливо.

— Здравия желаю. — Он поднялся ей навстречу и протянул руку. — Вижу, наши уже признали вас. Это хорошо.

Как всегда, когда с ней разговаривал полковник, Валентина немного смутилась.

Она и сама не знала почему. Вряд ли на нее производил впечатление его чин: Валентина была журналисткой, а значит, была выше всяких чинов, впечатления они на нее не производили и разговору с человеком не мешали. Значит, возраст?.. Может быть. Искаков был старше ее на пятнадцать лет, голова у него уже седая (почти седая), но он был высокий, стройный, подтянутый и глаза у него еще молодые — Валентина каждый раз не могла определить для себя, как ей держаться с Искаковым.

— Товарищи по оружию, — сказала она. — Всю ночь была с ними на дежурстве.

— Да, хлопотное выдалось. Мне говорили, вы не сомкнули глаз… Но что значит молодость — совсем незаметно.

Валентине села у окна рядом с Есеновым.

— Митько, — представил ей Есенов своего соседа, смуглого, серьезного старшего лейтенанта. — Наш Саша Митько.

— Александр Митько, — поправил старшин лейтенант, привставая.

Валентина улыбнулась ему, перевела взгляд на полковника.

Ей было неприятно, что Искаков заговорил о ее молодости. Сам полковник выглядел сегодня необычно усталым, немолодым. Щеки у него были бледны, даже с желтизной — или ей так казалось, оттого что за окнами было по-утреннему солнечно и зелено и свет из окна падал прямо на полковника. Он сидел сейчас, склонив седую голову, внимательно читал какие-то бумаги в папке, которую вынул из сейфа Пахомов. (Вот уж кого она всегда воспринимала немолодым, хотя удивительно — ведь Пахомов на два года моложе полковника! Но такой уж