Спрятаться не поможет - Марина Серова Страница 9

ее жизни я не спросила, кто написал это полотно. Фотография черно-белая, и непонятно, оригинал это, репродукция или копия. Но мама стоит с кисточкой, как будто доделывает какие-то детали, вот и остается догадываться, чья это работа. Хотя я думаю, картина не мамина, либо на бумаге выполнена репродукция, либо мама у кого-то в гостях и позирует с кистью. Не может быть такого, чтобы человек, не занимающийся серьезно живописью, так хорошо скопировал произведение искусства.

– И чем же закончилось рисование заката? – поинтересовалась я.

– Ну, Кира вроде ничего путного не нарисовала, – вернулась к предыдущей теме Елена. – А вот бабушка, по словам дочки, сделала очень красивую картину в альбоме. Жаль только, тот альбом потерялся. Наверное, с переездом куда-то пропал – ведь всех вещей с собой не увезешь. А я бы очень хотела найти ту картину – в память о маме… Ладно, я что-то совсем вас заболтала. Можете не разуваться, проходите в обуви, а я попытаюсь поговорить с Кирой.

Сама Елена сняла туфли и аккуратно поставила их на тумбочку. Я последовала ее примеру – не хочется топтать уличными кроссовками чистый пол. Белоусова прошла прямо по коридору к запертой белой двери и постучала.

– Дочка, открой, пожалуйста! – попросила она. Спустя некоторое время дверь комнаты отворилась. Я увидела на пороге худощавую девушку среднего роста, одетую в серую майку и легкие шорты. Темно-каштановые волосы Киры были подстрижены под «каре», челку она заколола, чтобы та не мешалась. Лицо девушки выражало недовольство, словно мать отвлекла ее от какого-то важного дела. Однако испуга в глазах Киры я не заметила – непохоже было, что она чего-то сильно боялась.

Заметив меня, Кира нахмурилась и проговорила:

– Что случилось? У нас гости? Я занимаюсь, и у меня болит голова.

– Это я уже слышала, – спокойно заметила Елена. – Кира, это Евгения. Она хочет с тобой поговорить.

– Зачем? – девушка посмотрела на меня враждебно и заявила: – Мне некогда.

Я подошла ближе и, видя замешательство Елены, вступила в разговор:

– Кира, я хочу поговорить с вами по поводу ваших занятий в училище. Точнее, по поводу ваших пропусков пар.

– Вы что, из художки? – изумилась Кира. – У меня мигрень, я говорила Снежанне Александровне. Справки нет, но я делаю домашние задания дома.

– Нет, я не из училища, – покачала я головой. – Я – ваш телохранитель, и мне вы можете рассказать все, что вас беспокоит в последнее время. Мы можем поговорить наедине?

Кира посмотрела на мать, в ее взгляде теперь читалось искреннее удивление. Не сказав ни слова, она перевела взгляд на меня и, немного поколебавшись, спросила:

– Это правда? Вы действительно телохранитель? Или это ложь? У вас есть доказательства?

– Естественно, – я вытащила из кармана свое удостоверение и протянула Кире. Девушка внимательно просмотрела его, изучила с разных сторон, а потом вернула его мне. Однако я видела, что Кира сомневается.

– Могу показать лицензию на оружие и документы, удостоверяющие мою личность, – заявила я. – Мне от вас нечего скрывать, вы вправе требовать подтверждение того, что я та, за кого себя выдаю.

– Ну, удостоверение может быть поддельным, – заметила Кира.

– Дочка, это я наняла Евгению, – проговорила Елена. – Можешь ей верить, она не мошенница и не преступница. Евгения Охотникова – лучший телохранитель в Тарасове, она многим людям помогла. Это проверенная информация.

– Ладно, допустим, – произнесла Кира. – Хорошо, я согласна с вами поговорить. Только наедине, хорошо?

– Конечно, – кивнула я головой.

– Я пойду в кухню, чтобы вам не мешать, – сказала Белоусова. – Если хотите, можете закрыться в комнате, но я и так не войду.

С этими словами Елена направилась по коридору в глубь квартиры. Я улыбнулась Кире и спросила:

– Можно я войду?

Девушка кивнула, и я прошла в комнату молодой художницы. Кира заперла за мной дверь на замок – вероятно, она не доверяла матери и боялась, что та войдет или захочет приоткрыть дверь, чтобы подслушивать нас. При желании Елена запросто могла бы услышать, о чем мы разговариваем – сомневаюсь, что из кухни ей ничего не слышно. Однако едва я зашла в комнату, как услышала тихие звуки какой-то телепередачи – похоже, на кухне находился телевизор, и Белоусова специально включила его, дабы не мешать нам с Кирой. Что ж, весьма разумно с ее стороны, по крайней мере можно надеяться на то, что девушка решится на откровенный рассказ о событиях, так взволновавших ее.

Кира прошла к столу возле окна и села на табурет. Комната девушки была хоть и просторной, но едва вмещала всю находившуюся здесь мебель и художественные принадлежности. Здесь царил не такой порядок, как в коридоре – письменный стол был весь завален листами, из-под них едва виднелась клавиатура включенного ноутбука. Рядом стоял открытый чемоданчик на ножках – как я догадалась, этюдник. На кровати лежали огромные листы с рисунками, выполненными карандашом. В комнате находилось два шкафа – один, как я поняла, для одежды, другой – книжный сервант, заставленный толстыми томами. Наверняка литература об искусстве, подумала я про себя. На полу стопкой стояли холсты разных размеров. Некоторые из них были пустыми, некоторые были измазаны масляными красками, по крайней мере я видела сбоку неаккуратные мазки. На самом крайнем полотне я увидела натюрморт – металлический самовар на столе, возле которого стоят чашки, заварочный чайник и лежит полотенце. Фоном для постановки служили бордовая тряпка с узорами и белое полотенце с красной вышивкой.

– Это вы написали? – кивнула я на холст. Кира сидела на стуле, буравя меня испытывающим взглядом. Мой вопрос вызвал у нее удивление – вряд ли девушка ожидала, что я стану интересоваться ее живописью. Немного погодя, она кивнула.

– Да, а что?

– Красиво, – заметила я. – Никогда не умела рисовать.

Натюрморт и в самом деле мне понравился, несмотря на то что он стоял боком и картинку я видела не фронтально. Я не разбираюсь в живописи, но было в работе Киры нечто необычное, заставляющее долго изучать ее работу, не отрывая взгляда. Можно сказать, картина притягивала к себе, хотя некоторые предметы были не совсем ровными, а на красной тряпке переливались разноцветные мазки разных размеров. Но в целом полотно смотрелось гармонично и не вызывало какого-либо диссонанса. Тетушка Мила, как я уже говорила, порой вытаскивала меня на выставки или на вернисажи,