Кристофер Мур - Дом духов Страница 32

– Эти ребята крутые. И очень умные. Они используют поддельные дипломатические номера, – произнес Кальвино с длинным вздохом. – В Таиланде все посольские автомобили имеют белые таблички номеров для сотрудников и голубые для дипломатов. Каждое посольство имеет свой собственный, постоянный номер. Номер 86 принадлежал Соединенным Штатам Америки.

– Если только ты не думаешь, что американские дипломаты убивают катои, живущих в трущобах.

* * *Разговаривать с Кико было все равно что играть в шахматы с мастером. Она всегда оказывалась на пару ходов впереди, и Кальвино никогда не был уверен, каким будет ее следующий ход. После ужина они вышли на улицу, и там ее ждал шофер в новой, только что вымытой и отполированной красной «Тойота Королла». Шофер открыл перед ней дверцу и стоял по стойке «смирно». Он напоминал часового при появлении генерала. Последовало долгое, неловкое молчание.

– Тебя подвезти? – спросила она Винсента.

– Не заедешь выпить?

Кико обдумала его предложение. Она никогда еще не бывала в его квартире.

– Если хочешь, – ответила она наконец.

– Отошли своего шофера. Я люблю такси. Это во мне говорит житель Нью-Йорка. – Кальвино подумал, как она приезжает в Клонг Той на «Тойоте». Должно быть, это производит большое впечатление.

Кико на мгновение заколебалась, глядя на шофера, который опустил глаза вниз. Потом махнула ему рукой.

– Ты на сегодня свободен, Понг.

Тот сел за руль и уехал.

Такси остановилось у дома Кальвино. Ночью многоквартирное здание выглядело еще более убогим. В темноте это плоское, приземистое строение, стоящее на высоких, узких сваях, напоминало армейские казармы с маленькими балкончиками. Кико вошла вслед за ним в сломанную калитку. Выгоревшие желтые кирпичи делали его призраком в ночи, ветер шевелил листья кокосовых и банановых пальм. Крысы с длинными туловищами, похожие на гончих псов, шумно сновали по кучам свежего мусора, вываливающегося из двух больших плетеных корзин. Кико тихонько вскрикнула.

Винсент взял ее руку и сжал.

– Испугалась? – спросил он.

– В общине их тысячи, – ответила Кико, сердце билось у нее в горле, хотя она пыталась притворяться храброй.

Залаяла одна из собак служанки, к ней присоединилась дюжина других. Два дворовых пса лениво вышли из тени и стали нюхать лодыжки Кико. Та застыла.

– Эту зовут Пуй. Она убивает крыс, – сообщил Кальвино.

– Пуй может укусить?

– Только крыс.

Глаза Кико казались большими при лунном свете. Они медленно пошли по подъездной дороге, обходя трещины и провалы в бетоне, который стал похож на смятую простыню. Кико вцепилась в руку Винсента, оглядываясь на собак, идущих за ними по пятам.

В здании было четыре квартиры. Миссис Джэмтонг и две ее дочери жили в цементном подвале. Она держала шесть собак и кормила еще полдюжины бродячих псов. Она любила собак. Ее дочери выращивали длиннохвостых попугаев, которых продавали на воскресном рынке. Они держали их в огромной проволочной клетке, на которую по ночам набрасывали полотенца и одеяла, чтобы птицы спали. Это был импровизированный способ заработать деньги для людей, у которых не было профессии, образования и связей. Или покровителя, который помог бы платить ежемесячно за жилье. Этот жилой район вызывал ощущение убогости, заброшенности и нищеты: большие крысы, запущенные собаки и вонь птичьего помета в жаркую, безветренную ночь. С собаками и крысами Кико могла справиться.

– Не так уж отличается от Клонг Той, а? – сказал Кальвино, когда они подошли к лестнице. – Тебе не видно в темноте, но в дальнем углу стоит дом духов.

Кико ахнула. У ее ног, прямо перед лестницей, лежала большая дохлая крыса. Свежая кровь текла из раны на ее загривке. Кико с трудом сглотнула. У нее подогнулись ноги, и на мгновение ей показалось, что ее стошнит. Она могла настроиться на Клонг Той. Но здесь было другое место для жизни, за пределами ее работы там. Кико не ожидала, что Винсент живет на задворках. Она сжала его руку.

– Умница, Пуй, – сказал Кальвино, присел и подозвал к себе собаку. Виляя хвостом, та подбежала и позволила почесать свой подбородок.

– Я когда-то знал парня в Бруклине, которого кокнули, – сказал сыщик, глядя снизу на Кико. – Ему отомстили за собаку, принадлежавшую боссу мафии. Босс был сентиментальным и любил свою собаку.

– Кокнули? – переспросила она.

Кальвино поднялся и достал ключи.

– Ему выстрелили в затылок. Как Бену Хоудли. Только Бен, мне кажется, столкнулся с чем-то более крупным и более важным, чем собака. Поэтому его кто-то убил. Это доказывает, что в этой жизни, если хочешь остаться в живых, ты должен быть осторожным насчет того, с кем или с чем сталкиваешься.

– Иначе тебя кокнут, – сказала Кико, глядя на дохлую крысу.

Он улыбнулся.

– Или отгрызут уши.

Открыв дверь, Винсент протянул руку внутрь и включил свет. Несколько тараканов побежали по линолеуму, словно игрушки на батарейках. Она прошла вслед за ним на кухню, где армия муравьев разбежалась по столешнице у раковины. Ее глаза обвели длинную комнату, объединявшую зону кухни и гостиной. Кальвино сбросил пиджак и швырнул его на спинку пластмассового стула. Открыл холодильник, достал полупустую бутылку белого вина и налил в бокал гостьи. Бедром закрыл дверцу холодильника. Кико прошлась по комнате и взяла в руки фотографию в рамке маленькой девочки – дочери Винсента.

– Ее зовут Мелоди. Это моя дочь.

Она подняла глаза, и ее внимание привлек «кольт» в кобуре под левой подмышкой Кальвино. Кико начинала понимать, как мало она о нем знает. Неприятности в Нью-Йорке, дочь, квартира в жилом комплексе, похожем на трущобы…

– У нее твои губы, – сказала Кико, пробуя вино. Оно прокисло, и она сморщилась. Но Кальвино так пристально смотрел на снимок Мелоди, что не заметил ее реакции на вино.

– И рот ее матери, – сказал он.

– Тебе тяжело… не видеть ее. Может, поэтому ты не говорил мне о ней. Ну, знаешь, раньше.

– Наверное, мы не обменялись большим количеством личных сведений.

– Может, в этом и беда. Мы так и не узнали друг друга. Постель не дает знания…

Винсент прервал ее.

– А оставляет в неведении. Я эту статью тоже читал.

– Это правда, – сказала Кико.

– Я знаю многих людей, потерявших кучу баллов по ай-кью в Патпонге и в «Сой Ковбой», – сообщил он, жалея, что ему нечего выпить. Его служанка забыла пополнить запасы «Меконга».

Винсент пытался понять выражение ее лица. Кико казалась печальной, ее трещинка на радужке была похожа на лавовый поток сожаления. Она поставила фотографию назад на книжный шкаф и отпила вина. На этот раз постаралась не поморщиться.

– Мы с Мелоди пишем друг другу два-три раза в месяц, чтобы поддерживать контакт. – Это была безобидная полуправда. – Раньше писали. Может, раз в два-три месяца я получаю от нее записку. Она – ребенок. У нее много дел. Много мест, куда надо пойти. Много людей, с которыми надо встретиться. Это жизнь. Не из-за чего впадать в уныние.

– Но ты все равно это делаешь, – ответила Кико, садясь на старый плетеный диван с поролоновыми подушками, наполовину изношенными от старости и солнца, затем свернулась в клубок в одном углу, поджав под себя ноги. – Когда муж бросил меня ради девицы из бара… Я его ненавидела. Бросить меня ради шлюхи! Вероятно, ты не знаешь, как женщина чувствует себя при этом. Когда твой муж решает купить другую женщину и отбросить тебя, будто старую одежду. – Она содрогнулась, запрокинула голову и уставилась в потолок. – Ты чувствуешь себя так же, как когда твоя мать хочет, чтобы ты умерла.

– Я не все сказал тебе сегодня в Клонг Той, – начал он, но Кико либо не слышала его, либо сделала вид, что не слышит.

– Ночи были хуже всего, – продолжала она. – Он отвергал меня, а я скучала по нему. Забавно, правда? Потом он ушел. Мне хотелось заползти в нору и умереть. Однажды утром я встала с кровати, и что-то изменилось. Я уже не ощущала потери. Мне было хорошо. Мне нравилась моя личная жизнь. То, что придавливало меня к земле, исчезло. Я начала работать в общине. Я покупала цветы и расставляла их по комнатам. Я улыбалась себе в зеркало. Я обнаружила, что напеваю. Я снова ожила. Помогала людям, помогала себе. Жила. Знаешь, каково это, обнаружить, что ты поешь, слушать голос, который, как тебе казалось, ты утратила, голос такой же чужой, как голос незнакомки, и он твой собственный, и он веселый и здоровый? Я избавилась от того, что тянуло меня вниз.

– Бунма умер вчера ночью в «Африканской Королеве», – произнес Кальвино.

– В Патпонге? – спросила Кико. Это слово застряло в ее горле, как рыбная кость.

Винсент кивнул. Он жалел, что не выпил. У него пересохло во рту, а губы, казалось, готовы треснуть.

– Мне устроили западню. Он напал на меня. И попытался отнять вот это, – сказал он, похлопав по рукоятке своего револьвера. – И я его убил.

Он сел рядом с ней на диван.